Когда цветет полынь - Марат Муллакаев - Страница 47

47

а мы не

услышали гул мотоцикла, так как он заехал со стороны озера. В это время мы как

раз заканчивали складывать в сарае дрова и собирались идти в лес.

Участковый, увидев нас, воскликнул:

51

Повесть

– Екатерина Григорьевна! Откуда у вас малолетние батраки?

– Не городи чепуху, Василий Петрович! – ответила хозяйка, ничуть не растерявшись.

– Не видишь разве, племянники приехали…

– Э-э-э… Неправду говоришь, – засмеялся участковый, вытирая рукавом вспотевшее

лицо, – я ведь знаю, что у тебя нет родственников, тем более племянников…

– Кто сказал тебе, что мои? Ты что-то путаешь, Василий Петрович! Может, зайдешь

в хату, тут жарко, вон с тебя течет ручьем, кваску холодненького попьешь?

– Это можно, – согласился незваный гость, – но я не зайду. Вынеси мне твой квас с

закусочкой сюда, я тут на крыльце, в тенечке посижу.

Тетя Катя торопливо вынесла графин и тарелку с соленостями. Участковый не

забывал начало разговора, как только тетя Катя не хотела повернуть беседу в другое

русло.

– Так откуда эти, – махнул он головой в нашу сторону, когда опустошил граненую

рюмку.

– Из города, племянники моей подруги, – безразличным тоном ответила хозяйка. –

У нее брат, упокой Господи его душу, помер недавно, вот она попросила приютить

сирот на лето у меня. Пусть немного придут в себя после такого горя. Сам

понимаешь, в доме им все напоминает об отце. У тебя самого в прошлом году мать

померла, думаю, понимаешь…

– Да, потерять родных не водку пить, – ответил участковый, наливая очередной раз

в рюмку содержимое графина. – Гляжу, городские тоже умеют пилить дрова…

- А как же, они же живут в частном доме с печным отоплением. Кто же им дрова

будет колоть, соседи что ли? – снова не растерялась тетя Катя.

– Ага, – согласился милиционер, – должны уметь. Я-то почему интересуюсь?

Каждый понедельник на оперативке нам суют бумажки с данными сбежавших из

детских домов, из временных приютов…

– Бегут, значит им там плохо…

– Где теперь хорошо? Всем плохо! В магазинах мяса нет, водки нет, сахара, масла,

колбасы… Даже мыло по блату. Хлеб и тот с перебоями, кукурузный. Вон, давеча моя

Анфисочка пошла в сельпо. За сахаром для варенья к этой, как ее, Глаше –

продавщице. Знаешь, что она моей ответила? «Нет!». Это же надо! Сказать моей

Анфисе – нет! Погоди, она у меня каждый деньбудет говорить: «Да, капитан. Да,

Василий Петрович!» – участковый снова вспомнил тему разговора. – А они бегут и

бегут, сволочи, добавляя нам работу. Где мой планшет? Ага, здесь, – Василий

вытащил кипу бумаг и начал совать в руки тете Кате. – Вот погляди, Екатерина

Григорьевна, от тебя секретов нет, фронтовичка, как и я. Убежали двое из

Воронежа. Тринадцати и четырнадцати лет. Ефимов и Чурков, во, блин, фамилия –

Чурков! От слова – чурка. Пол – мужской. Чурков… Глаза карие, имеется особая

примета на груди с правой стороны – татуировка со словами: «Бог – не водка, тюрьма

– не дом». Вот из Вологды. Драпанули аж шестеро… Из Башкирии трое, из

Куйбышева… Еще из Красноярского края, одновременно из двух детских домов

сиганули… Из Казахстана, из Ленинграда… Даже из Ташкента… Короче, до хрена.

Как тараканы… Весной убегают, к зиме возвращаются…

– От хорошей жизни не бегут, Василий Петрович! Плохо им…

– Что верно, то верно. От хорошей жизни у нас не бегут, а высылают и сажают…

Ладно, поеду я, Екатерина Григорьевна, будь здорова. Ты того, если что пропадет,

украдут, беги ко мне… Найдем, накажем этих сусликов… Слышь, только ко мне.

Давай поцелуемся, нальем еще разок на дорожку и баста… Поеду домой к

Анфиске, обрадую, что сегодня рано вернулся…

Тетя Катя сунула ему в карман бутылку и пошла провожать его до мотоцикла.

Участковый остановился у калитки, посмотрел на нас