Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 32

– Не говори глупостей.

– Когда мужчина хочет сказать женщине, что она дура набитая, он обычно говорит ей: «Ты совершенно права, дорогая», – ехидно напомнила Марина. – А вот Слава, между прочим, тебя к своей Ксении ничуть не ревнует. Я совершенно точно говорю. Мы с Ксюхой на эту тему немало разговаривали. Она его, кстати, тоже ко мне не ревнует.

– Неужели? – вырвалось у меня.

– Можешь сам спросить.

– Обязательно, – неохотно пообещал я.

Вынырнувшая откуда-то со стороны детской площадки четверка молодых людей быстро направилась к нам. Я продолжал вести Маринку как ни в чем не бывало, а у самого торопливо застучало сердце. Мне не понравилась их целеустремленность. Шли несомненно по делу. Ребятки обладали внешностью дворовой шпаны, которая проводит досуг в возлияниях под окнами родного дома. Сейчас им явно не хватало на бутылку. Брешь в бюджете должен был залатать неосмотрительно забредший в их дворик прохожий со своей барышней.

Как бы невзначай я опустил руку в карман, где лежал светошоковый фонарь.

– Мужик, дай закурить, – обратился главшпан – высокий тинейджер в серой клубной куртке.

Я не курил, о чем мог бы сказать, но не захотелось терять лицо в присутствии Маринки. Да и не помогло бы. Так к чему унижаться!

– У меня одна.

– Давай одну.

Кодла обступила нас полукругом. Справа от главшпана заняли позицию мальчонка в клетчатой кепке и чернявый пацан с пэтэушными усиками, слева стояло нескладное пирамидальное творение пьяных люмпенов, узкоплечее, толстожопое, с огромным губастым ртом под приплюснутым носом-пуговкой. Подростки меряли нас оценивающими взглядами, особенно Маринку, сволочи!

– Вы такие не курите, – ответил я, сожалея, что не остановился и не подождал Славу.

– Курим, курим, доставай, – насмешливо произнес главшпан, а мальчонка не преминул спросить:

– Что за сорт?

– «Красный богатырь», – ответил я, поражаясь собственному бесстрашию. – Только предупреждаю, она одна на всех.

– Чего? – не врубился сразу главшпан. – Что за богатырь?

– Красный, – ответил я, – с мохнатым фильтром и задними колесами.

Со смекалкой у ребят был напряг. Только чернявый просек, что над ними глумятся, и быстро ткнул меня в лицо кулаком.

Удар пришелся в губы, был он несильным. Я отступил и выдернул из кармана фонарь.

«Везет на синьхуанов», – подумал я, нажимая на кнопку, но чернявый опять опередил меня. Удар ногой, ловкий и незаметный, выбил из руки шокер. Фонарик улетел, а кодла бросилась в драку. Отступать было некуда, Маринка связывала по рукам и ногам, да и не дали бы убежать молодые и резвые. Догнали бы и растерзали, поганцы.

В озверелом обществе действовали законы стаи. Атаковал старший. Уклоняясь от удара, я пригнулся и поддел плечом движущегося по инерции главшпана. От удара под дых он содрогнулся, согнулся и отвалил. Я пнул изо всей силы оказавшегося поблизости мальчонку. Жесткий рант модельного ботинка угодил ему по голени. Поганца словно ветром сдуло, он отскочил, визжа.

Чернявый с пирамидой налетели на меня, мутузя с обеих сторон. Попали в голову, я потерялся. Уже ничего не видя, не слыша и не соображая, я упал на спину, локтями инстинктивно защищаясь от сыплющихся отовсюду ударов. Сучьи детки, next-поколение, глушили меня с очумелой жестокостью. Могли бы и убить, не заголоси на весь квартал Маринка. На ее крик с воем примчался Слава и в шесть секунд навел порядок, утихомирив хулиганов связками ударов. Мне оставалось только кататься по земле, чтобы не попадать под ноги дерущихся.

Когда рядом свалился главшпан, я понял, что развязка боя близка, вскочил и стал охаживать полудурка пыром по ребрам. Переросток кряхтел и ойкал, закрываясь руками, как я только что, но меня перемена ролей ничуть не смущала, и я продолжал с остервенением выколачивать из него дурь.

– Хорош, Ильюха, – остановил меня корефан, – ты его так вообще забьешь насмерть.

– Ну и пусть, – выдохнул я, сплевывая кровавую пену, но бить перестал, – одним подонком будет меньше!

– Пошли отсюда. – Слава с Маринкой потащили меня с поля брани.

– Пидоры и уроды! На людей как бешеные бросаются, лупцуют почем зря. Я же им ничего не сделал, петухам!

– Сделал, не сделал, – пробормотал Слава, – какая разница. Все мы такими были по молодости.

– Нет, не все. – Ярость моя иссякла, осталась только злость. – В юности я таким не был, можешь мне поверить.

– Ну, это ты не был, – туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с легкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.

Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.

– Ого, у тебя и видок, – смерила она меня взглядом эскулапа и покосилась на мужа. – Где это вы отирались?

– У тестя были, – ответил я, чем ее весьма удивил.

– Ни хрена себе страна! – воскликнула Ксения. – Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.

Жена, не отвечая, смотрела в пол.

– От тестя что-нибудь осталось? – не унималась Ксения.

– Папа здесь ни при чем, – быстро сказала Маринка. – Это хулиганы напали.

Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять на кого.

– А чего случилось? – забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.

– Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, – смутился тот.

– А ты где был? – накинулась на него Ксения, будто Слава был моим секьюрити, а она – директором охранного бюро.

– Он задержался немного, – поспешил я на вы. ручку другу. – Мы с Мариной ушли вперед, а он слегка подотстал.

– Нужда замучила, – нашелся Слава.

– Ох, заняться вами некогда, – грозно подбоченилась Ксения. – Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.

Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.

– Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, – попытался я приободрить ее, но мне это не удалось.

– Илья, ты свой фонарь потерял, – сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв ее за плечи, увела в комнату.

Мы как оплеванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.

– Ну ничего, – сказал корефан и стал раздеваться, – бабы сами разберутся.

Это означало, что он предлагает возобновить банкет.

– Нет, – возразил я, еще не отойдя после разговора с Маринкой, – моя половина без меня разбираться не будет. Пойду ее успокою.

С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моем появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.

– Прости, что так получилось, – сказал я, присаживаясь рядом.

– Милый. – Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась лицом в грудь.

Я заботливо погладил ее по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую прическу.

– У тебя очень красивые волосы, – совсем не к месту сказал я комплимент и в результате под конец сумасшедшего дня лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но все же я предпочел бы находиться в отдельной квартире.

– Я так за тебя испугалась, – доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.

– Ничего страшного не могло случиться, – успокоил я ее, утвердившись в мысли, что никогда не расскажу ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. – Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.

Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.

– Так быстрее заживет, – оправдалась она.

– Губа заживет совсем быстро, если ты не будешь высасывать из нее кровь.

– А может, она у тебя вкусная, – рассмеялась удовлетворенная Маринка. – Может, мне нравится.

«Доведут же проклятые гопники!» – подумал я.

9

Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день, может, и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут, как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. «Светлое братство» с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем, и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы «братья» не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентеры, так родственники; не родственники, так друзья. «Никто не хотел умирать». В результате добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта. А уж потом и археолога ликвидируют.