Американские боги - Гейман Нил - Страница 91

– Обещаю, – серьезным тоном сказал Леон.

Тень взял монету в левую руку и стал двигать правой рукой Леона, на практике показывая, как можно сделать вид, будто ты взял монету, которая на самом деле осталась лежать в другой ладони. А потом велел Леону потренироваться самому.

После нескольких попыток мальчик навык усвоил.

– Вот теперь полдела сделано, – сказал Тень. – А вторая половина такая: все внимание должно быть сосредоточено на том месте, где монета должна находиться. Смотри только туда, где она вроде как должна быть. Если ты сам будешь уверен в том, что она у тебя в правой руке, никто и не подумает следить за левой, как бы неловко ты этот фокус ни делал.

Сэм наблюдала за всем этим, слегка склонив голову набок, и молчала.

– Ужин! – возгласила Маргарет, выйдя из кухни с блюдом, полным спагетти, от которого вовсю валил пар. – Леон, иди помой руки.

К спагетти прилагались хрустящие хлебцы с чесноком, густой красный соус и чудесные пряные тефтельки. Тень от души нахваливал Маргарет.

– Старый семейный рецепт, – сказала она в ответ, – достался от корсиканских предков.

– А мне казалось, вы тут все индейцы.

– Папаша у нас чероки, – встряла Сэм. – А у Мэг дед по материнской линии приехал с Корсики. – Из всей компании Сэм была единственным человеком, который всерьез налегал на вино. – Папаша бросил их, когда Мэг стукнуло десять лет, и переехал в другую часть города. А через шесть месяцев родилась я. Моя матушка и папаша поженились, когда он получил развод. А когда мне стукнуло десять, он и мою матушку бросил. Видимо, у него просто цикл такой, десятилетний, на большее его не хватает.

– Ну вот, с тех пор, как он удрал в Оклахому, как раз прошло почти десять лет, – сказала Маргарет.

– Ну, а моя матушка – она из европейских евреев, – продолжила Сэм, – из какой-то такой страны, где раньше были коммунисты, а теперь просто бардак. По-моему, ей просто понравилась идея выйти замуж за индейца-чероки. Диковатая в итоге получилась парочка.

Она глотнула еще вина.

– Мама у Сэм – та еще штучка, – сказала Маргарет тоном, в котором осуждения не было ни на грош.

– А знаете, где она сейчас? – спросила Сэм. Тень покачал головой. – Она в Австралии. Познакомилась по интернету с одним типом, который живет в Хобарте. Но когда встретились вживую, ей показалось, что какойто он противный. А сама по себе Тасмания понравилась. Вот она теперь там и обитает, в какой-то женской коммуне, обучает их делать батик, и все такое. Правда круто? В ее-то возрасте!

Тень согласился, что круто воистину, и подложил себе еще тефтелек. А Сэм между тем рассказывала, как тасманийских аборигенов уничтожили британские колонизаторы, и как под конец они устроили настоящую облаву, выстроившись цепью вдоль всего острова, чтобы выловить всех до последнего человека, но поймали одного-единственного старика и вдобавок к нему – больного мальчика. А еще она рассказала ему про тилацинов – тасманийских тигров – про то, как их истребляли фермеры, потому что боялись за своих овец, а потом, в тридцатые годы, политики обратили наконец внимание на то, что тигров надо защищать, – ровно после того, как был убит последний. Она допила второй стакан вина и налила себе третий.

– Да, кстати, Майк, – вдруг сказала она. Щеки у нее уже вовсю горели. – А почему бы вам не рассказать про свое семейство? Айнсели – они вообще какие?

Она улыбалась, но улыбка была недобрая.

– Да так, довольно скучный народец, – сказал Тень. – Никто из нас даже до Тасмании не добрался. А ты, значит, в Мэдисоне учишься. И как оно там?

– Сами знаете, – ответила она. – Я специализируюсь на истории искусств, гендерных исследованиях, и еще на скульптуре, в бронзе.

– А я когда вырасту, – встрял Леон, – стану волшебником. Уфф. Ты меня научишь, Майк Айнсель?

– Ну, конечно, – сказал Тень. – Если мама будет не против.

Сэм сказала:

– А после ужина, пока ты будешь укладывать Леона спать, Мэгс, Майк сводит меня на часок в «Приют оленя», хорошо?

