Пуля-Квант - Бобл Алексей - Страница 32

Раз Леха сменил гнев на милость, значит, поверил Никите. Может, не во все поверил, но хоть отчасти… Это я переживать теперь буду, как Никиту отблагода­рить за спасение, да и как Леху окончательно успоко­ить. Он ведь теперь мрачнее тучи будет. Знаю я его.

Я сам виноват, что задумал тряхнуть сталкера, а в итоге оказалось — обычный он романтик. Ну ничего, жизнь исправит в конце концов. Годы свое возьмут. И правильно Никита смолчал поначалу про ГСК в рюк­заке, я сам, окажись в такой ситуации, молчал бы как партизан. Тут попахивает чем-то… чем-то. Опять мы с Лехой влезли в чужие игры. Может, и ОК не в курсе про ГСК, разве что начальник штаба. Мы же по его лич­ному приказу в поиск ушли. Что получается? Наняли Пригоршню, чтобы доставить ГСК к Янтарю. Дали в со­провождение двух лбов-пулеметчиков. Конечно, теоре­тически эти двое и сами ГСК донести могли бы, но ну­жен был человек, который Зону знает и при этом вот такой — мало вопросов, ради денег, все просто, без за­тей. А в охрану — исполнителей, поменьше мыслей, по­больше дела. ГСК могли и на вертолете к Янтарю доб­росить. Но!.. Я вспомнил, как однажды мы уже искали в Зоне борт, который «уронило» Осознание, а потом нас и вообще втянуло в такой круговорот… Вот, Лабус, ты и выстроил цепочку: Осознание что-то ищет, его «гвардейцы» рыскают по южной Зоне — возможно, Пригоршню с рюкзаком ищут. Или это только одна из ветвей чьей-то многоходовой комбинации. Пригоршня же, когда его сопровождающих убили, понял, что вля­пался по наивности во что-то сильно опасное, и решил свалить, не донеся рюкзак с ГСК до Янтаря. Рюкзак спрятал… тут-то мы его и встретили. И еще этот стран­ный лаборант, Кирилл, потерявший память.

Так, сведем воедино: ОК начало спецоперацию, При­горшня несет на Янтарь ГСК, чем ближе к озеру, тем активней монолитовцы, с лагерем ученых пропала связь. Янтарь, вот где собака зарыта. Туда все ниточки ведут…

На ходу Курортник несколько раз пытался выйти в эфир. Тишина. Никто не отвечал, да и так понятно бы­ло, что никто не откликнется: до Периметра теперь не пара шагов, до ближайшего поста километров тридцать. К тому же рельеф местности разнородный, аномальные поля, в воздухе ионизированные облака и прочая га­дость. Сигналы со спутника не всегда проходят. Будь у нас станция ротного звена, и то неизвестно, удался бы сеанс с кем-нибудь.

На пустошь соваться не стали — слишком резко на­чал расти фон, когда к ней приблизились. Да и моноли­товский пост мог там находиться. Судя по всему, они пришли к Зеленке с пустоши, выставили грамотную за­саду, притащив тяжелые пулеметы, а мы случайно в ход событий вмешались и помогли «Свободе». Я надеялся, что хоть кто-то смог уйти из сталкеров — мы стрель­бой наделали много шума. Хотя… перекрестный огонь пулеметов наверняка многих на небеса отправил. А эти сектанты, которых мы завалили, — лишь малая часть групп заслона. Отряд «Свободы» ломанулся в лес — больше некуда, единственное укрытие от кинжального огня пулеметов, — тут их и встретили монолитовцы. Расчет на этом скорей всего строился.

Я отвернул вправо, обходя мерцающий холодец. Пи­скнул детектор. Впереди на ветках деревьев полно жгу­чего пуха, висит, словно марля. Я взял еще правей, гля­нул на сканер: сигнал за сигналом, аномалий — как гри­бов. Здрасьте, приехали.

— Ну, началось, — пробормотал я.

— Стой, Лабус. Привал, — скомандовал Курорт­ник. — Пригоршня, с тебя обед.

— Ладно, — бодро сказал Никита.

Я сбросил рюкзак, обернулся — лес как лес. Ходим, бродим… Сколько можно?

— Сколько нужно, — произнес вслух Курортник, а я вздрогнул.

— Ты что, мысли читаешь?

— Нет, ты усы свои когда-нибудь открутишь. — Ле­ха хлопнул меня по плечу.

Только сейчас я понял, что тяну себя за ус. Тьфу, не­ладная, вечно, когда задумаюсь, усы щиплю! Верно, у моего лица выражение было такое, что нетрудно мысли прочесть.

— Сколько нам еще? — спросил я.

— Навскидку — километров семь.

— Здесь всегда такая концентрация аномалий? Курортник нагнулся к сухпайку, взял галету и захру­стел.

— Угу.

