Задверье - Гейман Нил - Страница 18

– Будем надеяться, дневник твоего отца даст нам какие-то зацепки, – сказал маркиз. – С чего начнем искать?

Она пожала плечами.

– Ты уверена, что он вел дневник? – не отступал он. Она кивнула.

– Он уходил к себе в кабинет и блокировал в него вход, пока не закончит диктовать.

– Тогда начнем с кабинета.

– Но я там уже искала. Честное слово. Я там уже искала!!! Когда обмывала тело…

И она зашлась тихими, рваными рыданиями, которые звучали так, будто их тянули из нее клещами.

– Ну же, ну же… – Маркиз де Карабас неуклюже похлопал ее по плечу и для ровного счета добавил: – Ну же.

Он плохо умел утешать.

В многоцветных глазах д'Вери стояли слезы.

– Ты не мог бы… не мог бы просто дать мне минутку? Я сейчас с собой справлюсь.

Кивнув, он отошел в дальний угол комнаты, а когда оглянулся, то увидел, что она все еще стоит посередине: тоненькая фигурка на фоне белой стены, увешанной картинами со множеством комнат; она обнимает себя руками; ее бьет дрожь. Она плачет, как маленькая девочка.

Ричард все еще расстраивался из-за утраты сумки.

Лорд Крысослов остался непреклонен. Он довольно нелюбезно заявил, что крыса – мастер Длиннохвост – решительно ничего про возвращение Ричардовых вещей не говорила. Только что его следует отвести на Ярмарку. А потом велел Анастезии проводить надмирца, и да – это приказ. Поэтому пусть она перестанет ныть и пошевеливается. Ричарду же он сказал, что, если он, лорд Крысослов, еще когда-нибудь его, Ричарда, увидит, его ждут большие неприятности. Он повторил, что Ричард даже не подозревает, насколько ему повезло, и, не обращая внимания на просьбы Ричарда вернуть его вещи – ну хотя бы бумажник, – подвел их двери, которую запер, как только они переступили порог.

В темноте Ричард и Анастезия шли бок о бок.

Она несла импровизированный фонарь, сооруженный из консервной банки, свечи, проволоки и старой стеклянной бутылки с широким горлышком из-под лимонада. Ричард даже удивился, как быстро его глаза привыкли к почти полной темноте. Насколько он мог разобрать, они шли через подземные склепы, хранилища или погреба. Иногда ему казалось, что в дальних углах что-то шевелится, но кто бы это ни был – человек, крыса или нечто совершенно иное, – к тому времени, когда они подходили ближе, оно всегда исчезало. Когда он попытался заговорить об этих тенях с Анастезией, она на него шикнула и велела молчать. Он ощутил щекой холодное дуновение. Без предупреждения крысословка присела на корточки и, поставив на землю «фонарь», дернула и с силой потянула за утопленную в стену металлическую решетку. Решетка отошла так внезапно, что девушка приземлилась на пятую точку. Поспешно встав, она махнула Ричарду, чтобы лез первым. Скорчившись, он протиснулся в отверстие, встал и начал шарить ногой, куда бы ступить дальше. Приблизительно через фут пол кончился, его нога повисла в пустоте.

– Прошу прощения, – прошептал Ричард. – Но там же дыра.

– Прыгать невысоко, – ответила она. – Давай. Ловко повернувшись на узком уступе, она закрыла за ними решетку, Ричарду стало не по себе, что она к нему так близко. Он боязливо продвинулся в темноту, но тут же остановился.

– Держи, – сказала девушка, протягивая ему фонарь, и стала сползать неизвестно куда. – Эй, – позвала она несколько секунд спустя. – Видишь? Ничего страшного? – Ее лицо было всего в нескольких футах от болтающихся ног Ричарда. – Ну? Давай мне фонарь.

Он опустил руку с фонарем, но ей все равно пришлось подпрыгнуть, чтобы до него дотянуться.

– Ну, – позвала шепотом она. – Скорее.

Перебросив тело через край, он повисел мгновение на руках, потом разжал пальцы… И приземлился на четвереньки в мягкую, топкую грязь. Руки он вытер о свитер. В нескольких футах впереди Анастезия открывала еще одну дверь. Они прошли, и она снова ее закрыла.

– Теперь можно говорить, – сказала она. – Негромко. Но можно. Если хочешь.

