Черная Луна - Геммел Дэвид - Страница 22

— Превосходный конь, — заметил старик, оглядывая гнедого. — Колени только немного вывернуты вовнутрь, атак — хорош. Мое имя Чейз. Что вам угодно?

— Я бы хотел оставить здесь коня на зиму, — сказал Тарантио.

— Есть конюшни и подешевле, друг мой, — задушевно отозвался Чейз.

— Скупой платит дважды, — пожал плечами Тарантио. — Какова твоя цена?

— Кто вам меня рекомендовал?

— Купец по имени Ландер. Я приходил сюда в прошлом году, чтобы поглядеть на его призовых кобыл. То, что я увидел, мне понравилось.

— Ландер может поручиться за твою платежеспособность?

— Мне не нужны поручители. Мое слово твердо. Чейз пристально глянул на Тарантио. Глаза у него были серые, холодные, точно сталь.

— Похоже, что это так, воин. Потому с тебя я возьму два золотых. Этого хватит на прокорм твоего коня на два месяца. Потом ты заплатишь мне еще пять золотых, чтобы хватило до весны.

Тарантио распахнул куртку и извлек из потайного кармана небольшой, но увесистый кошелек. Он вытряхнул на ладонь семь золотых монет — на каждой два скрещенных меча, а с другой стороны раскидистый дуб — и ссыпал монеты в ладонь Чейза.

— Ты, я гляжу, человек доверчивый, — заметил тот.

— Да, только доверяю я не всем. Ты сказал, что твое имя Чейз. Когда-то тебя звали Персиаль-Быстрее-Ветра. Двадцать пять лет ты был лучшим жокеем во всех четырех герцогствах. Твоя карьера закончилась, когда тебе исполнилось пятьдесят. Некто предложил тебе целое состояние, чтобы ты проиграл скачку, но ты отказался. Тогда тебе молотками переломали руки и ноги. И теперь ты — Чейз, тренер.

Чейз сумрачно усмехнулся.

— Людям свойственно меняться, незнакомец. Быть может, теперь я стал умнее.

Тарантио покачал головой.

— Люди никогда не меняются. Они лишь учатся скрывать, что не изменились. Я хочу, чтобы моего коня кормили зерном, и буду часто навещать его.

— Как пожелаешь.

— Не посоветуешь ли, где здесь поблизости можно остановиться на пару дней?

— Неподалеку есть таверна. Там сдают комнаты, а еда такая, что лучше ты, верно, и не едал. И еще там играет лучший в мире музыкант — никогда не слыхивал такой замечательной музыки. Таверна зовется «Мудрая Сова» .Как выйдешь отсюда, поверни на юг и дойди до третьей улицы слева. Хозяину таверны, Кефрину, сошлись на меня.

— Спасибо, — сказал Тарантио и повернулся, чтобы снять с гнедого притороченные мешки и одеяла.

— У тебя есть имя, сынок? — спросил Чейз.

— Я — Тарантио. Чейз ухмыльнулся.

— Я буду держать твое седло в стойле у гнедого, чтобы было всегда под рукой.

Перебросив мешки через плечо, Тарантио зашагал прочь. Брун не отставал от него ни на шаг.

— Семь золотых — это очень, очень много, — сказал он. — Я никогда в жизни не видел сразу столько золотых. Один — видел. У Лата был золотой, и он дал мне его подержать. Я не думал, что монетка будет такая тяжелая.

— Золото — тяжелый металл, — отозвался Тарантио. Они отыскали «Мудрую Сову» незадолго до прихода сумерек и постучались в парадную дверь.

— Мы откроемся через час! — крикнул из окна рослый, плотного сложения человек.

— Нам нужна комната на несколько дней, — пояснил Тарантио.

— Я сейчас не сдаю комнаты.

— Нас послал Чейз.

— Так что же вы сразу этого не сказали? Подождите, я сейчас спущусь.

В обеих концах просторной обеденной залы уже разожгли два больших очага, и молодые служанки поправляли фитили настенных ламп. Справа от длинной стойки был помост, где сидел молодой парень, белокурый, в шелковой зеленой рубашке и облегающих штанах из коричневой шерсти — он настраивал небольшую арфу.

— У меня есть только одна комната, — сказал Кефрин, пропуская в таверну своих новых постояльцев. — Две кровати, камин, окна выходят на главную площадь. С вас я возьму четверть серебряка за сутки, но за эти деньги вы получите еще завтрак и ужин. Вино либо пиво оплачиваются отдельно. На сколько дней вам нужна комната?

— Дня на четыре, пожалуй. Я собираюсь снять на зиму небольшой дом.

