Тайна Муромской чащи - Каришнев-Лубоцкий Михаил Александрович - Страница 21

– Не говорил, не говорил! – примиряюще сказала Баба Яга. – А с лесогубцами говорил?

– Говорил, – опустил голову Иван Иванович, – без толку только.

– Ах, древотяпы!.. – Баба Яга хотела еще что-то сказать, но передумала и снова громко позвала: – Калина Калиныч! Куда ты запропастился?!

– Тут я, внучаток вразумлял, – словно из-под земли вырос Калина Калиныч.

Змей Горыныч, который чуть было вновь не задремал, услышал знакомый голос, приоткрыл глаза и увидел своего старого приятеля Калинушку. Как он постарел за сто лет разлуки!.. Мощные плечи обвисли, исчезли куда-то брусничная алость губ и щек, некогда прямой и широкий стан похилился, и только блеск умных, с легкой лукавинкой глаз выдавал в этом старом лешем прежнего молодца-лешака.

– Калинушка, – вильнул хвостом Змей Горыныч, – сколько лет, сколько зим!..

– Много, Горынушка… Поди, за сто будет?

– Пожалуй, будет. Я в Далекой Пещере безвылазно около века просидел.

Средняя голова Змея Горыныча тяжело вздохнула и добавила от себя лично:

– Я против была, да вот они уговорили на глаза никому не показываться.

И она покосилась сначала на левую, а потом на правую головы.

– Чем же вы питались все это время, уважаемый?! – воскликнул изумленный Гвоздиков.

– Воспоминаниями, – охотно ответила левая голова, – у нас их много!

– Если бы вы знали, каких трудов мне стоило уговорить их на это путешествие! – пожаловалась средняя голова на своих соседок. – Они никак не хотели расставаться с воспоминаниями о былом и начать жить настоящим.

– А чего хорошего в нем? – буркнула сердито левая голова. – Только взлетишь высоко, только почувствуешь, что крылья окрепли, а тут тебе команда: «Стоп, прилетели! Дальше нельзя – чужая территория!»

– Да если бы не Муромская Чаща, мы бы и не прилетели! – поддержала ее правая голова. – Не хватало только, чтобы и Муромская Чаща пропала!

– Пропасть она может. – Баба Яга покосилась на Калину Калиныча. – Наш воевода запретил колдовство применять, а разговоры-то не очень нам помогают!

– Это точно, – подтвердил печально Иван Иванович, – беседовали мы с лесорубами, вразумляли их – все без толку!

Баба Яга стала потихоньку закипать:

– Долго, Калиныч, мы с ними возиться будем? Терпенье у всех лопнуло, пора их и поприжать! Вот и Горыныч на подмогу пожаловал…

Она вдруг ехидно улыбнулась:

– Он с ними чикаться не станет!

Но Змей Горыныч внезапно обиделся и хмуро огрызнулся:

– Что «Горыныч»? Чуть что, сразу «Горыныч»! Съесть, что ли, мне их прикажете? Съесть человека недолго!

И тут Ивану Ивановичу пришла в голову гениальная идея.

– Есть никого не нужно! – перебил он начавших было ссориться старых приятелей. – Их нужно усыпить! Хотя бы одного – бригадира. – Гвоздиков обернулся к Калине Калинычу и спросил того, хитровато улыбаясь: – Вы на Совете что постановили сделать, если наши переговоры ни к чему не приведут?

– Ходоков послать к начальству лесорубов. Пусть своих разбойников забирают, пока мы с ними сами не расправились!

– Вот и посылайте ходоков. – Иван Иванович присел на траву, приглашая присесть и остальных собеседников.

Все уселись рядышком со старым учителем, один только Змей Горыныч продолжал лежать: сесть он не мог при всем своем желании.

– Пока Опилкин будет спать, ни одно дерево лесорубы не свалят – побоятся. А ходоки за это время в город съездят, начальству доложат: «Так мол и так, самоуправство ваш работник проявил. Заповедное место вырубить хочет – до последнего деревца!» Оттуда скомандуют – они и уйдут не солоно хлебавши.