– Э… спасибо, – пробормотал Ричард: слова не шли ему на ум. – Итак, м… Ты крыса, правда?

Она захихикала – как японочка, прикрывая смех ладошкой, – потом, посерьезнев, помотала головой.

– Если б мне так повезло! А жаль. Нет, я крысословка. Мы говорим с крысами.

– Что? Просто болтаете с ними?

– О нет! Мы многое для них делаем. Ведь есть кое-что, чего крысы, знаешь ли, не могут. – Ее тон подразумевал, что без подсказки Ричарду это ни за что не пришло бы в голову. – Я хочу сказать, у них нет больших пальцев, и указательных, и мизинцев тоже. Постой…

Внезапно она вдавила его в стену и зажала рот грязной ладошкой, а потом быстро дунула на фонарь.

Ничего не произошло.

И вдруг он услышал вдалеке голоса. Ричард поежился от холода и темноты. Они ждали, прижавшись к стене.

Мимо, говоря вполголоса, прошли какие-то люди. Когда все звуки смолкли, Анастезия отняла ладошку от рта Ричарда, зажгла свечку, и они пошли дальше.

– Кто это был? – спросил Ричард.

– Какая разница, – пожала она плечами.

– Тогда почему ты решила, что они будут не рады нас видеть?

Она поглядела на него печально, точно мать, старающаяся объяснить дитяте, что да, огонь горячий. Любой огонь горячий. Ты уж мне, пожалуйста, поверь.

– Пошли, – вместо ответа сказала она. – Я знаю короткий путь. Мы можем срезать чуть-чуть через Над-Лондон.

Они поднялись по каким-то ступенькам, и, налегши всем весом, девушка толкнула дверь. Они прошли, и дверь тут же за ними захлопнулась.

Ричард недоуменно огляделся по сторонам. Они стояли на набережной королевы Виктории, на променаде в милю длиной, который викторианцы построили на северном берегу реки, прикрыв систему водостоков и недавно созданную линию метро Дистрикт и заменив им вонючие отмели, последние пять столетий гноящиеся по берегам Темзы. Была все еще – а может быть, уже снова, – ночь. Он не мог с точностью сказать, как долго они бродили в темноте под землей. Луны не было, но в небе буйствовали свеженькие и блестящие осенние звезды. А еще сияла уличная иллюминация: огни на зданиях и мостах казались спустившимися на землю звездами, чьи отражения весело мерцали в ночных водах Темзы. «Сказочная страна», – подумалось Ричарду.

Анастезия задула свечку.

– Ты уверена, что это правильный путь? – спросил Ричард.

– В общем и целом. – Она пожала плечами.

Они подходили к скамейке, и как только он ее завидел, Ричарду она показалась самым желанным предметом на свете.

– Можно нам посидеть? – попросил он. – Всего минутку?

Девушка снова пожала плечами. Они сели на разных концах.

– В пятницу у меня была работа в одной из лучших фирм по анализу капиталовложений в Лондоне.

– А что такое нализ и капиталожение?

– Работа такая.

Она удовлетворенно кивнула.

– Понятно. И?

– Ну, просто сам себе напоминаю. Вчера… я словно бы перестал существовать… Здесь, наверху, никто меня не замечает…

– Это потому, что ты больше не существуешь, – объяснила Анастезия.

Полуночная парочка, медленно шедшая по набережной в их сторону и державшаяся за руки, села посередине скамейки, между Ричардом и Анастезией, и немедленно перешла к страстному поцелую.

– Прошу прощения, – сказал им Ричард.

Мужчина залез женщине под свитер, его рука рьяно задвигалась – этакий одинокий путешественник, исследующий неизведанный континент.

– Я хочу, чтобы мне вернули мою жизнь, – сказал парочке Ричард.

– Я тебя люблю, – сказал мужчина женщине.

– Но твоя жена… – Она лизнула ему мочку уха.

– На хрен ее…

– Я не ее хрен хочу, – пьяно хихикая, отозвалась женщина. – У нее вообще его нет… Я тебя хочу. – Положив руку ему в пах, она захихикала снова.

– Пойдем, – сказал Ричард Анастезии, чувствуя, что скамейка перестала быть таким уж желанным приютом.

Они встали и ушли. Анастезия с любопытством обернулась посмотреть на оставшихся на скамейке, которые постепенно переходили в горизонтальное положение.

Ричард промолчал.