Настоящая любовь и прочее вранье - Гаскелл Уитни - Страница 17

– Единокровная сестра с материнской стороны и единокровный брат и две сестры – со стороны отца, все моложе меня, – кивнул Джек. – Родители разъехались, когда я был маленьким, так что их семейной жизни я почти не помню.

Тяжелый был развод?

Неуверен. Возможно, да, первое время, но каждый начал новую жизнь во втором браке. Однако это далеко не то же самое, – грустно признался Джек. – Хотя мы прекрасно ладим, видимся нечасто. Мы с отцом постоянно перезваниваемся, а с матерью – реже, но у каждого из нас своя жизнь. Настоящей семьи давно уже нет.

Мы ни словом не обмолвились ни о Мадди, ни об их с Джеком отношениях, ни о других женщинах, с которыми он встречался. Он намекнул, что ничего серьезного не было, что мгновенно заставило меня насторожиться: большинство мужчин под сорок обычно имеют в послужном списке хотя бы одну экс-жену, законную или гражданскую, не говоря уже о невестах. Но не могла же я давить на него в открытую, не выдав подобной же информации о себе, а этого делать не хотелось. Я боялась, что, узнав о моих унизительных романах, он встанет на дыбы и умчится прочь, как конь, бегущий из горящей конюшни.

После ужина я искренне намеревалась разразиться речью на предмет того, что нам больше не стоит видеться, в полной уверенности, что для Джека это не будет таким уж сюрпризом, ведь на следующий день я покидала страну. Но почему-то так и не выбрала подходящего момента, чтобы высказаться… ни когда он обнял меня за талию, выходя из ресторана, ни когда прижалась к нему, споткнувшись на последней ступеньке, а он удержал меня и прижал к себе, ни когда протянул руку, помогая сесть в машину. Всю дорогу он легонько гладил меня по шее: абсолютно невинная ласка, имевшая не слишком невинный эффект: мои внутренности плавились, как в кузнечном горне. Не успела я оглянуться, как мы уже целовались, абсолютно забыв о водителе, сидевшем в двух футах от нас.

Прибыв в отель, мы буквально вывалились из машины: я – с размазанной по лицу косметикой, и Джек – с вылезшей из брюк рубашкой, и бросились к лифту. Едва двери за нами закрылись – мы, к счастью, были одни в кабинке, – Джек снова рванул меня к себе, теребя сосок сквозь тонкий хлопок моего свитера, и знай я, как остановить лифт между этажами, мы занялись бы сексом прямо здесь, как Майкл Дуглас и Гленн Клоуз в «Роковом влечении».

Наконец мы оказались в благословенной тишине моего номера и набросились друг на друга, словно парочка сексуально озабоченных подростков.

Джек провел ночь, укачивая меня, как ребенка, пока я спала. Такого я в своей жизни не помнила. Окружающие вечно твердят, что надоела эта моногамия, что жить с одним и тем же человеком до конца дней идет вразрез с человеческой природой. Но, по моему опыту, количество далеко не всегда переходит в качество, и, привыкнув к одному партнеру, который без всяких инструкций знает, где коснуться и как надавить, не слишком приятно наставлять другого, зачастую неопытного. Но с Джеком все было не так. Он как будто был заранее запрограммирован на знание всех моих эрогенных зон и интуитивно знал, как и где дотронуться, чтобы я немедленно взорвалась, после чего напряжение нарастало в очередной раз.

Мужские размышления были прерваны резким, сухим кашлем, сопровождаемым бульканьем слизи, за которым снова последовал кашель. В качестве кармического возмездия за мои грехи вместо другого Джека в качестве соседа на сей раз мне достался омерзительный тип, от которого воняло так, словно за последний год тот ни разу не принял душ. Жирные волосы, сера в ушах и грязный платок, в который он постоянно откашливался. Оставалось молиться, чтобы это оказалось всего лишь гнусной привычкой, а не какой-нибудь атипичной пневмонией.

Поскольку в подобной обстановке мечтать о любви было невозможно, я снова принялась терзаться угрызениями совести из-за Мадди. Она позвонила мне вскоре после того, как пришел Джек, чтобы повести меня на ужин, и со слезами призналась, что между ними все действительно кончено. Он ясно дал понять, что не хочет возвращаться к ней, и, будучи полным дерьмом, по недоразумению именуемым лучшей подругой, я втихаря облегченно вздохнула, услышав, насколько Харрисон был категоричен. Несмотря на все уверения Джека, я втайне тревожилась, что они могут помириться и скрепить союз сексом на роскошном пушистом ковре из шкуры волкодава.