– А если не скомандуют? – усомнился Калина Калиныч.

– Скомандуют. Там-то понимают, что Муромскую Чащу сберечь нужно. Одна такая на всю страну. – Иван Иванович не стал дожидаться новых сомнений со стороны недоверчивого лешака и поспешил до конца изложить свой план: – Нужно слетать вам, уважаемый Змей Горыныч, в Долину Волшебных Одуванчиков. Нарвите с десяток разных и – обратно. А вы, Калины Калиныч, подложите их незаметно в палатку Опилкина…

– Рыженьких нужно нарвать! – перебила его Баба Яга. – Синенькие очень уж крепкие!

– Хорошо, нарвите рыженьких, – согласился Иван Иванович, – они действуют безотказно, я на себе проверил.

– А кто в город поедет? – спросил Змей Горыныч. – Дело ответственное…

На этот вопрос Гвоздиков не нашелся сразу, что ответить, и только сказал:

– Нужно подумать…

Он хотел ехать в город сам, но тащить снова за собой всю «гвардию» было невозможно. Оставить же их без присмотра в Муромской Чаще Гвоздиков все же боялся: вдруг опять пропадут?

И тут, словно читая мысли Ивана Ивановича на расстоянии, Калина Калиныч заявил:

– Я поеду. Я старший здесь, мне и ехать. – Он тяжело вздохнул: – Плохо только, что я города не знаю. Лет двести не бывал в нем, поди, изменилось там многое.

– Перемены есть, – подтвердил Гвоздиков, – большинство из них к лучшему.

Митя, который сидел до этого молча, прислонившись к теплому боку[5] Змея Горыныча, вдруг подал свой голос:

– Я с вами поеду, Калина Калиныч.

– Поехали, сынок! – обрадовался старый леший. – Вдвоем веселее! Может быть, и Шустрика возьмем… Там видно будет.

– Чего «видно», чего «видно»! – раздался ворчливый голос Шустрика. – Конечно, поеду!

– Ты сперва здороваться со старшими научись, а уж потом в путешествие напрашивайся! – Калина Калиныч сердито погрозил невидимому лешачонку: – Опять подкрадываешься? Опять деда напугать хочешь? Вот я тебе, постреленок эдакий!

– Надо больно пугать… – проворчал Шустрик и стал видимым. – А в город я с вами поеду! – И он запоздало поздоровался: – Здравствуй, деда Горыныч!

– А меня с собою возьмете? – на всякий случай спросила Маришка. Она уже догадывалась, что Иван Иванович не отпустит ее теперь ни на шаг от себя, и оказалась права.

– Ты здесь нужна, – отрезал сердито Гвоздиков. – Будешь разведчицей.

Маришка никогда не была настоящей разведчицей и поэтому сразу же согласилась остаться.

– Ну, не будем терять зря время, – сказал Калина Калиныч. – Кто с тобой полетит за одуванчиками, Змеюшка?

– Я! – закричали одновременно Митя и Маришка.

– Я! – запоздало выкрикнул Шустрик и первым влетел на спину Змея Горыныча.

– Одного Шустрика хватит, – остановил других ребят старый лешак. И строго наказал внуку: – Нарвешь рыженьких и синеньких. Рыженьких Опилкину, синеньких бабке Кикиморе. Бессонница старую замучила. Понял?

– Понял! – весело ответил Шустрик и нетерпеливо лягнул Змея Горыныча лаптем в бок.

Змей Горыныч вздрогнул, встрепенулся, открыл глаза и спросил:

– Летим?

– Летим! – крикнул Шустрик и помахал рукой провожавшим.

– Сам-то не нанюхайся и Горынычу не давай! – спохватился Гвоздиков и тоже помахал платочком улетавшему Шустрику.

Из ноздрей Змея Горыныча повалил клубами дым, легкое пламя вырвалось из приоткрытых пастей, крылья затрепетали и расправились, тело напряглось, наливаясь силой, – минута – и он взвился в небо, поднялся над облаками и исчез там вместе со своим лихим седоком.