Легенда - Геммел Дэвид - Страница 27

Джилад прибавил ходу и устремился вперед. Оррин прилип к нему, скрипя зубами, — гнев придал гану сил, и усталые мускулы словно ожили.

Десять ярдов до конца. Оррин поравнялся с солдатом. Он уже слышал несущиеся из толпы крики. Солдат поднажал, скривив лицо в мучительной гримасе.

Тень ворот упала на Оррина, и он рванулся вперед. Он влетел в толпу и покатился по земле. Он ни за что не поднялся бы сам — но другие руки поднимали его, и ставили на ноги, и хлопали по спине.

— Ты походи, — сказал кто-то. — Это помогает. Давай-ка, двигай ногами. — И Оррин пошел, поддерживаемый с обеих сторон. Со стены раздался голос Друсса:

— Полусотня последнего — еще круг.

«Огонь» побежал снова, на сей раз трусцой.

Джилад и Бреган усадили Оррина на выступ стены. Ноги у него тряслись, но дышать он стал чуть ровнее.

— Прошу прощения за то, что оскорбил вас, — сказал Джилад. — Я хотел, чтобы вы разозлились. Мой отец всегда говорил, что злость придает сил.

— Ты напрасно оправдываешься. Я все равно не стал бы взыскивать с тебя.

— Я не оправдываюсь. Я мог бы пробежать это расстояние еще хоть десять раз — как и большинство наших. Просто подумал — вдруг поможет.

— И помогло. Спасибо, что бежал со мной.

— По-моему, вы бежали просто здорово, — сказал Бреган. — Я-то знаю, каково вам. Мы ведь почти уже две недели бегаем, а вы всего-то второй день.

— Завтра опять придете? — спросил Джилад.

— Нет. Я бы рад, но дел много. — Оррин внезапно улыбнулся. — С другой стороны, Пинар прекрасно управляется с бумажными делами, а мне чертовски надоело целый день принимать депутации жалобщиков. Приду, пожалуй.

— Можно дать вам один совет?

— Конечно.

— Наденьте доспехи попроще. Меньше будете выделяться.

— Мне полагается выделяться, — улыбнулся Оррин. — Я ведь ган.

Высоко над ними Друсс и Хогун распили бутылку лентрийского красного.

— Нужно немало мужества, чтобы сегодня вернуться к ним после вчерашних насмешек, — сказал Друсс.

— Пожалуй. Нет, черт возьми, я полностью с тобой согласен и хвалю его. Просто непривычно как-то. Это благодаря тебе он обрел хребет.

— Он не мог бы обрести его, если бы не имел — просто раньше он его не искал. — Друсс ухмыльнулся и потянул из бутылки, передав наполовину пустую Хогуну. — Мне нравится этот толстячок. Он из настоящих!

Оррин лежал на своей узкой койке, подперев спину подушками, с глиняной чашкой в руке. Он твердил себе, что нет никакой доблести в том, чтобы прийти предпоследним, но чувствовал совсем другое. Он никогда не был хорошим бегуном — даже в детстве, но он происходил из семьи воинов и вождей и по воле отца прошел всю солдатскую науку. Он всегда хорошо управлялся с мечом — в глазах отца это искупало другие, более крупные недостатки. Например, неспособность переносить боль или понять после самых терпеливых объяснений суть ошибки, допущенной назредами в битве при Плеттии. Хотел бы Оррин знать, понравилось бы отцу, как сын его покатился по земле, стремясь обогнать простого кула.

Он улыбнулся: отец, конечно, счел бы его сумасшедшим.

Стук в дверь вернул Оррина к реальности.

— Войдите!

Это был Друсс — но без своего черного с серебром колета.

«Удивительно, — подумал Оррин, — каким старым он сразу становится без своих легендарных одежд». Старик расчесал бороду и надел простую белую рубашку с пышными рукавами, собранными у запястий. Талию охватывал широкий черный пояс с серебряной пряжкой. Он принес с собой бутыль лентрийского красного.

— Вот решил выпить с вами, если вы не спите. — Друсс придвинул стул, перевернул его и сел верхом — совсем как Хогун.

— Зачем вы это делаете? — спросил Оррин.

— Что?

— Переворачиваете стул.

— От старой привычки трудно избавиться — даже среди друзей. Это воинский обычай. Когда так сидишь, легче встать.

Притом между твоим брюхом и человеком, с которым ты говоришь, оказывается солидная деревяшка.

