Возвращение Поллианны (Юность Поллианны) (Поллианна вырастает) (Другой перевод) - Портер Элинор - Страница 1

Элинор Портер

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОЛЛИАННЫ

1. ДЕЛЛА ВСЕ ВЫКЛАДЫВАЕТ НАЧИСТОТУ

Уэтербай, молодая дама, остановилась у парадной двери одного из домов на Федеративной авеню. Собранная и целеустремленная, она всем своим существом, от шляпки, растрепанной ветром, до туфель на плоской подошве, казалось, излучала здоровье.

— С добрым утром, Мэри! Сестра у себя? — обратилась она к выбежавшей на ее звонок юной служанке, и в ее голосе прозвучала непреклонная решимость.

— Да, мэм, миссис Кэрью у себя, но только… — девушка заколебалась, — она мне строго-настрого наказала не впускать никого посторонних.

— Ну я-то не посторонняя, надеюсь, ты это понимаешь? — ухмыльнулась мисс Уэтербай. — Вот увидишь: меня она примет с распростертыми объятиями. Не бойся, я всю вину беру на себя! — Она кивнула головой, отводя возражение и испуг, мелькнувшие в глазах девушки. — Так где она? В гостиной?

— Да, мэм, но все же…

Делла, однако, не стала выслушивать дальнейших возражений и ринулась к парадной лестнице. Потом она безо всякого смущения вбежала в холл и нажала кнопку возле приоткрытой двери.

— Да, Мэри! — послышался за дверью безучастный голос. — Делла, так это ты? — Голос тотчас переменился, наполнившись любовью и радостью. — Девочка моя, откуда, какими судьбами?

— Да, вот пришла. Только я совсем ненадолго. Я по делам из санатория с еще двумя сестрами, и скоро надо возвращаться. Ой, я тебя даже не поприветствовала, — она наклонилась и поцеловала миссис Кэрью.

Та вновь нахмурилась и слегка отстранилась. Радость и заинтересованность, мелькнувшие на ее лице в первую минуту встречи, уступили место унылому раздражению, ставшему привычным для всех, кто имел дело с этой женщиной.

— Ну да, я так и знала. Ты и часу не можешь пробыть в этом доме.

— В этом доме… — Делла попыталась беззаботно рассмеяться, но что-то резко переменилось в ее настроении. Теперь она смотрела на старшую сестру с нескрываемой печалью. — Руфь, милая, я не могу. Поверь, я никогда не могла бы здесь жить, — последние слова она постаралась выговорить с нежностью.

— Я, право, не возьму в толк, почему ты… — В голосе Руфи звучало уже нескрываемое раздражение.

Делла нервно покачала головой:

— Ты отлично все понимаешь, Руфь. Я не могу всему этому сочувствовать: угрюмость, дни бесцельного существования, упоение тем, какая ты бедная и несчастная.

— А если я в самом деле бедная и несчастная?

— Значит, надо попытаться стать счастливой!

— Почему? И что может меня изменить?

Делла Уэтербай резко выпрямилась.

— Руфь, выслушай меня! — повелительным тоном обратилась она к сестре. — Тебе тридцать три года. Ты вполне здорова. Во всяком случае, была бы здорова, веди ты себя подобающим образом. Временем ты не связана и денег у тебя, прости, не в обрез. И если тебе до сих пор никто еще этого не сказал, то говорю я: стыдно превращать свой дом в египетскую усыпальницу и требовать от бедной служанки, чтобы она, как цербер, никого не пускала на твой порог!

— Но я не хочу никого видеть!

— Так захоти, заставь себя!

Миссис Кэрью с тоской поглядела на сестру и отвернулась к стене:

— Мне жаль, Делла, что тебе не дано уразуметь. Я не такая, как ты. Я не могу забыть.

По лицу младшей сестры пробежала тень:

— Я понимаю. Джейми. Я тоже ни на один час не забываю о нем и не могу забыть. Но чем больше мы будем хандрить, тем меньше надежды на то, что мы его обретем! Для поисков нужна энергия.

— Я восемь лет держалась. Восемь лет я искала его! — возмущенно выкрикнула миссис Кэрью сквозь слезы.

— Да, Руфь, — стараясь быть спокойной, отвечала ей Делла. — Мы искали его восемь лет и будем искать еще. Пока не отыщем его или пока нас не станет. Но жить так, как ты живешь, это просто невозможно!

