Когда цветет полынь - Марат Муллакаев - Страница 48

48

и проговорил зловеще:

– Говоришь, племянники подруги? Ну, ну…

52

Повесть

Мы не стали ждать, когда затарахтит его мотоцикл, через огороды пошли в лес.

Как только отошлина безопасное место, Зухра прошептала:

– Вы слышали, что сказал участковый?

– Ну и что? – Данис попытался успокоить подругу. – Может, он ошибся. Вместо

Краснодонска прочитал Красноярск. Он был пьян.

– Хватит меня как ребенка обманывать! – возмутилась девочка. – Я поняла, что бегут

почти со всех детских домов. Везде порядки одинаковые: унижают, бьют. Что, не

так?

Данис не ответил, опустил голову и ускорил шаг. Мы побежали за ним. Он,

дойдя до леса, не проронив ни слова, с остервенением начал топором рубить

дерево. Мы с Зухрой взялись за пилу. Подошла плачущая тетя Катя.

– Уходить вам надо, матросики, – сказала она, вытирая кулачком слезы. – Я этого пса

знаю. Не отцепится, паразит…

– Сейчас? – задал я вопрос, чувствуя, как по спине прошел холодок.

– Нет, он сегодня будет не в состоянии. Может, и завтра пропьянствует, мы с

Ильейнагрузили ему. Если не хотите, чтобы вас отправили в ваш детский дом,

надо бежать… С восходом солнца Илья отвезет вас на станцию, купит билет и

посадит в поезд… Если не найдете брата, приезжайте к нам…

Утром мы выехали лишь часов в девять. Сначала бабушки охали и ахали, собирая

рюкзаки на дорогу, зашивая нам в штаны деньги, чтобы не украли по дороге.

Потом старый мотоцикл деда Ильи никак не хотел заводиться. Бабушка Тося,

вытирая слезы, причитала: «Даже тарахтелка не хочет, чтоб вы уехали». Тетя Катя

как всегда пыталась глубже спрятать свои чувства, но ее переживания выдавали

трясущиеся губы.

– Нечего хныкать! Не забывайте, матросики, нас, старух. Выйдете из детского дома,

приезжайте. Авось живы будем… Держитесь друг за друга… Приезжайте…

– Господи, – прошептала бабушка Зинаида, – сохрани и помилуй невинных детей своих!

Не забывайте…

Когда тронулись, я посмотрел назад. Все четверо стояли совсем потерянные,

сгорбленные, одной рукой вытирали слезы, другой махали нам на прощание и

крестили, шепча про себя молитву. Я проглотил подступивший к горлу комок и

резко повернул голову, чтобы не расплакаться. Перед глазами возникло то морозное

утро, когда мой дальний родственник увозил меня вдетский дом. Тогда тоже

пришедшие провожать меня деревенские женщины стояли у ворот, вытирали слезы

платками и смотрели на меня, на маленького человечка, который, не понимая

происходящее, весело играл на тальянке, распевал прощальную песню. Помню, когда

жалостливо заскрипели сани и женщины начали на прощание махать руками и читать

молитвы, только тогда я вдруг осознал, что покидаю родные края навсегда,

безвозвратно. Что уже никогда не смогу босиком бегать с матерью за водой на

родник, не буду встречать радостным криком отца, возвращающегося домой на

тракторе, не буду кормить из рук нашу собачку, не смогу дразнить нашего козла...

Даже в противной черной бане родители не будут хлестать меня веником, весело

поговаривая: «Расти большим и здоровым!». Они ушли. Покинули навсегда, оставив

меня одного, и я никому больше не нужен. Слушая тягучий скрип полозьев и глядя, как

удаляется от меня моя деревня, с каждой минутой я все отчетливее понимал: того, что

было до этого, уже никогда не будет. Что моя жизнь не по моему желанию, а по

чудовищному недоразумению теперь разделена на «до» и «после». И ждет меня

совсем другая, сиротская доля в чужом краю, с чужими людьми. Вот тогда я не

выдержал, отбросил гармонь, уткнулся в тулуп и заревел.

… Я не повернул голову, пока не проехали родник, с трудом сдерживая навернувшиеся

на глаза слезы. Зухра, уткнувшись в мое плечо, незаметно вытирала щеки. Данис сидел с

53

Повесть

каменным лицом, крепко вцепившись в ручку коляски мотоцикла, стараясь скрыть от

нас свои чувства.

Проехав всего чуть больше километра, мотор мотоцикла начал чихать и фыркать.

Потом совсем сбросил обороты и вскоре затих. Дед Илья, ругая заправщика,

посмевшего продать ему за литр самогонки разбавленный водой бензин, прокачав

вручную бензонасос, отпустил тормоз. Так продолжалось несколько раз. Двигатель

упрямо не хотел работать на колхозном горючем. Дед, чертыхаясь, слезал с мотоцикла, а

потом, заводив