Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 38

– А-ха-ха, вот был умат, когда Крейзи на костре подорвался, – злорадно погнал в отместку Дима, когда мы отсмеялись. – Доверили как-то Крейзи костер развести. Обычно у нас этим Ильенчик занимался, а тут промашка вышла, поручили Санечке. Крейзи разжег огонь. Только все нормальные люди заранее проверяют землю под кострище на тему сюрпризов. Сантер этого обстоятельства не учел. Горит костер день, два. На второй как рвануло. Причем сильно. Наверное, летучка была либо граната там лежала, нагрелась за это время в огне. Хорошо, Сашка не у самого костра стоял. Мы тоже где-то поодаль тусовались. Как дало! Крейзи в кусты отбросило, на сосне макароны болтаются, рогатки, на которых котелок висел, как-то совершенно немыслимо развернуло. Ужас, в общем. Вытаскиваем Санечку из кустов. Он не слышит ничего, оглушило. А котелок мы не нашли, улетел куда-то.

– Вот у вас веселуха творится, – подивился Балдорис.

– Веселуха была что надо, – являясь участником большинства наших совместных раскопок, я мог утверждать, что бывал в переделках покруче. – Мы в детстве с Пухлым раз чуть не сгорели. Помнишь? – спросил я. Пухлый кивнул. – Откопали как-то ракетный снаряд от немецкого реактивного миномета. Положили его в костер. Залезли в траншею, ждем. А лето уже, трава сухая. Мы сидим, чувствуем, что-то не то. Выглянули, а кругом все пылает. Пухлый говорит, давай уходить. Я: куда, сейчас взорвется, погибнем. Ждем-ждем, пламя раскочегарилось, жара страшная. Пухлый порывается выскочить, я его держу. Чуть не зажарились. Вдруг как уебало! У меня волосы, которые спеклись, все разом унесло взрывной волной. Огонь тоже сбило. Мы из укрытия выбрались и бежать. Все в ожогах, кожа волдырями. У Пухлого морда здорово обгорела.

– С харей Вовану всегда не везло, – прокомментировал Глинник.

Вован только усмехнулся на это. Внешность он имел уродливую, поэтому и гримаса получилась жуткой. По бокам искореженного лица торчали оттопыренные уши, казавшиеся еще более лопоухими по причине короткой стрижки. Шевелюра у Пухлого непонятного окраса – пятнами – местами светлее, местами темнее. Короче, вкупе с его немалым росточком – наружность устрашающая. Кликуху он получил из-за вечно опухшей физиономии. Окрестил его Вова Богунов, Рыжий, еще один юный следопут, ныне безвестно сгинувший. С Рыжим я был знаком меньше, чем с остальными ребятами, так уж получилось. Зато с Пухлым они были друзья не разлей вода. Был в нашей компании третий Володя – Рерих, но он давно отъехал на историческую родину в Германию. Богунов же ушел в армию. Служил на Дальнем Востоке в 390-м полку морской пехоты, дембельнувшись, воевал в Боснии, Чечне; я в это время сидел. Чачелов потом встречал одержимого милитари-идеей друга, в совершенной отвязке после армии бегавшего по городу с пистолетом ТТ. Пухлый был между нами связующим звеном. А я от нашей шайки давным-давно отошел.

Но все возвращается на круги своя. Улучив момент, Аким наполнил рюмки. Некирные люди пропустили.

– Ну, за друзей, – с военным лаконизмом снова выступил я в роли тамады.

Крякнув у меня над ухом, Аким с громким стуком опустил донце стопаря на стол.

– Однажды мы с батей тоже чуть не погибли, – степенно отер он усы тыльной стороной ладони, – точнее, нас чуть не убили. Пошли мы: я, батя и старший брат – на линию Маннергейма. Мы далеко заходили, аж на третью линию.

– А вояки? – усомнился Балдорис. – Там ведь воинские части стоят.

– Нам-то хули, – философски, как может только пьяный русский человек, рассудил Аким, – части не части, мы шли себе. Вояк обходили стороной, что их не обойти, если надо? Здесь-то укрепрайон поблизости весь раскопан. Батя мой – воробей стреляный, он с дядей, братом своим, по молодости лет знаешь в какие дебри забирался? Собственную карту составили, по ней уже меня с братом потом водил. Батя у меня обстоятельный был, царство ему небесное. И вот пошли мы на дальние блиндажи, к Ладоге. Я, батя и брат. Про линию Маннергейма никому объяснять не надо, что это такое и куда она тянется? Увел он нас в самую глухомань, туда, где доты еще не чищенные.

– А такие есть? – всполошился Глинник. У Бори аж уши зашевелились.