— Что ж, в Северном Квартале полно пустующих домов. Это там сильней всего разгулялась эльдерская чума.

Со струн арфы сорвалась внезапно переливчатая трель, и Тарантио вздрогнул, как ужаленный. Брун озадаченно глянул на него, но ничего не сказал, и они последовали за Кефрином вверх по широкой лестнице.

— Не хотите заказать столик на сегодняшний вечер? — спросил Кефрин. — Народу будет уйма, и если не закажете столик заранее, то не сможете послушать музыку.

— Пускай ужин принесут в комнату, — отозвался Тарантио. — У меня нет охоты слушать музыку.

— А у меня есть, — сказал Брун. — Этот парень здорово играет.

— Погоди, что еще ты скажешь, когда послушаешь его вечером! — убежденно воскликнул Кефрин.

Когда они вышли в коридор второго этажа, из комнаты появилась красивая черноволосая девушка и, сильно хромая, подошла к ним.

— Моя дочь Шира, — с откровенной гордостью в голосе представил ее Кефрин. — Сегодня стряпать будет она.

Тарантио поклонился. Брун так и застыл, разинув рот, и не мог отвести глаз от улыбавшейся ему Ширы. Во рту у него разом пересохло, голова пошла кругом. В этот миг он сразу вспомнил, что руки у него грязные, одежда в дорожной пыли, а давно не мытые волосы всклокочены, как воронье гнездо.

— Здравствуй, — сказала девушка, протянув руку. Брун уставился на эту руку, точно на невиданное прежде сокровище, и не сразу сообразил, что должен ее пожать. Он мельком глянул на свою загрубевшую ладонь и поспешно вытер ее о штаны — а затем с превеликой осторожностью пожал руку девушки.

— Как тебя зовут? — ласково спросила она.

— Меня… я… — Брун запнулся и беспомощно смолк.

— Его имя — Брун, — с ухмылкой подсказал Тарантио.

— Ага… верно, — запоздало подтвердил тот. — Брун. Рад познакомиться.

— А меня зовут Тарантио, — продолжал воин и, взяв протянутую руку девушки, поднес ее к губам. Шира одарила их обоих еще одной чудесной улыбкой и, припадая на левую ногу, двинулась дальше.

— Прошу сюда, — пригласил Кефрин, вводя Тарантио и его спутника в просторную комнату с двумя удобными кроватями. Низкий побеленный потолок подпирали дубовые балки, у северной стены красовался приличных размеров камин. Тарантио подошел к большому окну и выглянул вниз, на мощенную булыжником площадь.

— Сейчас тут нежарко, — продолжал Кефрин, — но я пришлю служанку, и она мигом разведет огонь. И тогда уж вам тут будет тепло и уютно, помяните мое слово.

— Превосходная комната, — сказал Тарантио, вынимая из кошелька свой последний золотой. Он бросил монету хозяину таверны, и Кефрин добросовестно попробовал ее на зуб.

— С нее вам полагается девятнадцать серебряков, — сказал он. — Слуга принесет вам сдачу.

— Мыльня у вас есть? — спросил Тарантио.

— Угу. Я скажу, чтоб нагрели воду — это займет полчаса, не больше. Мыльня на первом этаже, дверь прямо за помостом, на котором играет музыкант.

Когда Кефрин ушел, Брун уселся на одну из кроватей.

— Ox, — сказал он, — правда же, она красавица? Тарантио бросил седельные сумки у дальней стены.

— Чудесная девушка, — согласился он. — Жаль только, что хромая.

— Как думаешь, она не решила, что я круглый болван?

— Что ж, — ответил Тарантио, — человека, который вдруг забыл собственное имя, трудно счесть гением. Впрочем, ей наверняка было приятно, что ты так ошеломлен ее красотой.

— Ты и правда так думаешь?

Тарантио промолчал. Стянув с себя куртку и сапоги, он вытянулся на второй кровати.

Брун тоже улегся, вспоминая восхитительную улыбку Ширы. Его тусклая, унылая жизнь вдруг наполнилась светом и смыслом.

В ста двадцати милях к северо-востоку, над отрогами самой высокой горы Великой Северной пустыни парил стервятник. Подхваченный токами теплого воздуха, он летел к югу, зорко высматривая в безлюдной пустыне малейшие признаки жизни. Потом развернулся и заскользил на запад. Стервятник не слышал глухого рокота, доносившегося с вершины горы, однако заметил, как задрожали, заворочались камни. Громадный валун вывернулся из гнезда и покатился по красно-бурому склону, увлекая за собой лавину мелких камешков и вздымая клубы ржавой пыли. Стервятник сложил крылья и опустился ниже.