Мечи Дня и Ночи - Геммел Дэвид - Страница 30

Внезапно на скалу опустилась тьма. Аскари встала, взяла Ста-вута за руку и двинулась по карнизу вправо. Карниз стал сужаться, и скоро они уже пробирались по выступу не шире одного фута. Ставут весь взмок, от пота щипало глаза.

— Еще совсем немного, — стиснув его руку, сказала Аскари. У него тряслись ноги, но это крепкое пожатие слегка приободрило его. Аскари то и дело поглядывала на небо, где луна почти уже вышла из-за облаков. Так они добрались до трещины фута в два шириной. Аскари протиснулась в нее, Ставут следом. Внутри стоял кромешный мрак.

— Не отпускай мою руку, — сказала она. — Тут надо идти потихоньку. — Ставут ничегошеньки не видел, но испытывал большое облегчение оттого, что они ушли наконец с карниза. Аскари часто останавливалась и меняла направление. Ставут, не задавая вопросов, шел за ней в холодные недра утеса. — Дождемся луны, — прошептала она, остановившись в очередной раз.

— Луны?

— Да. Придется снова лезть по скале. Терпение. Она скоро выйдет.

Ставут не знал, сколько они так простояли, но наконец сверху стал проникать слабый свет. В каменном потолке была редина, в нее-то и светила луна. Ставут различил во мраке лицо Аскари.

— Там наверху другая пещера, — шепотом сообщила она. — У меня в ней припрятаны кое-какие полезные вещи. Туда нетрудно взобраться. Ты полезай первым, а я буду ставить твои ноги, куда надо.

— Боги! Неужто опять?

— Если жить хочешь.

Ставут полез. Эта скала была сильно выщерблена, и карабкаться, как и обещала Аскари, оказалось нетрудно. Ближе к концу выемок стало меньше, но девушка каждый раз находила опору для его ног. Скоро они, один за другим, снова выбрались на карниз, и Аскари проползла по узкому ходу в пещеру. Здесь в стене, на высоте примерно пятнадцати футов, имелся еще один пролом. В этом естественном окне сияла луна. Только сейчас Ставут почувствовал, как он устал. В пещере лежали дрова, на выступе стоял старый фонарь. Рядом Ставут увидел колчан со стрелами, копье с листовидным железным наконечником, три одеяла и глиняную посуду.

— Целое хозяйство, — сказал он.

Аскари, приложив палец к губам, прошептала ему на ухо:

— Звук в пещерах разносится далеко. Говори тише.

— Сколько еще тут входов? — спросил он, касаясь губами ее щеки.

— Только тот, по которому мы пришли. Джиамады через него не пролезут. Тут нам ничего не грозит. Отдыхай, а я схожу на разведку. — Под самым окном шла каменная полка, и Аскари указала на нее Ставуту. — Бери одеяло и забирайся туда. Не думаю, что они тебя там учуют.

Ставут счел, что это хороший совет. Когда Аскари, захватив лук, уползла обратно в туннель, он взял копье и сделал несколько колющих взмахов. Джиамада этим, может, и не проймешь, однако с ним как-то спокойнее. Затем Ставуту стало ясно, что с копьем в руках ему на полку не влезть. Он обвязался одеялом и просунул копье сзади за пояс. Длиной оно было шесть футов, и наконечник торчал выше его головы. Убедившись, что одеяло держится плотно, он полез по стене.

На подходе к полке копье стало чиркать по потолку, но Ставут кое-как ухитрился перелезть через край. Места там было не больше, чем на широкой кровати, потолок нависал низко — копьем на таком пространстве не размахнешься. Ставут целую вечность ерзал, отвязывая одеяло и вытаскивая копье.

— Боги, ну и болван же ты, — промолвил он под конец.

Скилганнон опустился на колени рядом с раненым крестьянином.

— Это Киньон, — сказал подошедший Харад. В небе сверкнула молния, прокатился гром, и на горящую деревню полил дождь.

— Помоги мне занести его в дом, — попросил Скилганнон. — Осторожно, как бы рана не разошлась.

Они бережно подняли грузного стонущего Киньона. Тот, привалившись головой к плечу Скилганнона, пытался что-то сказать.

— Помолчи, — остановил его воин. — Побереги силы.