– Я делала все. Пыталась его уговорить. Просила дать мне еще шанс. Но он был как скала и только твердил, что все к лучшему, – безутешно всхлипывала Мадди.

– И был при этом груб? – вырвалось у меня.

– Ничуть. Наоборот, очень мил… куда приличнее, чем те, с кем я встречалась раньше. Ну почему именно он должен оказаться таким кретином? Почему не может любить меня так, как я – его?

Мы долго обсуждали возможные варианты сложившейся ситуации. Я сделала все возможное, чтобы утешить Мадди, несла чепуху, которую в таких случаях принято скармливать подругам: что это скорее потеря для Джека, что в мире много приличных мужчин лучше, добрее, умнее и (еще раз) – скатертью дорожка, раз он такой.

Но в глубине души я чувствовала себя полнейшей негодяйкой. Нет, хуже. Двуличной, нечестной, подлой эгоисткой, низкой дрянью. Потому что, хоть и казалась Мадди прежней, надежной и верной Клер, тот же тоненький злобный голосочек, который остерегал меня от приглашения Мадди на ужин в компании со мной и Джеком, теперь с мстительным злорадством ликовал по поводу того, что Джек Харрисон из нас двоих выбрал меня.

Во всей этой неразберихе ясно было одно: я прямиком спешу попасть в ад.

Мало того, что предала лучшую подругу (и, следовательно, весь институт девичьей дружбы), – я так запуталась во всей этой истории и собственных переживаниях, что совершенно забыла о своих ресторанах и отелях из списка. Проведя три дня в Лондоне, я ухитрилась найти всего три отеля, закусочную и пиццерию, которые и могла с чистой совестью рекомендовать читателям. Теперь ничего не поделаешь: придется хвалить дорогие индийский и французский рестораны, где мы с Джеком ужинали. Это означало навлечь на свою голову гнев редактора. Даже если я нагло солгу насчет цен, эти рестораны совершенно не подходят нашему контингенту: слишком модные, слишком шикарные, слишком этнические, а не традиционные местечки, где подают блюда вроде ростбифа с картофелем. Я даже не могла рекомендовать заведение, где можно поесть жареную рыбу с картофельной соломкой! Роберт меня убьет и, если я не найду подходящего путеводителя, чтобы выписать оттуда все необходимое, возможно, просто уволит.

Мысль о потере работы и ужасных последствиях – унижении, разорении, банкротстве – повергла меня в панику. (Сердце заколотилось, грудь стиснуло. Я вцепилась в подлокотники, равнодушно столкнув руку Кашлюна с того, который он имел полное право разделить со мной.

– Простите, – пробормотала я, стараясь не задыхаться.

– Страх полета? Не волнуйтесь, мы в полной безопасности. Если не считать взрыва «Пан Американ» над Локерби несколько лет назад, на маршруте Лондон – Нью-Йорк почти не бывает катастроф, – «ободрил» он, снова принимаясь кашлять и плеваться.

Брр! Мерзость какая! Я и думать не думала о катастрофах и нaпадениях террористов, но теперь… благодаря мистеру Гнусь начала нервничать еще и по этому поводу. Правда, попыталась снова поразмыслить о Джеке – единственная тема, не ввергавшая меня в бездну позора или приступ паники. Хотя это не совсем верно… было в Джеке нечто, тревожившее меня. За то короткое время, что мы провели вместе, мне ни разу не пришло в голову, что он и Харрисон – один и тот же человек. Впрочем, я почти ничего не знала о Харрисоне, принадлежавшем тогда Мадди. Правда, она упоминала, что он поверенный, но поверенных в Лондоне – миллиарды. Я никогда не видела его фотографии, не знала, что его зовут Джеком, и по какой-то причине Мадди не сказала, что он американец, поэтому вполне логично предположила, что ее бойфренд – англичанин (тем более что они познакомились в Лондоне). И знала о ее феноменальной рассеянности и способности опускать детали, но в конце концов, если вы действительно не желаете, чтобы ваша подруга залезла в постель к вашему же, пусть и экс-бойфренду, – не стоило бы забывать о столь важных подробностях.