Кладоискатель и доспехи нацистов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 22

– Ну, чего?

– Замордовали его сегодня, – сообщил лежащий по соседству пожилой мужчина с забинтованной головой. Он пожирал глазами бутылку. – Если он не хочет, могу я компанию составить.

– Конечно же, – я с готовностью скрутил пробку. – А кто мордовал-то?

– Столько народу приходило, еж-ползешь, – пожилой сглотнул слюну и, выжидательно глядя на повисшее над стаканом горлышко, вынужден был продолжить: – Все утро ходили – тум-дум-дум, тум-дум-дум! Только к нему.

Взгляд Эрика неохотно переместился на нас.

– А кто приходил? – Вино неторопливо забулькало, вливаясь в стакан. Пожилой заерзал.

– Да всякие… разные, – стараясь не смотреть в сторону Эрика, мужик сел. Ему было неудобно, но выпить сильно хотелось. Я терпеливо ждал. – Ну, разные всякие, еж-ползешь. Сначала бизнесмены, навроде «новых русских». Все нафокстроченные, в черных пальто и сапожках. Потом матушка и ментяра с нею.

– Ваше здоровье, – я протянул пожилому стакан. Тот жадно выхлебал вино.

– Опер приходил, – заговорил Эрик, моя нехитрая уловка расшевелила его, – оперуполномоченный из отделения. Я написал заявление, что никаких претензий ни к кому по поводу случившегося не имею. Тебе, Илья, на пользу. Дело заводить не будут.

Он говорил негромко, только губы шевелились. Я почему-то вспомнил, что раненый человек старается экономить силы на мельчайших движениях, и подумал, как много Эрик потерял крови.

– А кто приходил перед опером? – наклонился я и компаньону. – Это были «светлые братья», да? Они уговорили тебя написать отказ.

– У меня нет ни к кому претензий, – повторил Эрик. – Все фирменно… Я доволен.

– Бизнесмены эти все растолковали по заяве, как и что в ней писать, – подал голос пожилой. – Они в законах шарят, еж-ползешь!

Я сунул ему недопитую бутылку.

– Эрик, – сказал я, – ты, конечно, волен поступить как хочешь…

– Доспехи надо было им продать, – тихо, но разборчиво произнес Эрик. – Сопротивляться… не стоит. Уступи Доспехи. Они купят.

– Даже после разборок? – На мой взгляд, кровь «брата» могла служить серьезным препятствием для совершения сделки. – Что-то не верится.

– А ты верь. Иногда полезно.

В словах его звучала укоризна. Эрик верил, а я нет. Все случившееся было лишним подтверждением того, что со «Светлым братством» надо ухо держать востро. Выстрел на Ржевке сжег все мосты, чему доказательством был вчерашний налет. Братство мстило мне, какая может быть торговля?!

Этого я, конечно, говорить Эрику не стал. Сделал вид, будто согласен, и попросил адресок Альфреда Конна, дабы использовать его в качестве посредника. Эрику сдавать сердечного друга не хотелось, он начал мяться, но тут вошла медсестра и стала требовать, чтобы мы убрались. Эрик был слаб и не выдержал давления.

Дядюшка Альф обитал в престижных апартаментах на Итальянской улице.

– Обойдемся без насилия, – предупредил я друга, когда мы поднимались по гулкой «старофондовской» лестнице. – Стой и смотри, стой и молчи, как очень метко выразился Егор Летов, понял?

Зная, сколь скор на расправу корефан, я хотел до поры оградить несчастного немца от маленькой Сталинградской битвы, после которой, как известно, остаются сплошные руины. Афганец легко мог устроить победоносное шествие советских войск по владениям культурбегрюндера, но осуществлять это прямо с порога я считал делом преждевременным – сегодня надо было дойти до сути, а не до края. Я планировал задушевный разговор, для затравки которого лучшего предлога, нежели занедуживший любовник, трудно было придумать.

– Понял, – хмыкнул Слава. – Может, мне в машине подождать?

– Не ерничай, – без друга я идти не хотел, кто знает, что ждало меня в гнезде маслозадого ебуна, – просто веди себя хорошо.

– Лады. – Мы взошли на лестничную площадку, и я потыкал пальцем кнопку звонка.

Эрик говорил, что рабочий день в вербовочном пункте заканчивается в пять. Мои часы показывали начало седьмого. По идее, дядюшка Альф был дома. Вот только один ли?

