Искушение фараона - Гейдж Паулина - Страница 22

– Посмотри-ка туда! – Гори кивнул в сторону входа в гробницу. – Струя воздуха будто бы поднимается вверх правильной спиралью!

И в самом деле, серая пыль поднималась все выше, и казалось, что она складывается в воздухе в какие-то немыслимые очертания. Хаэмуас подумал, что мог бы даже рассмотреть в этой игре некие изображения, картины, если бы они не рассеялись слишком быстро. Мгновение упущено. Столбец отравленного воздуха гробницы растворился в солнечном свете, и Хаэмуас быстро поднялся с места. Гори не отставал от него.

– Отец, берегись ловушек, – напомнил он Хаэмуасу. Тот быстро кивнул. Иногда в гробницах устраивали искусно скрытые от глаз длинные шахты, обрывающиеся вниз на всю глубину, или фальшивые двери, заманивающие неискушенных в черные ямы.

Хаэмуас подошел к лестнице, остановился, глубоко вздохнул и быстро пошел вниз, туда, где рабочие проделали в камне большой проем. Слуги с факелами в руках поспешили следом за ним, и Хаэмуас остановился перед темным проходом, ведущим внутрь, чтобы дать им возможность осветить открывшееся пространство. Слугам явно не хотелось заглядывать внутрь. «Но, с другой стороны, – размышлял Хаэмуас, пока они выстраивались полукругом перед входом, – слуги все время боятся. А на этот раз боюсь и я». Яркие языки пламени колыхались, отбрасывая в дальние углы удлиненные мрачные тени. Громыхая дощечкой, Пенбу вытащил перо. Гори чуть задыхался. Не осознавая, что делает, Хаэмуас взял сына за руку, и вместе они двинулись дальше.

Воздух древности, томившийся в гробнице, вырвался наружу, но внутри было сыро и пахло гнилью. Пенбу закашлялся, а Гори поморщил нос. Хаэмуас не обращал на запах ни малейшего внимания. Первая комната, хотя и небольшая, была искусно и богато убрана, все вещи в полном порядке. Грабители и расхитители не бывали здесь. Охваченный радостью и восхищением, Хаэмуас смотрел на аккуратно сложенные ящики с одеждой, на мебель, расставленную по местам и не поврежденную ни малейшей царапиной, на огромные глиняные кувшины с их драгоценным содержанием – маслом, вином и благовониями, – печати на которых были нетронуты. В нишах по стенам стояли фигурки ушебти с серьезными лицами, ожидая, пока хозяин призовет их к работе на полях или у ткацкого станка, и сами стены вокруг них, казалось, дышали жизнью. Белый алебастр украшали яркие картины.

Медленно проходя вдоль стен, Хаэмуас с изумлением смотрел, какой точности и живости изображения удалось достичь древним художникам. Вот усопший и его супруга сидят за обеденным столом, в одной руке у каждого – цветок лотоса, в другой – чаша с вином. С улыбкой на устах они склонились друг к другу. Вот молодой человек, возможно сын, в короткой белой юбке и со множеством ожерелий на красной груди, предлагает какой-то плод бабуину, усевшемуся у его ног. Вообще бабуины были повсюду – они скакали в нарисованном саду, где небольшое семейство расположилось отдохнуть у пруда, бежали следом за отцом, когда тот с копьем в руке догонял льва во время охоты в пустыне, просто сидели, обернув хвост вокруг пушистых лап, а трое людей тем временем медленно, отталкиваясь шестами, плыли на лодке по заросшему яркой зеленью болоту в поисках уток. Один бабуин даже распростерся неподалеку от ложа, над которым поднималось зловещее солнце, и его рассветные лучи будили двоих, спавших на этом ложе. Великолепные картины, повествующие о радостях земного существования этой семьи, перемежались с рядами черных иероглифов, призывающих богов открыть для своих почитателей дорогу в рай, даровать им в следующей жизни все возможные почести и благословения, охранять и защищать их земную гробницу. Гори беседовал с Пенбу, который уже начал копировать открывшиеся на стенах надписи. Потом он подошел к отцу.

– Тебе ничего не кажется странным на этих изображениях? – спросил он.

Хаэмуас взглянул на сына:

– Ты говоришь о бабуинах?

– Нет, не о них. – Гори покачал головой. – Хотя они тоже необычные. Усопший, что покоится в соседнем зале, был, наверное, великим почитателем бога Тота. Нет, не бабуины. Я говорю о воде. Всмотрись внимательнее.