Я сглотнул — после такой беготни и длительного пе­рехода есть хотелось неимоверно — и тоже достал га­лету. Пригоршня в это время собрал горелку, разжег таблетку сухого горючего и выставил банки с кашей на огонь.

— Это локальное поле, широкое по фронту, а в глу­бину метров сто. Пройдем. Мы как-то картографирова­нием занимались с группой Отмеля. Юра еще отрядом не командовал. Так здесь все вдоль и поперек излазили. Лесник тогда, кстати, помог сильно. — Леха взял бан­ку с кашей и сунул в нее ложку.

— А Кирилла-то как искать будем? — спросил я.

— Кирилла? — Леха налег на кашу. — Вот к От­мелю придем, он нас в курс дела и введет.

— Ага.

— Может, по пятьдесят? — Пригоршня встряхнул плоскую фляжку.

— Я те дам по пятьдесят! — Курортник аж поперх­нулся.

Никита пожал плечами и спрятал флягу.

— Через сколько на заимке этого вашего Лесника будем? — спросил он.

— Если все хорошо, то к утру. Нам отдых нужен. Пройдем аномальное поле и встанем на дневку. А в ночь пойдем.

Пригоршня передернул плечами. Мне тоже стало не по себе: ночью ходить по Зоне — риск большой, да и скорость невысока. Но Курортник прав — нам не дой­ти засветло, силы восстановить надо.

— Ну все. — Леха достал платок из внутреннего кармана, протер ложку. — Двинули. Лабус, я поведу.

Никита подхватил рюкзак.

— Пригоршня, — Леха показал на мусор, остав­шийся после обеда. — Дедовщину в армии никто не от­менял.

Сталкер бросил рюкзак и пошел хоронить банки с ко­робками сухпайка.

Я воспользовался моментом и спросил Леху:

— Ты ему поверил?

— А ты? -Да.

Леха посмотрел на сталкера, копавшего ямку подде­ревом.

— Лабус, насчет змеи правда? Была?

— Хватит уже! — вспылил я. — Ты меня еще нач­ни подозревать…

— Да не, — смутился Курортник. — Просто я по­думал, ну… может, контролер где рядом был, галлюци­нацию навел.

— Ага, значит, это галлюцинация у меня на роже и на рукаве? Что ты чушь мелешь? И не уходи от во­проса.

— Поверил, Костя, — сказал он после паузы. — Ну не сволочь же я распоследняя. Только таких роман­тиков, как этот Пригоршня, в Зоне… сам понимаешь.

— Понимаю. И что? Каждый свою жизнь устраива­ет как может.

— Ладно, идем. — Леха взял у меня сканер и встал.

Курортник провел нас через фронт аномалий легко. Я вспомнил, как осенью прошлого года мы шли через Пустошь к Доктору на болото с помощью одной девуш­ки, Ани. Дурная история приключилась. Нас, когда мы вернулись из того похода, продержали в следственном изоляторе особого отдела почти полгода. Следствие на контроле у начальника штаба ОК висело. Всю кровь выпили, вменяя в вину терроризм, измену, убийство то­варищей и сговор с Осознанием. Хорошо, что про мо­нолитовцев мы оба молчали как партизаны. А то ведь такое вообще в голову не лезет: военсталы и цепные псы Осознания, бойцы группировки «Монолит», идут бок о бок в центр Зоны, проводят совместную опера­цию на ЧАЭС. Пока тянулось следствие, нас держали в разных камерах, меня так поначалу в тюремной боль­нице «Гуантанамо», я ж тогда нахватал осколков, пле­чо собирали, словно пазл, даже титановые микропро­тезы вставили в кости.

Я коснулся куртки там, где когда-то была дырень размером со сливу. Помассировал плечо, сжал и разжал кулак. Молодцы военные хирурги, сделали по высшему разряду.

Ближе к январю, перед празднованием Нового года, нас с Курортником неожиданно перевели в одну камеру. Похоже, дело пошло на лад. Может, вмешался кто. А мо­жет, действительно разобрались, что к чему. Что нашу группу подставило Осознание, столкнув со спецназов­цами, заставив убивать друг друга. К середине февраля выпустили, сняв обвинения. Леха стал рядовым бой­цом — на должность заместителя командира группы не вернулся, а предлагали. В отряд мы попали, когда нача­лась спецоперация. Нам дали простенькую задачу и от­правили на патрулирование. И во как все обернулось. Наверное, нельзя нам с Лехой вместе. Мы каким-то за­гадочным образом притягиваем неприятности себе на го­лову. Это в книжках приключения, а мне после того не то что в Зону возвращаться не хотелось, а вообще бы­ло желание сбежать на край Земли, в Сибирь, напри­мер. В глушь, чтоб не видеть ничего, кроме нормальной природы, и подальше от новостей, СМИ, суеты вся­кой — городской, армейской, какая там еще бывает су­ета? Не знаю. Видеть хочется только лица родных…