Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 34

– Везде, – сказал я. – Ночью не видно. Маскировочной сетью от дороги отгородишься, и все время до рассвета – твое.

– В ментовку попадал?

– Не без того, пару раз ловили. Невелика беда, – отмахнулся я, – по шее пару раз дадут, инструмент отнимут, ну, в школу сообщат. А поскольку я был председателем военно-патриотического сектора и даже, – воздел я вверх палец, – имел ключ от комнаты боевой славы, мне все сходило с рук. Я мотивировал раскопки добычей экспонатов для нужд школы, и мне в общем-то верили, поскольку я туда кое-что приносил. Не оружие, а так… экспонаты. К тому же, проводил экскурсии в этой славной комнате и вел активную общественную работу. Поэтому мне прощали маленькие шалости, тем более что я один из всех малолетних балбесов фурычил в героической истории родного края. Еще бы не фурычить, – хмыкнул я, – столько земли перемолотил. Пятак хорош тем, что там можно копать в любом месте и что-нибудь обязательно да найдешь. Все-таки четыреста тысяч человек положили, шутка ли? Оружия на нем – еще не одному поколению раскопщиков хватит.

– Да, Пятак место хлебное, но не прикольное из-за ментов, – кивнул Боря. – Я там начинал, а потом стал копать по Новгородской области. В Долину Смерти последний раз вообще фирменно съездили. Наткнулись на блиндаж. Его раскопали раньше нас, но не весь. Мы тоже стали рыться. Эрик портфель нашел, складник и телефон. Я – бак от эмгэ с патронами и тоже телефон. Потом отошли немного по окопу, стали бруствера обрушивать. Бац, пулеметные гильзы. Ну, раз есть такая россыпь гильз, значит, должен быть и пулемет. Смотрю, профиль траншеи на ячейку для пулеметного расчета похож. Стал копать, а из песка конец ленты торчит. Потянул, вытащил, насколько смог. Нормальный ход, думаю, и на нашей улице КамАЗ с игрушками перевернется! Копаю дальше – есть! Целехонький эмгэ. Вон, в углу стоит.

– В песке что ему сделается, – окинул я взглядом предмет Бориной гордости. – В песке сухо, вода сразу вниз уходит, не дает железу ржаветь. В Приморске я вообще целые винтовки поднимал, на них даже дерево сохранилось. А в том же Мясном Бору ствол если он был, допустим, в окопе засыпан вертикально, то становится конусообразным – так неравномерно корродирует.

– Такие клины я тоже вытаскивал, – согласился Боря. – Дерево – дефицит, оно дороже ствола. Если ты еще и столярничать умеешь, тогда вообще фирменный копатель, цены тебе нет.

– У нас Пухлый умел по дереву работать, – припомнил я.

– А из чего ложа делали? – Боря даже шитье отложил.

«Бойцы вспоминали минувшие дни, окопы, где вместе сражались они». Вот тоже, собрались трофейщики лясы поточить. Лазают какие-то непонятные люди по лесам, а потом трендят об этом часами: трешь-мнешь, хрен поймешь. У Мертвого озера нас пробило на водные темы, а нынче предались воспоминаниям о сухопутных.

– Из сосновой доски, – я увлеченно пересел, закинув ногу за ногу. – Ну, если для себя, тогда, конечно, из березки. Возиться с нею дольше, зато приклад выходит достойный. А сосна – она мягкая. После трех выстрелов ствол шатается.

– И сколько по времени у вас фирменное ложе точилось?

– Пухлый резал за день. К вечеру уже было готово. Он красивые ложа делал. Качественно обточенное дерево – это, конечно, вещь! А из гнилых винтовок Вова на даче забор смастерил.

– Это ж сколько потребовалось стволов? – с плохо скрываемой завистью спросил Боря.

– Не помню уже… Много.

– Стволы-то рабочие?

– Были рабочие, стрелять можно.

– И не жалко?

– Дед Пухлого из них потом фундамент для бани сделал. Бетонную подушку стал заливать и все стволы туда вомчал в качестве арматуры.

– Да ну на фиг! – не поверил Боря. С точки зрения «зеленого следопыта», подобное расточительство было просто кощунством.

– Можешь сам у Пухлого спросить. Будете у него на даче, в этой бане попаритесь.

– Ну, вы оригиналы! – поразился Боря.

– Это Пухлый оригинал, – сказал я. – Что там забор из винтовок! Мы когда на Невском пятаке копали, у Пухлого там было ложе из мосталыг. Собрал себе из костей типа трона и восседал на нем, как король каннибалов.

– Ну, он дает!

– Кстати, о каннибализме, – злорадно упомянул я. – У Пухлого есть идея-фикс: затащить в лес бабу и сожрать ее. Так что, если с вами будет женщина, может статься, что назад она не вернется. Поэтому смотри, что за мясо в котелке.

– Да ну вас к черту, – скривился юный следопыт, – жути только гонишь. Кто в лесу будет с бабами канителиться, на хрен кому они там нужны!

– Пухлый может, – поддразнил я, – он такой. Пронзительный визг прорвался к нам с лестничной площадки.

– Илья, Илья! – это звала на помощь Маринка.

Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, который я сделал, чтобы, покинув кресло, оказаться в прихожей. Дверь была не заперта, я дернул ее на себя и нос к носу столкнулся с человеком в черной одежде. Я врезал ему локтем в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи «стечкин». Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда доносился истошный Маринкин вопль:

– Илья!!!

Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор, я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС – волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги начисто сорвал башню.

Не сомневаясь, что имею дело со «светлыми братьями», я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защелкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.

Предварив свое появление шумовым эффектом, я пронесся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС в вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и рядом с ней двоих «светлых братьев», один был с «Калашниковым», второй держал в руке меч.

– Амба! – ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.

Нашороханный «светлый брат» вскинул свой калькулятор, собираясь дать очередь с пояса, но я опередил с окончательным расчетом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с нее кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.

– Ложись, ложись, сука, на пол! – во всю глотку зарычал я.

Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.

– Лежи, козлина, если жизнь дорога, – пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул ее в коридор. – Сейчас попробуем выйти из дома. – Глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. – Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет – попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?

– Да, – тряхнула головой Маринка, и я понял, что она точно ничего не сделает.

– Тогда пошли, – сказал я и едва не попал под пули.

Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошметки гипсокартона, в воздухе заклубилась известковая пыль.

За стеной на лестнице кто-то упал.

– Илья, – по голосу я узнал Борю, – ты живой?

– В порядке, – ответил я.

Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемета, потом спрашивает, живой ли?

– Осторожно, – предупредил я, – мы идем.

Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с решительным видом прохаживался по ней, держа на изготовку пулемет. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в черном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.

– У нас началась война, – сообщил Боря.

– Валим отсюда! – Я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчетчик, достал из тайника запасную обойму для «стечкина» и тонну баков, отложенную на черный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне «Калашников», но меченосец, видимо, так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.