Хаэмуас пригляделся к настенным картинам и действительно обнаружил кое-что удивительное. На любой из них ноги изображенных людей – отца, матери и сына – всегда находились в воде. На некоторых были изображены маленькие белые волны. Иногда в этой воде резвились рыбы разных пород, а на одной из картин у ног изображенных на ней людей располагались наполненные водой сосуды. Всегда, чем бы ни занимались люди на картинах, они непременно стояли в воде или поблизости от воды.

– Эти люди, должно быть, страстно любили Нил, если повсюду украсили свою усыпальницу его священными изображениями, – прошептал Хаэмуас, и его голос свистящим эхом разлетелся по всему залу. – И вот что, Гори, я еще заметил. Этот человек скорее всего лекарь, как и я. Вот, смотри, – И он показал туда, где рядом с длинной чередой иероглифов был нарисован целый набор врачебных инструментов. – Это описание, как изготовить не знающий поражения бич, а рядом – список чудодейственных заклинаний, избавляющих от болезней.

Вместе они ходили по залу, следом за ними медленно шел Пенбу, занятый своими записями. Вдруг Хаэмуас радостно вскрикнул и остановился. В высокой нише, совсем рядом с зияющим проходом, ведущим в погребальный зал, стояли две статуи. Одна из них изображала высокую изящную женщину, она улыбалась Хаэмуасу из-под старомодного парика, выбитого из гранита и украшенного выкрашенной в синюю краску головной повязкой. Одну руку она держала на боку, а второй обхватила запястье своего мужа – высокого человека с широким и спокойным лицом. На нем были лишь короткая набедренная повязка и сандалии. Как и женщина, он улыбался. Одна нога у мужчины была вынесена вперед, как будто он сделал шаг, а в руке этот человек сжимал каменный свиток. Как и все прочие украшения в этой гробнице, скульптуры представляли собой произведения искусства такого выдающегося мастерства, какое Хаэмуасу редко доводилось видеть.

Глаза обеих статуй сияли темным огнем. Для ожерелья на шее у женщины были выбраны камни красного и синего цветов, кисти на ее узкой одежде сверкали золотом. Хаэмуас склонился к изножью статуй.

– Вот, – произнес он через минуту, – мы нашли царевну и, вероятно, царевича, хотя я не могу прочесть его имени. Там, где оно должно быть, камень весь в зазубринах.

Гори ощупал пальцами каменный срез.

– Разбойники здесь ни при чем, – заметил он через некоторое время. – Я думаю, основание статуи повредили, когда ее сюда устанавливали, а потом у рабочих просто не было времени, чтобы привести все в надлежащий вид. – Он выпрямился. – В любом случае его имя должно быть написано на саркофаге.

– Согласен, – сказал Хаэмуас. – А у нее, у царевны, имя просто удивительное – Агура. Очень необычное. А скажи, Гори, можем ли мы определить время этого захоронения?

Гори рассмеялся. Его смех эхом раскатился под каменными сводами, а статуи, казалось, поморщились при этих резких звуках. Кто-то из слуг даже вскрикнул от страха, а Хаэмуас, мгновенно позабыв свою недавнюю задумчивость, чуть не бросился к сыну, чтобы закрыть ему рот рукой.

– Почему ты меня спрашиваешь? – усмехнулся Гори. – Я всего лишь твой жалкий помощник, о мудрейший. Полагаю, что точную дату установить практически невозможно. Мебель самая простая, скромная, относится, вероятно, к эпохе Великих пирамид, а общее убранство наводит на мысль о тех временах, когда отдавали дань богатству украшений, – это времена правления моего прадеда Сети. Возможно, мы узнаем кое-что еще, когда посмотрим на гробы.

Хаэмуасу не хотелось идти в следующий зал. Не хотелось этого и слугам. Они стояли, сбившись в тесную кучку.

– У статуи принца в руке какой-то свиток, – сказал Хаэмуас, обращаясь к Гори. – На вид можно сказать, что это – символ власти фараона. Само по себе это очень странно и могло бы посчитаться святотатством, ведь только правителей разрешалось изображать с атрибутами земной власти.

Гори в ответ лишь кивнул и сделал знак слугам проследовать в погребальный зал. Они дружно отпрянули, глядя на него широко раскрытыми глазами. В неверном свете факелов было заметно, как они бледны. Хаэмуас подошел к ним, подумав на ходу, что у него, должно быть, на лице написан точно такой же испуг и нервное напряжение.