Легенда - Геммел Дэвид - Страница 43

— Это комплимент, о властелин зеленого леса?

— Не сказал бы.

— К чему тогда ты это сказал? Я ведь все-таки женщина — как мне еще себя вести?

— Ну вот, снова ты за свое. Вернемся к вопросу о доверии. С чего ты взяла, будто я не доверяю тебе?

— Ты не говоришь, зачем пришел сюда, и лжешь по поводу нашего ухода. Что я, по-твоему, — круглая дура? Ты вовсе не собираешься покидать эту злосчастную кучу камней. Ты останешься здесь до конца.

— И каким же путем ты пришла к этому поразительному умозаключению?

— Это написано у тебя на лице. Но не беспокойся — я ничего не скажу ни Йораку, ни остальным. Впрочем, не рассчитывай на то, что я тоже останусь. Я не намерена погибать здесь.

— Каэсса, голубка моя, все это лишний раз доказывает, как мало ты меня знаешь. Что же касается... — и Лучник умолк, заметив направляющегося идущего к ним Хогуна.

Каэсса видела командующего Легионом впервые, и он произвел на нее впечатление. Он шел грациозно, опустив руку на рукоять меча, — светлоглазый, с волевым подбородком и правильными, почти красивыми чертами лица. Каэсса сразу невзлюбила его — и это чувство еще усилилось, когда Хогун перевернул стул задом наперед и уселся лицом к Лучнику, не обращая на нее никакого внимания.

— Лучник, нам нужно поговорить.

— Хорошо — но сперва позволь представить тебе Каэссу.

Каэсса, дорогая, это ган Хогун, командир Легиона. — Хогун обернулся и кивнул.

— Нельзя ли нам поговорить наедине? — спросил он Лучника. Каэсса гневно сверкнула зелеными глазами, однако промолчала и поднялась с места, подыскивая подобающе язвительные прощальные слова.

— Увидимся позже, — сказал Лучник, не дав ей раскрыть рта. — Ты пока поешь чего-нибудь. — Каэсса повернулась на каблуках и вышла. Лучник посмотрел ей вслед, любуясь кошачьей грацией ее движений.

— Ты ее расстроил, — сказал он.

— Я? Я ей слова не сказал. — Хогун снял свой черный с серебром шлем и поставил его на стол. — Впрочем, не важно. Я хочу, чтобы ты поговорил со своими людьми.

— О чем?

— Они болтаются повсюду и насмехаются над солдатами во время учений. Так не годится.

— А что тут такого? Они добровольцы и в армии не состоят. С началом боевых действий это все прекратится.

— Все дело в том, Лучник, что боевые действия могут начаться еще до прихода надиров. Я только что помешал одному из моих людей выпустить кишки этому чернобородому верзиле Йораку. Еще немного — и нам не миновать смертоубийства.

— Хорошо, я поговорю с ними. Успокойся и выпей. Какого ты мнения о моей прекрасной лучнице?

— Я не рассмотрел ее толком. Хорошенькая как будто.

— Как видно, правда то, что говорят о кавалеристах. Вы все влюблены в своих лошадей! Великие боги — так она, по-твоему, всего лишь хорошенькая?

— Поговори со своими прямо сейчас — мне легче станет.

Ссора назревает, а надиры всего в двух днях от нас.

— Сказал же, поговорю. Давай-ка пока что выпьем. Ты горячишься не меньше своих людей, а это вредно для боевого духа.

— Ты прав, — внезапно усмехнулся Хогун. — Так всегда бывает перед боем. Возьми Друсса — он точно медведь с головной болью.

— Я слыхал, ты проиграл фехтовальный турнир толстяку, — хмыкнул Лучник. — Что ж ты так, старый конь? Теперь не время соблюдать субординацию.

— Я не поддавался ему — просто он хороший боец. Не суди о нем опрометчиво, мой друг, — он еще тебя удивит. Как удивил меня. А почему ты сказал, что я расстроил девушку?

Лучник улыбнулся, потом прыснул со смеху и налил себе еще вина.

— Дорогой мой Хогун, когда женщина красива, она ждет... как бы это сказать.., некоторых знаков внимания со стороны мужчин. Тебе следовало дать понять, что ты как громом поражен ее красотой. Следовало потерять дар речи или, еще лучше, начать нести всякую чушь. Тогда бы она всего лишь облила тебя презрением. Ты же отнесся к ней пренебрежительно, и теперь она тебя возненавидит. Хуже того — она сделает все, чтобы покорить твое сердце.

— Не вижу в этом никакого смысла. Зачем ей покорять мое сердце, раз она ненавидит меня?

— Затем, чтобы получить право тебя презирать. Ты что, совсем ничего не понимаешь в женщинах?

— Понимаю достаточно — и знаю, что у меня нет времени на подобный вздор. Может быть, мне извиниться перед ней?

— И дать ей понять, что ты сознаешь, как пренебрег ею?

Дорогой ты мой, и чему тебя только учили?

Глава 18

Друсс с радостью встретил солдат из Дрос-Пурдола — пусть их немного, но их прибытие доказывает, что Дельнох не забыт окружающим миром.

И все-таки людей сильно недостает — защита будет очень нестойкой. Первое сражение на Эльдибаре, первой стене, либо поднимет боевой дух, либо сломит его окончательно. Дельнох достаточно силен с военной точки зрения, но дух — иное дело.

Можно выковать из наилучшей стали меч небывалого совершенства — но, если его слишком быстро из огня перенести в воду, он треснет там, где выдержал бы худший клинок. Так же и армия. Друссу доводилось видеть, как бегут в панике хорошо обученные войска и как крестьяне, вооруженные вилами и мотыгами, стоят насмерть.

Лучник и его стрелки теперь ежедневно упражнялись на Кании, третьей стене, занимавшей самое широкое пространство между горами. Их мастерство поражало. За десять ударов сердца шестьсот лучников пускали в воздух три тысячи стрел. При первом приступе надиры будут под прицелом минуты две, пока не приставят к стене лестницы, и за эти две минуты понесут на открытом месте страшные потери. Бойня будет кровавой — но решит ли она исход дела?

Скоро сюда придет самая большая из всех существовавших доселе армий — орда, за двадцать лет создавшая империю из дюжины земель и ста городов. Ульрик того и гляди станет основателем самого крупного за всю историю государства — невероятное достижение для человека, которому нет еще пятидесяти.

Друсс шел по Эльдибару, заговаривая с солдатами и перебрасываясь с ними шутками. За эти последние дни ненависть, которую они питали к нему, рассеялась, как предрассветный туман. Теперь они видели его таким, как есть: несгибаемым старцем, воином былых времен, живым свидетелем славного прошлого.

Все вспомнили теперь, что он сам решил сразиться вместе с ними, — и все знали почему. Только здесь на целом свете и мог оказаться последний из былых героев: здесь, в величайшей из всех крепостей, последней надежде дренаев, к которой движется величайшая в мире армия. Какое иное место мог выбрать Друсс-Легенда?

Вокруг него понемногу собиралась толпа, и все новые люди спешили к Эльдибару. Скоро Друссу пришлось прокладывать себе дорогу сквозь тесные ряды, и еще больше солдат толпилось на открытом месте под стеной. Друсс взошел на зубчатый парапет и обернулся к ним лицом. Его громовой голос заглушил все разговоры.

— Оглянитесь вокруг! — заговорил он. Серебряные наплечники его черного колета сверкали на солнце, и белая борода сияла. — Оглянитесь. Люди, которых вы видите, — это ваши товарищи, ваши братья. Они живут рядом с вами и умрут за вас. Они защитят вас и отдадут за вас свою кровь. Никогда в жизни не изведать вам больше такого дружества. И если вы доживете до моих лет, то никогда не забудете ни этот день, ни все последующие. Вы не поверите, сколь ясно будете их вспоминать. Каждый день будет сиять в вашей памяти, будто кристалл.

Да, здесь будут кровь и хаос, муки и боль — это вы тоже будете вспоминать. Но все пересилит сладостный вкус жизни. С этим ничто не сравнится, ребята.

Мне, старику, вы можете поверить. Вам и сейчас кажется, что жизнь хороша, — но она неизмеримо желаннее, когда смерть караулит на каждом ударе сердца. Для тех, кто выживет, куда милее станут и солнечный свет, и свежий ветер, и женские губы, и детский смех.

Нельзя насладиться жизнью, пока ты не победил смерть.

В будущем люди скажут: «Хотел бы я быть там, с ними», — хотя и позабудут давно, за что мы сражались.

Пробил поворотный миг истории. Это сражение изменит мир: либо Дренай воспрянет снова, либо взойдет заря новой империи.