Дым и зеркала - Гейман Нил - Страница 61

Подойдя к Сараквелю, я поднял его подбородок, чтобы заглянуть в эти серые глаза.

«Тогда почему ты его убил?»

«Потому что он разлюбил меня. Когда мы начали работать над Смертью, он… он потерял ко мне интерес. А если я не мог получить его, так пусть достанется своей новой возлюбленной. Я не мог выносить его присутствия — не мог терпеть того, что он от меня так близко, и знать, что он ничего ко мне не испытывает. От этого было больнее всего. Я думал… Я надеялся… что, когда его не станет, я сам перестану любить его… и боль уймется. Поэтому я его убил. Я нанес ему колотую рану и выбросил его тело из нашего окна в Чертоге Бытия. Но боль так и не унялась». — Последние слова прозвучали почти как стон.

Подняв руку, Сараквель смахнул мои пальцы со своего подбородка.

«И что теперь?»

Я почувствовал, как на меня нисходит моя Ипостась, как меня захватывает мое Назначение. Я перестал быть отдельным существом, я превратился в Возмездие Господне.

Придвинувшись к Сараквелю ближе, я обнял его. Прижался к его губам своими и, раскрыв их, проник ему в рот языком. Мы поцеловались. Он закрыл глаза.

В тот миг я почувствовал его в себе: горение, свечение. Уголком глаза я увидел, как Люцифер и Фануэль отводят глаза, прикрывают лица рукой от моего света; я чувствовал на себе взгляд Зефкиэля. И мой свет становился все ярче и ярче, пока не вырвался — из моих глаз, из моей груди, из моих пальцев, из моего рта — белым опаляющим огнем.

Белое пламя медленно поглотило Сараквеля, и, сжигаемый, он льнул ко мне.

Вскоре от него ничего не осталось. Совсем ничего.

Я почувствовал, как пламя покидает меня. Я снова вернулся к прежнему себе.

Фануэль рыдал. Люцифер был бледен. Сидя в своем кресле, Зефкиэль молча наблюдал за мной.

Я повернулся к Фануэлю и Люциферу.

«Вы узрели Возмездие Господне, — сказал я им. — Пусть оно послужит предостережением вам обоим».

Фануэль кивнул.

«Я понял. Воистину понял. Я… с твоего разрешения, я пойду, господин. Я вернусь на назначенный мне пост. Ты не возражаешь?»

«Отправляйся».

Спотыкаясь, он подошел к окну и, неистово взмахивая крылами, ринулся в свет.

Люцифер подошел к тому месту, где стоял Сараквель. Потом опустился на колени, отчаянно всматриваясь в плиты, словно пытался отыскать там хотя бы малую частицу уничтоженного мною ангела, снежинку пепла, кость или обгоревшее перо, но там не было ничего. Затем он поднял на меня взгляд.

«Это было неправильно, — сказал он. — Это было несправедливо».

Он плакал. По его лицу бежали слезы. Сараквель, возможно, был первым, кто полюбил, но Люцифер первым пролил слезы. Этого я никогда не забуду. Я смотрел на него бесстрастно.

«Это было возмездие. Он убил. И в свой черед был убит. Ты призвал меня к моему Назначению, и я исполнил его».

«Но он… он же любил! Его следовало простить. Ему следовало помочь. Нельзя было уничтожать его вот так. Это было неправильно!»

«Такова Его воля».

Люцифер встал.

«Тогда, наверное, Его воля несправедлива. Возможно, голоса во Тьме все-таки говорят правду. Как такое может быть правильно?»

«Это правильно. Это Его воля. Я всего лишь исполнил мое Назначение».

Тыльной стороной ладони он отер слезы.

«Нет, — безжизненно сказал он, потом медленно покачал головой. — Я должен над этим подумать. Сейчас я ухожу».

Подойдя к окну, он ступил в небо и, мгновение спустя, исчез.

Мы с Зефкиэлем остались в келье одни. Когда я подошел к его креслу, он мне кивнул.

«Ты хорошо исполнил свое Назначение, Рагуэль. Разве тебе не следует вернуться в твою келью ждать, когда ты потребуешься снова?»

Мужчина на скамейке повернулся ко мне, ища встретиться со мной взглядом. До сего момента мне казалось, он едва замечал мое присутствие: он пристально смотрел перед собой, и его шепот звучал монотонно. А теперь он как будто меня обнаружил и обращался ко мне одному, а не к воздуху и не к Граду Лос-Анджелесу. Он произнес:

— Я знал, что он прав. Но я просто не в силах был уйти, даже если бы захотел. Моя Ипостась не окончательно покинула меня, мое Назначение не осуществилось до конца. И как Люцифер, я опустился на колени. Я коснулся лбом серебряного пола.

«Нет, Господи, — сказал я. — Еще рано».

Зефкиэль поднялся со своего кресла.

«Встань, — велел он. — Не пристало одному ангелу преклонять колена перед другим. Это неправильно. Вставай!»

Я тряхнул головой.

«Ты не ангел, Отец», — прошептал я.

Зефкиэль промолчал. Сердце екало у меня в груди. Мне было страшно.

«Мне поручили разузнать, кто в ответе за смерть Каразеля, Отец. И я знаю, кто это».

«Ты свершил свое Возмездие, Рагуэль».

«Это было Твое Возмездие, Господи».

Тогда он, вздохнув, снова сел.

«Эх, маленький Рагуэль. Проблема с сотворением заключается в том, что сотворенное функционирует намного лучше, чем ты даже планировал. Следует ли мне спросить, как ты меня узнал?»

«Я… не могу сказать с точностью, Господи. У тебя нет крыльев. Ты живешь в центре Града и напрямую руководишь Творением. Когда я уничтожал Сараквеля, Ты не отвел глаз. Ты слишком многое знаешь. Ты… — Я помедлил и задумался. — Нет, не знаю, откуда мне это известно. Как Ты сказал сам, Ты хорошо меня сотворил. Но кто Ты и в чем смысл драмы, которую мы тут для Тебя разыграли, я понял лишь, когда увидел, как уходил Люцифер».

«И что же ты понял, дитя?»

«Кто убил Каразеля. Или по крайней мере кто дергал за нитки. Например, кто, зная склонность Каразеля слишком глубоко погружаться в свои проекты, устроил так, чтобы Каразель и Сараквель совместно работали над Любовью».

«А зачем кому-то понадобилось „дергать за нитки“, Рагуэль?» — Он произнес это мягко, почти поддразнивая, точно взрослый, делающий вид, будто ведет серьезную беседу, когда разговаривает с ребенком.

«Потому что ничто не происходит без причины, а все причины — в Тебе. Ты подставил Сараквеля. Да, он убил Каразеля. Но он убил Каразеля для того, чтобы я мог его уничтожить».

«И уничтожив его, ты поступил неправильно».

Я заглянул в его старые-старые глаза.

«Это было мое Назначение. Но я считаю это несправедливым. Думаю, нужно было, чтобы я уничтожил Сараквеля, дабы продемонстрировать Люциферу Неправоту Господа».

Тут он улыбнулся:

«И какова же у меня была на то причина?»

«Я… я не знаю… Не могу понять… Как не понимаю, зачем Ты создал Тьму или голоса во Тьме. Но их создал Ты. Ты стоял за всем случившимся».

Он кивнул:

«Да. Пожалуй. Люцифер должен мучиться, сознавая, что Сараквеля уничтожили несправедливо. И это, среди всего прочего, подтолкнет его на некий поступок. Бедный милый Люцифер. Его путь изо всех моих детей будет самым тяжелым, ибо есть роль, которую ему надлежит сыграть еще в предстоящей драме, и она будет великой».

Я остался коленопреклоненным перед Творцом Всего Сущего.

«Что ты сделаешь теперь, Рагуэль?» — спросил он.

«Я должен вернуться в мою келью. Теперь мое Назначение исполнено. Я обрушил Возмездие и разоблачил виновного. Этого достаточно. Но… Господи?»

«Да, дитя».

«Я чувствую себя нечистым… Оскверненным. Как если бы на меня пала тень. Возможно, верно, что все свершившееся — по воле Твоей и потому хорошо. Но иногда Ты оставляешь кровь на Своих орудиях».

Он кивнул, словно со мной соглашался.

«Если желаешь, Рагуэль, можешь обо всем забыть. Обо всем, что случилось в сей день. — А потом добавил: — Вне зависимости от того, решишь ли ты помнить или забыть, ты не сможешь говорить об этом ни с одним другим ангелом».

«Я буду помнить».

«Это твой выбор. Но иногда память оборачивается тяжким грузом, а умение забывать приносит свободу. А теперь, если ты не против… — Опустив руку, он взял из стопки на полу папку и открыл ее. — Меня ждет кое-какая работа».

Встав, я отошел к окну. Я надеялся, что Он позовет меня, объяснит все детали Своего плана, каким-то образом все исправит. Но Он ничего не сказал, и, даже не оглянувшись, я оставил Его.