Осенью - Кочетков Виктор Александрович - Страница 3

3

фельдшера. Он долго слушал дыхание, стучал по груди и спине заскорузлыми жесткими пальцами, все охал да ахал, ускользая взглядом и наконец, сказал диагноз: двусторонняя пневмония. Безнадежно качая головой, сделал укол, пообещал придти через три дня. Ушел.

Серега метался в сильном жару, бредил, хрипел. Варя сидела рядом, вытирала лицо, смачивала губы и лоб водой. Из затуманенных горем черных глаз все лилось и лилось. Она уже не вытирала слез, щеки опухли, покраснели. Все никак не могла понять, почему он не дошел до дома, и как его занесло на озеро? Ведь он не был пьян, да и пил редко, не любил этого. Что случилось с ним? Неужели умрет? Ну, нет, не бывать тому, вырву его из смертельных лап, выхожу, вылечу, слезами отогрею, не отдам! И все будет по-прежнему – хорошо…

Вечером соседки привели с другого конца деревни Фоминишну, старую горбатую ведунью. Многих излечила она травами, заговорами и колдовством. Жила на самом отшибе, держала свиней да коз, редко покидала избу, а охранял ее огромный злющий пес.

Бабка прошла к кровати, глянула в передний угол и, не увидев иконы, неодобрительно сверкнула глазами, с укором покачивая головой. Запалила сухую можжевеловую ветку и начала окуривать Сергея, что-то угрожающе бурча себе под нос. Брызгая густыми шипящими искрами, низко наклонялась к его лицу, все ниже, ниже и ниже… и вдруг, страшно заскрежетала зубами, застонала, отпрянула, поперхнулась. Ветвь с треском погасла, догорела, всю комнату заволокло едким чадным дымом. Фоминишна крутилась на месте, яростно и дико вращая закатившимися зрачками. Жутко было наблюдать это действо.

– И-и-и, голубушка! – увидев Варвару, хрипло прошамкала губами. – Женщина! Молись! – ничего больше нельзя было разобрать.

Позже успокоившись, поведала колдунья, что была женщина. Что молиться нужно Николе-Угоднику, только он сможет помочь. Вытащила два кулька с травой и маленькую баночку со снадобьем. Объяснила: мол, отваром одной травы нужно отирать ноги, другой отвар пить, пить долго, часто. А заветным снадобьем дважды в день натирать виски и лоб. И молиться, молиться…

– Но как молиться? – спросила Варя. – Ведь молитвы ни одной не знаю, да и икон в деревне теперь не отыскать, все уничтожили, попрятали в лихие годы…

– Молись! – отрезала ведунья, сгребла в мешок продукты, деньги, и пошла, сердито стуча клюкой.

«Да что там за женщина еще?» – Варя не очень-то верила бабке.

Знала всех жителей в лицо, деревня не была большой и жизнь каждого была видна, как на ладони. Все всё обо всех знали, какие-то события случались редко и обсуждались, перемывались на каждой завалинке. Она верила мужу, ведь семнадцать лет вместе. Он не видел никого вокруг, кроме нее, не было даже намека, повода, он весь, полностью принадлежал ей.

«Вечно у этих ведьм женщины виноватые: то порчу наведут, то сглазят, болезнь нашлют», – Варя зябко передернула плечами, отбросив бабкину фантазию как совершенно нереальную.

Сергей лежал, разметавшись по кровати, ворочался, мычал что-то невнятно. Похудевший, посеревший, жалкий, лишь на осунувшемся скорбном лице горел лихорадочный румянец. Слезы опять брызнули горячими каплями. Обняла, прижалась к нему, всхлипывая сдавленно и горестно…

Старую треснувшую иконку нашли на чердаке у тетки Лукерьи, крестной Варвары. Бережно завернув в чистую тряпицу, принесла домой, поставила на стол. Долго рылась в сундуке, вытащила свечной огарок. Зажгла.

Вспомнила, как давно, когда она была совсем еще маленькой, бабушка учила ее каким-то молитвам. Ничего не осталось в памяти. Советская власть начисто уничтожала веру, отрицала саму возможность существования Бога. Варвара была в школе активной комсомолкой, эти вопросы ее совсем не интересовали. Раз говорят, что нет его, наверно это действительно так, даже думать об этом тогда было неинтересно. И вот, какой-то Угодник…

Она долго и пристально вглядывалась в неясно пробивающийся седой лик старца. Не могла осмыслить, понять, чем же он сможет помочь Сергею. Изображение на иконе постепенно проявлялось четче, стали заметны детали, – борода, крест…

Она смотрела, а горький ком подступал к горлу. Понимала, что нужно что-то сказать этому доброму старичку. А комок все ширился, полнел, рос, не давая дышать. И тут ее словно прорвало. Она стала говорить, говорить страстно, неуверенно, бессвязно, но искренно и от души.

Вспомнила, как познакомились с Сергеем, как долго ухаживал, увивался за ней. Она была молодой, красивой, знала об этом и использовала не стесняясь. Многие парни бегали за ней, добивались ее, а она все крутила и крутила, увлекала, обольщала и оставляла без жалости. Бывало, ссорились, дрались из-за нее. Это льстило и как-то даже приятно волновало…

Вечерами молодежь частенько собиралась возле ее дома. Пели, смеялись, шутили. Серега был одним из них, никак она его не выделяла, и только острее, чем над другими, подшучивала. Он все терпел, не сводил с нее серо-голубых глаз, стеснялся, робел, смешно мямлил что-то и глупо улыбался. Ей ужасно нравилась популярность, нескрываемая зависть подружек, внимание парней, воздыхания юнцов. Она чувствовала себя королевой, гордо несла корону, снисходила. Пока…

Пока однажды вечером в клубе на танцах не случилось большой пьяной драки. Кто-то стукнул гирькой Серегу по голове. Тот рухнул поверженный, как будто неживой. Лежал, не двигаясь, неловко подвернув под себя руку. Раздавленный, жалкий…

Варя бегом кинулась к нему, волоком вытащила на свежий воздух. Из разбитой раны хлестала бурая кровь, рана оказалась поверхностной, не опасной. Она этого не знала. Испугалась страшно. Схватила эту легкомысленную беспечную головушку, прижала к упругой груди, зарыдала, запричитала по-бабьи.

Он лежал оглушенный; кровь, смешиваясь с ее слезами, стекала ручьем, каплями падала на землю. Открыл тяжелые веки, увидел ее близкие глаза, удивился, улыбнулся радостно, тихо произнес первые свои, какие-то несуразные слова любви…

Этот случай перевернул Варину жизнь. Она стала ко всему относиться серьезней, строже, внимательней. Видела и понимала, что он другой, не такой как все остальные, особенный чем-то. Не могла объяснить себе, что в нем такого, пока простая, тонкая мысль, не пронзила ее: – он мой, мой навеки, навсегда…

Как, откуда возникло у нее ответное чувство, она не знала, да и не желала знать. Отдалась любви вся, целиком. Окунулась с головой, зажгла в себе и в нем такое жаркое пламя, такой огонь, что все остальное, неважное, ушло, сгинуло, отодвинулось куда-то.

Незаметно быстро сыграли свадьбу, скоро родилась дочь, затем Ленька. Варя была счастлива, она не ошиблась в нем. Он не переставал любить ее, был ласков, предан и горяч.

Каждый день теперь она натирала его снадобьями, поила горькими отварами, кормила как ребенка. Сергей ненадолго возвращался в сознание, с удивлением смотрел на нее, детей, окружающую обстановку и падал обессиленный, хрипя и кашляя