– Было навалом, и сейчас предостаточно, – туманно ответил Аким, не выдав семейную тайну. Так, наверное, в Сибири старатели берегли секрет золотой жилы. – Укрепления там из местного камня. Сложены из огромных валунов, скрепленных раствором. Мы у одного такого и забазировались. Изучили предварительно, не действующий ли, а то, бывает, вояки их для собственных нужд используют. Но тот был глухой. Вход бетоном залит. Мы осмотрели, других лазов нет, значит, все нормально, никто этот дот не трогал. Стали тогда пробку взрывать…

– А вояки? – снова спросил Балдорис, в трофейщицких методах ничего не смысливший.

– Какие вояки? Никто ничего не слышал. Во-первых, лес густой, во-вторых, мы зарядами маленькими долбили. Ковыряешь ломиком дырку в пробке, туда граммов двадцать-тридцать гексогена, заваливаешь аемлей, сверху пнем каким-нибудь припираешь и подрываешь. Потом ломом куски бетона выковыриваешь. Щель расширяется, туда снова заряд, и так далее. Детонаторов у нас было как грязи. Конечно, дело хлопотное, но малошумное. За день пробку выбили. Видим, дверь железная, на нехилых болтах привинченная. Как я говорил, батя у меня человек запасливый, на все случаи жизни что-нибудь имел. Достали детонационного шнура малую бухту. В нем тэн, он тоже сильный. Шнуром головку болта обвязываешь; он как даст-даст, как даст-даст – как автогеном срежет! Смахнули мы болты, дверь малым взрывом сбили: она к стене бетоном с пробки была прилеплена, ломами ее не взять.

Взломали, короче, блиндаж. Поели и спать легли. А с нами еще собака увязалась от станции. Всю дорогу шла, сколько ее ни гнали. Ко сну когда отходили, брат ее хорошенько шуганул. Она, паскуда, убежала в чащу, а ночью пришла и макароны, что мы на завтрак оставили, сожрала. Я вроде сквозь сон слышал какого-то зверя, но из спальника было лень вылежать – за день наломался. Утром глаза продрали: макрикам нашим капут, и собака рядом бегает, сытая, довольная. Старший брат как сорвался за ней с «вальтером»! У нас при себе в лесу всегда пистолеты были, батя по молодым годам их совсем целехонькими выкапывал, тогда на полях трупы еще воняли. Братец, значит, щелк-щелк в собаку. Погнался за ней и где-то в лесу эту сволочь убил. Через эту проклятую суку, я думаю, все и началось.

Пошли мы в дот. Фонари взяли, веревки, ломы и всякое такое. Блиндаж был мощный. Заходим, видим, пушка стоит. Ее немного внутрь задвинули, чтобы амбразуру законопатить, она весь зал перегородила. Рядом с ней замок валяется, видимо, поленились унести. Хорошая, годная для стрельбы пушка, хоть сейчас заряжай. И зарядить было чем – на полу стартовики лежат, много. Запросто можно было взрывом амбразуру раскупорить и пальнуть в белый свет как в копеечку – хули нам, кабанам, нынче здесь, завтра там. Вояки бы нас не нашли. Вот только дот неисследованный бросать было жалко. Вставили мы на всякий случай замок в пушку, осмотрели его. Там ударник артиллерийский такой хитрый, с тремя бойками. Нам батя сказал, что это старинное немецкое крепостное орудие времен Первой мировой, а нашим оно на случай новой войны сгодится – откроют дот и будут поливать. Мы дальше так и поняли. Блиндаж, конечно, шикарный: многоуровневый, на стенах проводка, лампы висят в плоских плафонах.

– Свет не горел? – осведомился Балдорис, недоверчивый, как любой лоходром, которому мало доводилось копать.

– Нет, свет не горел, мы своими фонарями обходились. На втором этаже койки в комнатах стоят, стулья, столы – все нетронутое. Жилое помещение было. Мы на третий ярус спустились. Там уже воздух задохшийся: тяжелый, сырой. Хули, камень везде, а вентиляции нет. Метров пятнадцать под землей, наверное, а то и больше. Вот там у них склады боеприпасов и помещались. Красота: аппарели какие-то, подъемники. Двери толстые, железные, однако незаваренные. Но мы их открыли, хотя приржавело за годы все что можно. У бати для этих целей керосин в пузырьке был. Впрочем, и так открыли. Зашли и глазам не поверили: в камерах стоят стеллажи, а на них лежат снаряды для пушки. В масле, не ржавые ничуть, полный порядок. В другом каземате пороховые заряды в орудийных ящиках. Действительно, наши дот законсервировали на случай войны. В соседних отсеках взрывчатка лежит, тротил немецкий, детонаторы, огнепроводного шнура просто море, ну склад! Ходили-ходили, нашли всякие причиндалы саперные, тоже гансовские. Стрелкового оружия не было.