Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Искушение богини - Гейдж Паулина - Страница 34


34
Изменить размер шрифта:

– Я знаю, – просто сказала она, и его гнев погас. Лодка причалила к берегу, спустили трап, но ни он, ни она не двинулись с места. Наконец Менх сбежал на берег, подобрал сбитую птицу, вернулся и с восхищенным поклоном отдал ее Хатшепсут.

Хатшепсут провела рукой по ее белым перьям.

– Возьми ее себе, – сказала она Сенмуту, – Пусть повара ее приготовят, и, быть может, мы съедим ее вместе.

Бережно, без слов он принял птицу из рук девушки, но та вдруг закинула голову и расхохоталась. И они поплыли назад, в Фивы, стоя бок о бок на борту, а вечер был ветреный и золотистый.

Когда они сходили на берег, к нему вернулось одно давно забытое, детское ощущение. Отец часто брал его с собой на базар в деревню, где они меняли зерно и лен, бобы, дыни и овощи на другие товары. Каждый раз он возвращался домой, счастливый и утомленный встречей с неожиданным, и каждый раз ему было жаль, что все так быстро кончилось.

Стоя на верхней ступени лестницы, ведущей к воде, и глядя на желто-сине-красные, залитые солнцем колонны, он вдруг почувствовал себя одиноко. Менх и Хапусенеб весело попрощались и сели каждый в свою лодку, где слуги уже ждали их, чтобы отвезти домой. Остальные сопровождающие толпой двинулись по сикоморовой аллее к дворцу. Ра, уже не добела раскаленный, а тускло-бронзовый, плыл низко в небе, медленно подгребая к закату и заливая золотом все вокруг. Сенмут подставил ему лицо и закрыл глаза, застигнутый врасплох совсем не характерным для него желанием возблагодарить бога, который подарил ему этот день.

– Хочешь встретиться с моим отцом?

Ее голос прозвучал совсем рядом, и он повернулся к ней в некотором смятении, вообразив на миг, что она приглашает его прокатиться на небесной ладье. Ее кожа, воспламененная закатом, отливала медью, волосы пылали. Она была так близко, что он чувствовал ее аромат, священный аромат мирры.

– Ты сегодня такой тихий, жрец, – продолжала она. – Для тебя это был удачный день?

– Я не знаю, – нескладно ответил он, – во всяком случае, запоминающийся.

Он все еще держал гуся в руках, его мешок с едой где-то потерялся.

– Дай мне птицу, – сказала она, – я прикажу сварить ее специально для тебя, а потом ты, я и мой отец вместе съедим ее. Иди отдохни, я за тобой пришлю. Хотя, быть может, ты предпочтешь оставить все как есть и вернуться под крышу архитектора?

Он понимал, что она имеет в виду не только ужин у фараона, но отрицательно покачал головой.

– Нет, прекраснейшая, – негромко сказал он. – Я благодарен тебе за этот день.

– День новых начинаний? Я рада, что он пришелся тебе по душе.

Он поклонился, и она ушла, сопровождающие ее женщины потянулись за ней, подобно шлейфу радужных пузырьков, а он медленно побрел к себе, в каморку позади кабинета Инени.

Его позвали как раз к обеду, и он пошел следом за рабом в сгущающихся сумерках. Сады лежали в теплой задумчивой темноте, но дворец сиял огнями, в залах пахло едой, раздавались торопливые шаги обутых в сандалии ног. Раб оставил Сенмута у двойных дверей банкетного зала, где уже ждал главный глашатай, готовый распахнуть двери и объявить о его приходе. Сенмут, заикаясь, начал было объяснять, кто он такой, но глашатай жестом остановил его, распахнул двери и нараспев произнес:

– Сенмут, жрец могущественного Амона, архитектор, – и Сенмут очутился в гуще толпы. Зал показался ему огромным, как внешний двор храма, и темным, как пещера, – сотни ламп, горевшие вдоль стен, не могли развеять тьму, в которой терялся потолок. Люди прогуливались меж высоких стройных колонн-лотосов, которые ровными рядами поднимались над белыми каменными плитами пола, или, собравшись в кучки, потягивали вино и болтали в ожидании обеда. В дальнем конце зала не было стены, только лес колонн, меж которыми кралась проникшая из сада ночь. Легкий ветерок, в котором мешались ароматы благовоний и масел, дул ему в лицо. Была весна, и на столах, беспорядочно расставленных по залу в ожидании обедающих, возвышались груды ветвей в цвету – белые сикоморы, оранжевые гранаты, ароматная желтовато-зеленая персея, – а между подушек и плащей раскинулся океан розовых и голубых лотосов.

Девочка-рабыня, почти ребенок, нагая и робкая, с поклоном приблизилась к нему и укрепила на его голове конус из воска, смешанного с благовониями. Тут же подошел другой раб и тоже поклонился.

– Соблаговолите последовать за мной, благородный Сенмут, – сказал он почтительно. Сенмут едва не расхохотался, такими забавными вдруг показались ему и он сам, и этот слуга, и незаслуженный титул, но он сдержался и пошел за ним, мягко ступая в своих лучших сандалиях. Они лавировали в толпе, пока не добрались до невысокого помоста, находившегося на полпути между входными дверями и ведущей в сад колоннадой. Там слуга указал ему на группу из четырех золотых столиков, крышки которых утопали в цветах, а лишенные украшений ножки – в подушках. Вокруг помоста стояли другие такие же столы, но слуга, заметив колебания Сенмута, жестом показал ему, чтобы он шел наверх.

– Сегодня вы гость фараона, – сказал он и, когда Сенмут, смущаясь, поднялся на две ступеньки и нерешительно остановился, добавил: – Выпьете вина?

Сенмут кивнул, и слуга исчез, растаяв в толпе. От жаркого ночного воздуха и тепла тел восковые конусы на головах гостей уже начали подтаивать, и благовония потекли по их шеям. Сенмут, у которого от страха пересохло в горле и расшалились нервы, в ожидании вина обнаружил, что такие же пахучие испарения окружают и его, но нашел их довольно приятными. Подняв руку, он обмакнул пальцы в густую струю за ухом, потер друг о друга ладони и поднес их к лицу. Принесли вино в золотом сосуде, таком тонком, что, когда Сенмут взял его и сделал глоток, ему показалось, что он видит сквозь его стенки очертания своей руки. Краем глаза поглядывая поверх волнующегося моря людских голов на входные двери, он увидел, как они наконец широко распахнулись и в открывшемся за ними полумраке засверкали драгоценности. Разговоры смолкли. Порывами налетал ветерок.

Главный глашатай набрал побольше воздуха и громко заговорил:

– Гор, Могучий Бык, возлюбленный Маат, повелитель Нехбета и Пер-Уаркета, увенчанный огненным уреем, тот, кто заставляет биться сердца, сын солнца, Тутмос, вечно живущий. Великая царственная супруга Ахмес, повелительница двух земель, великая супруга, царственная сестра и возлюбленная фараона. Царевич короны Хатшепсут Хнум-Амон, возлюбленная Амона, дочь Амона.

Колени у всех подогнулись, руки протянулись вперед, головы склонились, и пол в зале на мгновение ожил, вздымаясь и опускаясь, точно волны озера.

Сенмут, который стоял на помосте выше всех, тоже опустился на колени. От страха его подташнивало. А что если он не понравится фараону? Вдруг он скажет что-нибудь не то и его с позором выгонят из зала? Бесчестье казалось ему хуже смерти. Все это пронеслось у него в голове в тот миг, когда его лоб коснулся подушки и поднялся вновь, а в следующий миг он снова был на ногах и наблюдал за царем и его семьей, которые шли по залу, принимая поклонение подданных.

Вблизи фараон выглядел куда более внушительно, это был не тот невысокий, коренастый человек, которого Сенмут видел однажды издали на дороге в Луксор. С близкого расстояния больше бросались в глаза его широкие плечи, рельефные мускулы ног, воинственная голова, похожая на бычью, острый взгляд подвижных, все примечающих глаз. В тот вечер он был с ног до головы одет в желтое, его любимый цвет. На нем был желтый, припорошенный золотом схенти и сандалии из сплетенных золотых цепочек. Нагрудник – две руки из горного хрусталя с обведенными золотом пальцами, держащие бирюзовый глаз Гора, инкрустированный аметистами и синим стеклом, – в тот самый день был преподнесен ему в дар визирем Нижнего Египта. Голову Тутмоса украшал желтый кожаный плат, чьи концы спадали чуть ли не до самой талии; а кобра и стервятник, вздыбившиеся над его сияющим лбом, мерили толпу холодным взглядом хрустальных глаз.