Цветы ненастья - Кочетков Виктор Александрович - Страница 31

31

ног до головы. – А где твой загар?

– Не был я на море!.. Здесь, недалеко отдыхал. Тебе от Вити-Ежика привет!

– Ах, вон, где ты зависал! Ну, Ежик! Спасибо!

Сели за свободный столик. Посетителей пока было мало. Светлана принесла кофе и коньяк.

– Слушай, Валя, я Марине звонил. В курсе происходящего…

– Да не говори, стреляют как в Чикаго. Мусора озверели. Из Москвы комиссия приехала, начальника РУБОПа сняли, в ФСБ сутолока поднялась… Хорошо, я выскочить успел. Как бы опять под горячую руку не загреметь. Им-то, результаты нужны. Впрочем, на тебя давно уже рукой махнули. Такую чернуху даже менты проглотить не смогли!

– Это все Славина работа! И ролик на ТВ, и статья в газете, и покушение на меня.

– Да ну? Ты откуда информацию взял?

– Оттуда! Есть источники, – он улыбнулся, видя, как Валюха непонимающе смотрит на него.

– Марина сказала?

– Валя!

– Да знаю, Дима! Иваныч ее дядя родной. Уже давно знаю. Просто я ее не видел, самого только вчера выпустили.

– Тогда нечего от тебя скрывать, – и Дима рассказал ему о вчерашнем телефонном разговоре.

– Во как! Теперь ясно! Слушай, надо от него избавляться, пока не поздно. Чего еще от него ждать? Я тут вчера с его парнями встречался. Он их бросил, скрывается где-то, ни слуху, ни духу от него. Держат какую-то мелочь, – автостоянки, несколько бань. Аркан к себе не берет, Азиату тоже лишние рты не нужны. Я взял себе трех надежных парней, еще пятеро к тебе просятся. Остальные сами по себе, не знают к кому примкнуть. Ничего у Славы не осталось!.. У него в кармане загудел сотовый телефон. Звонила Марина:

– Валя, привет! Дима с тобой? Приезжайте ко мне! Иваныч здесь. У меня и поговорите.

– Хорошо, Марина! Уже выезжаем.

– Слушай, Валя! Мне бы тачку взять...

– Да взяли. Только что с Владика пригнали. Такой же «Крузер». На стоянке у «Спартака» стоит. Завтра и забирай. Документы на машину – вот.

– Спасибо! – Дима с благодарностью обнял Валентина.

– Да брось!.. – Валюха серьезными глазами смотрел на него: – Дима! Хочу с тобой посоветоваться. Дело личное…

– Валя, что за церемонии? Чего у тебя?

– Не знаю, как сказать… – он замялся, необычайно смущенный. Долго молчал, отвернувшись и уставившись в пол. – Дима!.. – наконец решился, выпалил, будто из пушки выстрелил: – Я Марину люблю!

У Димы от изумления брови поднялись высоко. Он не верил своим глазам. Валя и Марина?.. Но в последние дни случилось столько всего, что и удивляться было нечему.

– Она давно мне нравится! Каждый раз, как смотрю на нее, душа цепенеет. А после гибели Черкеса, сам знаешь, каждый день у него доме бывали с тобой. Видел, в каком она находилась горе и отчаянии. И так это меня закрутило, волком выть готов был, такой дорогой была, беззащитной. В камере только о ней и думал, а как вышел, робость взяла, – не могу без повода приехать. Такая тоска на душе, Дима! Понимаю, ситуация сложная... Кто я для нее?.. А внутри все переворачивает! Смотрю на нее и с ума схожу: лицо, походка, голос!.. Что со мной, Дима? Тридцать лет прожил, женщины для меня – сам знаешь. И вдруг!.. Тяжело как-то. Будто в чужой огород лезу! Что скажешь, друг?

– А что я могу сказать? Точно такие же обстоятельства и у меня. Только все уже определилось. Будешь теперь свидетелем на свадьбе!

– Да ты что, Летяй! Когда успел? Вот молодец!

– Да, Валя! Наверно нам с тобой время пришло для чего-то серьезного! Сколько можно зажигать? Душа настоящей любви просит, а не какой-то имитации. Что мы видели, что чувствовали? А чуть прикоснулись к чистому и живому, все, затрепетали от понимания, в какой скудости мы жили. Ведь Марина Серегу очень любила. Беззаветно, бескорыстно. Ты сам видел. Не знаю, как ты…

– Да ты что, Дима? Я о взаимности и не мечтаю. Но и не видеть ее не могу! Вот уедет в Испанию, что я делать буду? Думал про себя: может, отпустит чувство? Нет, как увижу, только хуже становится. Я и сейчас ехать не хочу. Но не могу... Надо же, страдания!

– Да ты радуйся, что душа у тебя гореть хочет, любви просит! Ты не раскисай, она женщина. Сама мне сказала, что любить хочет. А если человек, хотя бы раз любил искренне, до боли, до взаимности, – все, он без этого жить больше не сможет. Станет незаметно угасать, как уголек. И всю жизнь, вольно или невольно искать ее… Любовь! Так что, друг, поехали. К Марине!.. Там видно будет. Ты только не спеши, дай ей от смерти мужа отойти.

– Да ты что? Я ей в глаза посмотреть не в силах. Как тряпка стал! – он поднялся, взял телефон.

– Дай, матери позвоню! Тоже, сын любящий, – Дима набрал номер. Слушал, как радостно плачет мать.

– Часа через четыре буду, мама! – он чувствовал себя виноватым перед ней. – Все хорошо, много нового тебе расскажу. Обрадую…

– Я жду, сынок! Все приготовлю. Не задерживайся.

По дороге Дима подробно рассказывал Валентину о своих поразительных приключениях. Об Ольге, Ежике, о Феодосии…

– Ну, Летяй! – удивлялся Валюха, на большой скорости проезжая многочисленные перекрестки.

«Чероки» черной сверкающей птицей летел по пустынному загородному шоссе. Впереди справа показалось мрачное Кудряшовское кладбище.

– Отсюда все началось! – Дима вспомнил, как Черкес увидел Ольгу в белом платье, как потом она одиноко брела по обочине.

– Скоро сорок дней, – Валя сосредоточенно смотрел на дорогу. – Пока она будет здесь…

– Может, уговорить ее остаться? Или пускай в Испании поживет полгода, в себя придет, ну а там вернется?

– Я не смогу, Дима! Поговори ты. Мне кажется, она к тебе прислушается.

Дима долго, внимательно смотрел на своего друга.

– Не узнаю тебя! Безумный, ты ли это? – вместе весело рассмеялись.

Марина встретила их у ворот. Увидела джип, бегом выскочила из дома. Крепко обняла Диму, заплакала.

– Живой, Димочка?.. Ну, проходите, – взяла их под руки, повела в дом.

Иваныч, седоватый мужчина лет пятидесяти, тепло поздоровался с гостями. Они знали друг друга несколько лет, отношения были вполне дружескими. Поднялись на второй этаж, присели за накрытый стол.

Марина выбегала на кухню, брала какие-то закуски, относила наверх. В шелковом домашнем халатике и легких босоножках выглядела очень привлекательной. На Валентина смешно было смотреть. Он всеми силами старался не обращать внимания на иногда непроизвольно разлетающиеся полы ее халата и никак не мог с собой совладать. Глаза из-под бровей невольно следили за передвижениями, лицо