Маргарет даже плечами не пожала, лишь слегка приподняла бровь.

– Мне кажется, мужик он что надо, – сказала Сэм. – И нам много о чем нужно с ним поговорить.

Маргарет перевела взгляд на Тень, который как раз усердно вытирал с подбородка бумажной салфеткой воображаемую каплю кетчупа.

– Ну, вы народ взрослый, – сказала она тоном, который предполагал, что никакие они на самом деле не взрослые, а даже если и взрослые, то лучше бы таковыми не были.

После ужина Тень помог Сэм помыть посуду – она мыла, он вытирал, – потом показал Леону очередной фокус: отсчитывал ему в ладошку цент за центом, и всякий раз, когда Леон ладошку открывал и пересчитывал монетки, одной не хватало. А потом, когда последний цент отправился вслед за остальными – «Держишь его? Крепко?» – и когда Леон разжал ладошку, цент превратился в десятицентовик. И из гостиной Тень вышел под жалостные детские вопли («Как ты это сделал? Мам, а мам, как он это сделал?).

Сэм подала ему куртку.

– Пойдем, – сказала она. Щеки у нее горели от выпитого.

Снаружи было холодно.

Тень заскочил домой, сунул в пластиковый пакет «Протоколы заседаний городского совета Лейксайда» и захватил их с собой. Хинцельманн тоже может оказаться у «Оленя», и вот Тень и покажет ему упоминание о славном предке.

По подъездной дорожке они шли плечо к плечу.

Он открыл дверь гаража, и она тут же прыснула со смеху.

– Мамочки мои! – задохнулась она, увидев джип. – Тачка Пола Гюнтера! Ты купил тачку Пола Гюнтера. Ой, мамочки!

Тень открыл для нее дверцу. Потом обошел вокруг капота и сел на водительское место.

– Что, машина знакомая?

– Когда я приехала сюда, к Мэгс, не то три, не то два года тому назад – это я его и надоумила перекрасить ее в пурпурный цвет.

– Ага, – сказал Тень. – Теперь хоть понятно, кто во всем этом виноват.

Он вывел машину на улицу, выбрался из нее и запер гараж. Потом забрался обратно. Когда он вернулся, Сэм сидела тихо и смотрела на него странным взглядом, будто былая уверенность в себе начала из нее утекать, причем довольно быстрыми темпами. Он накинул ремень безопасности, и она сказала:

– Н-да. Умнее не придумаешь на моем месте, правда? Садиться в машину с психом-убийцей.

– В прошлый раз я доставил тебя до дома в целости и сохранности, – сказал Тень.

– Ты убил двух человек, – сказала она. – И тебя ищут федералы. И тут я приезжаю и обнаруживаю, что ты, под вымышленным именем, живешь дверь в дверь с моей сестрой. Или Майк Айнсель – это все-таки настоящее имя?

– Нет, – вздохнул Тень, – не настоящее.

И признание это было ему – как ножом по сердцу. Ему вдруг показалось, будто сдав Майка Айнселя, отказавшись от него, он выпустил из рук что-то очень важное: словно навсегда расстался с хорошим другом.

– Ты их и вправду убил, этих людей?

– Нет.

– Они приехали ко мне домой и сказали, что нас с тобой видели вместе. И еще этот парень показал мне твою фотографию. Как его звали-то? Мистер Шляпп? Нет, мистер Градд. Как в кино, в общем. «Беглеца» видел? Но я сказала, что никогда тебя не встречала.

– Спасибо.

– В общем, так, – сказала она. – Давай, рассказывай, что тут происходит. А я обещаю не выдавать твоих тайн, если ты не будешь выдавать моих.

– Да я никаких твоих тайн и не знаю, – ответил Тень.

– Ну, ты же знаешь, что идея перекрасить эту колымагу в пурпурный цвет была моя, в результате чего Пол Гюнтер так ославился на несколько окрестных округов, и так над ним все стали ржать и прикалываться, что в конечном счете ему вообще пришлось отсюда уехать. Мы с ним, если честно, обдолбанные были оба в никуда, – призналась она.

– Вряд ли в этом есть хоть какая-то тайна – для местных по крайней мере, – сказал Тень. – Наверняка об этом знает весь город. В такой цвет машину можно покрасить, только если ты в полном ауте.

А потом она сказала, очень тихо и очень быстро: