Нэнэй - Марат Муллакаев - Страница 9

9

Сaмашки, оттуда дольше и длиннее, но надежнее…

Километров сорок ехали спокойно, водитель пристроился за двумя «Жигулями» и, когда на постах останавливали одного, они выскакивали все трое и, энергично жестикулируя, дружно начинали, объяснять военным причину поездки в Грозный.

После очередной остановки водитель вернулся расстроенным, кому-то посылал ругательства на своем языке.

– Не пускают? – настороженно спросила Хаят-апай.

Таксист то ли не расслышал, то ли был до того рассержен, что не счел нужным отвечать пожилой женщине, и продолжал бормотать свое.

– Завтра объявляется команда «стоп-машина», то есть «тихий час», – вместо водителя ответила соседка, до сих пор не проронившая ни слова.

Хаят-апай устремила на женщину непонимающий взгляд.

– Значит, по всей Ичкерии передвигаться на личных автомашинах не разрешается, – объяснила женщина, отвернувшись к окну. – Как я снова в лагерь доберусь?

Старушка хотя и не поняла, почему не будут ездить автомашины, но переспрашивать постеснялась.

Снова образовалась «пробка». На этот раз на мосту через речку Нетхой застрял «Урал», и десятка три солдат пытались вытолкать его на обочину, где на боку лежал сгоревший танк.

Хаят-апай, воспользовавшись остановкой, хотела открыть дверцу, но водитель грубо остановил ее.

– Не надо ходить! – сказал он. – Не надо ходить! Нельзя!

Только когда тронулись в путь, он обернулся и, словно заглаживая свою резкость, объяснил:

– Федералы с подозрением относятся к женщинам, возвращающимся в Грозный. Думают, все везут медикаменты… На днях поймали одну, вроде вас по возрасту, куда-то увезли...

За окном все чаще стали попадаться остовы обгоревших автомашин, бронетехники. Когда доехали до моста через речку под названием Геки, колонна машин снова остановилась. На этот раз проверяли документы. Трое милиционеров в касках и бронежилетах подошли к их машине. Водитель, как всегда, выскочил из салона, торопливо сунул офицеру документы. Они о чем-то потолковали, но, видимо, не договорились. Офицер открыл дверь и приказал: «Выходите! Приготовьте личные вещи к досмотру! А ты, – он обратился к водителю, – открой багажник!». Подошли еще двое в штатском и молча начали обыскивать «копейку», переворачивая все вверх дном. Даже обивку дверей заставили отвинтить.

При осмотре ручной клади пассажиров, перебрав содержимое рюкзака, один из штатских присвистнул от удивления.

– Вот это да! – восторженно произнес он, вертя в руках бутылку с кумысом. Затем достал казылык, понюхал и осторожно положил в мешок. Особый интерес у него вызвала медная трубка.

– Что это? – ткнул он на нее пальцем.

– Открой, увидишь! – спокойно предложила Хаят-апай, передавая другому проверяющему свой паспорт.

Но тот из соображений безопасности даже не взял неизвестный предмет в руки.

– Сами откройте, покажите, что там…

Женщина отвинтила головку футляра и извлекла курай.

– Ничего себе! – растерялся проверяющий. – Курай… Вы откуда будете, бабушка?

– Она из Башкирии, – подал голос напарник, рассматривая паспорт. – Как здесь очутилась?

Хаят-апай уже хотела рассказать о своем внуке, но ее опередила молодая чеченка.

– Эта женщина − свекровь моей сестры, – соврала она. – У нее внук десятилетний на мине подорвался…

– Понятно, – ответил тот, который проверял рюкзак. – Умеете играть на курае? Когда я учился у вас в нефтяном институте, любил слушать звуки курая…

– Что же ты, сынок, окончил нефтяной институт, а теперь сумки перетряхиваешь? Переучился, что ли? – задала вопрос старушка, недовольная обыском.

Cтоящий рядом водитель поспешно схватил женщину за рукав.

– У них работа такая, бабушка, – выдавил он из себя улыбку. – Пусть проверяют, мы честные люди.

– Если ты, старуха, будешь языком молоть, – прервал никчемный, на его взгляд, диалог проверяющий, – мы тебя живо в наручниках в твою Башкирию отправим! На, держи свой паспорт! – отрезал он и бросил документ в сторону Хаят-апай.

Она не успела его подхватить, и он шлепнулся в придорожное месиво.

Женщина резко подняла голову и уставилась на проверяющего. Потекли секунды, показавшиеся окружающим вечностью.

Водитель было уже нагнулся, чтобы достать из лужи документ, но Хаят-апай, не сводя глаз с военного, рукой остановила его. Дуэли глаз офицер не выдержал и уже хотел было отвернуться, но старушка, голосом, полным презрения, внятно и четко разделяя каждое слово, спросила:

– Что же ты, сынок, наш pоссийский паспорт в грязь втаптываешь? Ты же защитник Родины!

Никто, конечно, не ожидал таких слов от старой женщины, но после некоторого замешательства даже милиционеры в касках и бронежилетах, с устрашающим видом стоявшие в сторонке, бросились доставать документ из жижи…

... Двинулись дальше. Проехав километров пять, водитель обернулся и воскликнул:

– Ай да бабушка! Смелая! Видела бы ты их лица! – и он впервые за все время пути искренне и громко захохотал.

Глава восьмая

Недалеко от Грозного застряли наглухо. Перед блокпостом образовалась огромная очередь машин, в основном частных, с чеченскими номерами.

– В чем дело? – поинтересовался водитель, высунув голову через окно. – Проверяют?

– Нет, – ответил праздношатающийся водила. – Закрыли въезд…

– Перемирие кончилось, или как?

– Да пока тихо. Говорят, какой-то генерал или депутат должен уехать или приехать… Кто его знает? – проворчал тот, вглядываясь в сторону шлагбаума.

– Понятно: деньги подкинешь − пропустят, – согласился водитель такси.

– На них денег не напасешься, – огрызнулся другой, плюнул на разбитый асфальт и направился к своему «Москвичу».

Хаят-апай решила размять ноги, приоткрыла дверь.

– Можете постоять, – разрешил на этот раз водитель, тоже покидая салон автомобиля.

Попутчица подошла к Хаят-апай.

– Нефть все еще горит, – показала она на столбы черного дыма, поднимающиеся со стороны города. – Бомбят каждый день, – сдавленным голосом продолжила она. – Братик у меня ранен, на мине подорвался. Он с моим отцом остался, а мы в лагерь беженцев под Назрань уехали… Вот достала антибиотики, боюсь, как бы не обнаружили…

– Господи, что же происходит у вас? Люди убивают друг друга. Были бы враги, как фашисты во время войны, нет же, свои истребляют своих…

Чеченка потуже завязала платок, вздохнула.

– Этой войне не будет конца. Какими вырастут наши дети? В сорок четвертом году наших выселили из родных мест: кого в Казахстан, кого в Узбекистан, а кто-то сгинул на Колыме… Вернулись, думали заживем по-человечески, и снова лагеря для беженцев, война…

Женщина замолчала. Где-то рядом внезапно началась стрельба и так же внезапно прекратилась.

– У вас как? Тоже хотят отделиться от русских? – поинтересовалась она после некоторой паузы.

– Живем, как и везде… – Хаят-апай достала из сумки хлеб, казылык, разделила пополам и протянула попутчице. – Водитель подойдет, и его накормим, – сказала она, откладывая ему на переднее сиденье еду. – Выживаем за счет огорода. Пенсию месяцами не получаем, получим – плачем. Слишком уж она маленькая… Колхозы, хотя и существуют, зарплату не дают… Как