Разгадка явилась в виде точечки света, мелькнувшей в глазке. Кто-то с той стороны подошел к двери, отодвинул заслоночку и приник к окуляру.

– Кто там?

– Нам нужен Альфред Карлович, – медовым голосом произнес я. – Мы из больницы. От Эрика письмо привезли.

Залязгали замки, посыпались цепочки, дверь стремительно отворилась.

– Эрик в больнице? – В проеме показалось узкое лицо, освещенное падающим из прихожей светом. – Что с ним случилось?

– Он ранен, – сказал я. – Мы его навещали в больнице. Он написал вам письмо и просил передать.

– Где оно?

– Мы пройдем? – сделал я шажок, поняв, что возражений не будет.

– Проходите, конечно, о чем речь, – заторопился хозяин. – Простите, что я вас тут держу.

Он прошмыгнул в комнату, предупредительно распахнув двустворчатую дверь, украшенную многоцветным витражом. Бесшумно ступая по паласу, мы последовали за ним, попутно оглядывая поражающее благородством обстановки жилье. Герр Конн, обладавший вкусом хорошего дизайнера, обустроил хату в стиле спокойного интеллектуального изящества. Недорогая, но добротная мебель, плафон в виде расписного китайского фонаря, на стенах темные драпри.

– Так где же письмо?

– Извольте, – я подал писульку, наспех накарябанную Эриком под недовольное фырчание медсестры. – Мы присядем?

– Конечно, – пробормотал Конн, впившись взором в бумажку.

Он был заметно взволнован. О, Боже, возлюбленный в беде! – трагедия, достойная пера Шекспира, только вместо Джульетты на смертном ложе должен был находиться Меркуцио. Новые нравы новых времен. Герр Конн и в самом деле питал к Эрику достаточно пылкие чувства.

Пользуясь случаем, я как следует разглядел дядюшку Альфа. На глазок возраст его определить было сложно: с равным успехом можно было дать как лет тридцать, так и под полтинник. Внешность ухоженная, но какая-то… потасканная, что ли. Мелкие косметические дефекты тщательно маскировались. Сей господин внимательно следил за собой и, даже пребывая в одиночестве, был одет в отглаженные кремовые брюки, мохеровый джемпер и рубашку с круглым воротником, из-под которого красиво торчал аккуратно повязанный шейный платок-фуляр. Немецкая кровь и утонченная натура давали о себе знать.

Закончив читать, Альфред Карлович поднял на нас влажные голубые вежды.

– Как же это получилось? – негромко воскликнул он.

– Хулиганы, – я не стал вдаваться в вымышленные подробности. В записке Эрик не указал причин, которая привела его на больничную койку, и ограничился сбивчивыми признаниями в любви.

– Проклятье! – надрывно вскрикнул дядюшка Альф, тонкие ноздри его трепетали. – Рольф, Рольф!

Восседавший в кресле с совершенно каменной будкой Слава внешне никак не отреагировал на призыв к неведомому помощнику. У меня же на миг очко слиплось при мысли, что сейчас нас застукают таившиеся в соседней комнате меченосцы. И тут же отлегло от сердца: послышалось натруженное дыхание, и к хозяину подбежал здоровенный восточноевропейский овчар с черным чепраком, выдающим знатную родословность. Пес участливо подставил голову под ищущую утешения руку.

– Как же так, как же так? – причитал Конн, нервно гладя животное по шерсти. – Почему же так получилось?

– Никто не застрахован от уличной преступности, – вздохнул я, – а Эрик…

– …Он такой ранимый! – удивительно точно подметил дядюшка Альф, лучше, чем кто-либо, знавший своего бойфренда. – Я теперь и сам убит. Расскажите, как его самочувствие.

– Он очень слаб, – сказал я, – потерял много крови, но опасности для жизни уже нет. Врачи подоспели вовремя. У него проникающее ранение брюшной полости, однако органы не задеты. Останется шрам. Скорее всего, неприятные последствия тем и ограничатся.

– Кошмар, какой кошмар! – педераст чуть не плакал, от его румяных щек пахло лавандой. – Завтра же я его навещу. Спасибо огромное, что вы приехали. Где он лежит?

Я доходчиво растолковал, как попасть к Эрику, попутно отметив, что маслозадый ебун доведен до вполне приемлемой кондиции, дабы его можно было прокачать и добиться желаемых результатов.