— А я вот не представляю себе, как можно искать и в то же самое время делать разные другие дела.

После этих слов сразу воцарилось молчание. Младшая сестра смотрела на старшую с тревогой и одновременно с осуждением.

— Руфь, — заговорила она теперь уже раздраженным тоном. — Прости мою прямолинейность, но что же, ты так и будешь заживо себя погребать? Ты теперь скажешь, что вдовство обязывает. Но что ты за вдова? Ты вышла замуж за старого человека, с которым не прожила и года. Ты была еще девчонка, мало что смыслившая в жизни. Оно тебе почти приснилось, твое замужество! Я, может быть, несправедлива отчасти, но все равно не может быть такого горя, чтобы им омрачилась целая жизнь.

— Ты, возможно, права, но…

— Но ты ничего не изменишь в своем поведении, так?

— Нет, я все-таки надеюсь, что мы отыщем Джейми.

— И я надеюсь, но неужели кроме Джейми нет в мире других радостей?

— Я просто не задумывалась над этим.

— Руфь! — почти выкрикнула Делла с ожесточением в голосе, но неожиданно для себя вдруг рассмеялась. — А знаешь что, сестричка? Давай-ка мы тебе назначим небольшую дозу Поллианны? Тебе это нужно как никому.

Миссис Кэрью недоуменно пожала плечами.

— Я не знаю, что такое поллианна, и мне это не нужно, — резко возразила она. — Вообще пусть куда-нибудь подальше катится твой санаторий со всеми дозами, неврозами, наркозами, прогнозами… Ты слышишь?

Внезапно озорной огонек мелькнул в глазах Деллы, хотя лицо оставалось спокойным и строгим.

— Между прочим, Поллианна — это не лекарство. Правда, в каком-то смысле она тонизирует… Это имя одной девочки, Руфь.

— Господи, но почему же я должна была об этом догадаться? — капризным тоном парировала старшая сестра. — У вас там прописывают же белладонну, значит, наверно, бывает и поллианна. Ты меня все время пичкала всякими снадобьями, да еще ты говоришь «доза». Разумеется, я ни о чем другом не могла подумать, кроме как о лекарстве!

— Вообще-то она и лекарство тоже. Живое лекарство. Наши доктора даже говорят, что она лучше любых лекарств, какие они могли бы назначить. Это девочка двенадцати или тринадцати лет, которая все прошлое лето, и осень, и даже часть зимы провела у нас в санатории. С тех пор я ее не видела. Мы случайно разминулись, ее выписали как раз во время моего отсутствия. Но все же мы с ней очень долго общались, и я была совершенно ею очарована. И все больные в санатории до сих пор только и говорят о Поллианне. И все играют в ее игру.

— Игру?

Делла кивнула и загадочно улыбнулась:

— Это называется «утешительная игра». Я тоже в это вовлечена. Послушай, как все началось. Поллианна проходила под моим наблюдением одну неприятную и довольно болезненную процедуру. Это бывало обычно по вторникам. Как только меня взяли на работу в санаторий, мне сразу же вменили это в обязанность. Я страшно расстроилась, потому что мучить детей — самое тяжелое на свете. Крики, истерики… Но тут, представляешь себе, эта девочка радостно улыбнулась мне навстречу, и в течение всей процедуры она только иногда слабо постанывала. А это, поверь мне, была настоящая пытка! И вот что она мне сказала: «Меня раньше Нэнси купала всегда именно по вторникам, это было немного неприятно, но зато потом так хорошо было ходить целую неделю чистой!» Можешь такое представить?

— Да, удивительно. Но только при чем здесь игра?

— Погоди, про это потом. Так вот, эта девочка стала рассказывать о себе. Оказалось, что она дочка бедного священника, еще в раннем детстве оставшаяся без матери. «Женская помощь» и миссионерские фонды взяли ее под свою опеку. С тех пор она стала получать от них подарки на Рождество. И вот накануне очередного праздника Поллианне очень захотелось куклу. Но в тот год куклы среди пожертвований не оказалось, и девочка получила в подарок маленькие костыли. Разумеется, она очень огорчилась и расплакалась, и тогда отец научил ее такой игре: во всем, что с нами происходит, надо непременно стараться найти радостный, утешительный момент. И вот странность: чем труднее отыскать эту радость, тем большим бывает наслаждение и тем интереснее играть.