— Понятно. Я все хотел спросить об этом Хогуна, да так и не собрался. И как же приобретаются подобные привычки?

— Их приобретаешь, поглядев на своего друга с ножом в животе.

— Опять-таки ясно. Вы обучите меня этим штукам, Друсс, до прихода надиров?

— Нет. Вам придется постигать их самому. Разве что мелочь какую-нибудь подскажу — авось и поможет.

— Мелочь? Вы интригуете меня, Друсс. Назовите хоть одну. — Друсс подал Оррину чашу вина — сам он пил прямо из бутылки. Он отпил половину и сказал:

— Ладно. Вот скажите-ка мне — почему наши люди каждое утро получают померанцы?

— Это подкрепляет их и предотвращает кишечное расстройство. Освежает и притом дешево обходится. Так?

— Не совсем. Это Бронзовый Князь завел в армии померанцы — отчасти по названным вами причинам, но в основном потому, что, если втереть померанцевый сок в ладонь, меч не будет липнуть к потной руке. А если натереть соком лоб, пот в глаза не попадает.

— Я этого не знал. Хотя, наверное, должен был. И до чего просто! Расскажите еще что-нибудь.

— Нет уж, в другой раз. Скажите лучше, зачем вы вышли на учение вместе с кулами?

Оррин сел и вперил темные глаза в лицо Друсса.

— Вы находите это неудачной затеей?

— Смотря чего вы хотите этим достичь. Хотите завоевать уважение?

— О боги, нет. Я давно оставил мысль об этом. Нет — но в ту ночь, когда солдат подняли и заставили бежать, я спросил вас, разумно ли это, а вы ответили: «Они должны знать свой предел». Вот и мне захотелось узнать свой. Я ни разу не бывал в бою и хочу знать, как себя чувствуешь, когда тебя поднимают после целого дня битвы и снова зовут в бой. Я и так уже много навредил здесь — и боюсь навредить еще, когда надиры полезут на стену, хоть и надеюсь, что этого не случится. Мне нужно стать крепче и проворнее — и я стану. Разве я плохо придумал?

Друсс запрокинул бутылку, облизнул губы и улыбнулся.

— Нет. Хорошо. Но когда вы немного продвинетесь, побывайте и в других полусотнях — это пойдет на пользу делу.

— Правда?

— Вот увидите.

— Видели вы князя? — внезапно спросил Оррин. — Син говорит, он совсем плох.

— Хуже не бывает. Он постоянно бредит — не знаю, на чем он только держится.

Они проговорили еще около часа. Оррин расспрашивал старика о его жизни и о битвах, в которых тот участвовал, то и дело возвращаясь к бессмертной истории Скельна и разгрому короля Горбена.

Когда в замке раздался набат, оба вскочили. Друсс выругался, отшвырнул бутылку и кинулся к двери. Оррин скатился с койки и последовал за ним. Они промчались через плац по короткому подъему, ведущему в замок, влетели в ворота и устремились вверх по длинной винтовой лестнице в опочивальню князя. Там находился кальвар Син, а еще дун Мендар, Пинар и Хогун. Старый слуга навзрыд плакал у окна.

— Он умер? — спросил Друсс.

— Нет, но отходит, — ответил кальвар Син.

Друсс присел на край кровати. Князь открыл глаза и моргнул.

— Друсс? — позвал он слабо. — Ты тут?

— Тут.

— Она идет. Я вижу ее. Вся в черном, с капюшоном на голове.

— Плюнь ей в глаза за меня, — сказал Друсс, поглаживая огромной рукой пылающий лоб князя.

— После Скельна я думал.., что буду жить вечно.

— Упокойся с миром, друг мой. Я точно знаю одно: смерть лает страшнее, чем кусает.

— Я вижу их, Друсс. Бессмертных. Они бросили против нас Бессмертных! — Умирающий вцепился в руку Друсса, пытаясь приподняться. — Они идут! Боги, Друсс, да посмотри же на них!

— Они всего лишь люди. Мы отобьемся.

— Сядь у огня, доченька, и я расскажу тебе об этом. Только матери не говори — ты же знаешь, как она ненавидит кровавые истории. Ах, Вирэ, любимая крошка! Ты никогда не поймешь, что это значило для меня — быть твоим отцом...

Друсс склонил голову, слушая затихающий бред старого князя. Хогун скрипнул зубами и закрыл глаза. Кальвар Син сгорбился в кресле, а Оррин стоял у двери, вспоминая, как умирал его отец много лет назад.