Раненого уложили на стол в его собственной харчевне. Скилганнон снял с него кожаный фартук. Рана, чуть ниже сердца, сильно кровоточила. Скилганнон взял со стены лампу и велел Хараду светить. Длинный порез говорил о том, что кинжал скользнул по ребру. О глубине раны трудно было судить, но сердце она не задела, иначе крестьянин уже умер бы. Крови на губах и заметной опухоли по краям тоже не было. Это позволяло надеяться, что легкие тоже целы или только слегка оцарапаны.

— Посмотри-ка, не найдется ли здесь вина или меда, — сказал Скилганнон Хараду. Тот поставил лампу и стал шарить на кухне. — Глубоко дышать можешь? — спросил Скилганнон Киньона. Раненый слабо кивнул. — Тогда тебе повезло, хотя ты пока этого не чувствуешь. Иголка с ниткой есть у тебя?

— В задней комнате, — прошептал Киньон. Скилганнон, порывшись в ящиках комода в маленькой спальне, нашел иголки, моток белых ниток и ножницы. Взятую с кровати простыню он порезал на бинты и вернулся в харчевню. Зашил длинную рану, помазал ее медом, посадил Киньона с помощью Харада и забинтовал ему грудь. В завершение полил повязку вином так, чтобы она пропиталась насквозь. Киньон побледнел. Скилганнон принес ему воды, он напился и опять повалился навзничь.

Скилганнон нащупал пульс у него на шее. Тот сильно частил, но это могло быть следствием перенесенного потрясения. Вместе с Ха-радом они уложили Киньона в кровать. Снаружи хлестал дождь, громыхал гром.

Когда раненый заснул, Скилганнон вышел к сидящему у окна Хараду. Лампы в доме понемногу гасли, но еще можно было разглядеть лежащие на улице трупы.

— Зачем они убили всех этих людей? — спросил Харад. — С какой целью?

— Лиса в курятнике, — пожал плечами Скилганнон.

— Что?

— Лиса, забравшись в курятник, душит всех кур, хотя ей столько не съесть. Оргия смерти. Не знаю, почему так бывает. Некоторым просто нравится убивать. Тот офицер как раз из таких. Долго нам здесь задерживаться не стоит. Смешанных еще много осталось — джиамадов, как вы говорите.

— Нельзя же им Киньона оставлять.

— Я за него не ответчик.

— Тогда уходи, — отрезал Харад. — Я останусь и буду его защищать.

— Нет, Харад, я не уйду, — засмеялся Скилганнон. — За Киньона я, может, и не ответчик, а вот за тебя — да.

Харад уставился на него своими серо-голубыми глазами.

— За меня никто не в ответе.

— Умерь свой гнев. Я хотел сказать только, что ты мой друг, а друзей я в беде не бросаю.

— Как по-твоему, выживет он? — успокоившись, спросил Харад.

— Не знаю. Так-то он крепкий.

— Очень уж крови много.

— Не так уж много. Я терял еще больше и поправлялся через несколько дней. Все зависит от того, не задел ли кинжал важных для жизни органов. Скоро мы это узнаем.

Харад встал, принес с кухни остатки пирога и стал есть. Гроза продолжала бушевать, и постепенно все лампы погасли. Скилганнон, отыскав немного хлеба и сыра, тоже поел. Оба молчали, но молчание не стесняло их. Скилганнон несколько раз выходил посмотреть на спящего Киньона.

К концу ночи дождь стал утихать. Скилганнон, оставив Хара-да дремать на стуле у очага, вышел из дома. Там все еще пахло гарью. Он прошел по главной дороге, ища следы, и наткнулся на джиамада со стрелой во лбу. Кто-то, выходит, все же оказал им сопротивление. Поднявшись выше, он увидел при луне другие следы и тщательно изучил их. Кто-то спустился с гор, постоял немного и бегом припустил обратно. За этим человеком толпой погнались джиамады. Нога у бегущего маленькая, как у ребенка, но судя по ширине шага, он взрослый. Женщина скорее всего. Скилганнон прошел еще немного по ее следу, сильно затоптанному джи-амадами. Теперь он разглядел, что людей было двое — один в сапогах, другой, с маленькими следами, в мягкой обуви.

Он не стал уходить далеко и вернулся в дом Киньона. Там он увидел новые лица — маленького испуганного человечка и двух измученных женщин. Когда нагрянул враг, они и другие селяне убежали в лес на восток от деревни. Скилганнон прошел мимо них к Кинь-ону. Хозяин дома проснулся, и лицо его стало немного живее.

— Спасибо тебе за помощь, — сказал он. — Что звери, ушли?