Нынче все наоборот - Томин Юрий Геннадьевич - Страница 5

— А ты сама, что ли, не знаешь...

— Знаю. Но я предпочла бы узнать это от тебя! Я не уважаю людей, которые совершают безобразные поступки. Но еще больше я не уважаю людей, которые боятся нести ответственность за эти поступки.

— Ничего я не боюсь, — сказал Славик.

— Вот как? — мама сдвинула брови и сурово посмотрела на Славика. — Тогда где же ты пропадал целых три часа?

Славик молчал.

— Ты зачем стекло разбил?

— Я не нарочно.

— Камнем ты тоже бросил не нарочно?

— Нет, не камнем! — возмутился Славик. — Они все врут! Не камнем, а гайкой!

— Я не вижу разницы.

— А я вижу, — сказал Славик. — Камень — каменный, а гайка — железная.

— Я не вижу разницы в том, чем ты разбил стекло, — как будто ничего не заметив, проговорила мама ледяным голосом. — Важно то, что ты его разбил.

— А мне не важно.

Мама внимательно оглядела Славика с головы до ног. Она словно старалась понять, ее ли сын стоит перед нею.

— Что с тобой? — спросила она. — Ты заболел?

«Ага, действует! — подумал Славик. — Уже про болезнь заговорила, уже про стекло, наверное, не будет...»

— Нет, я не заболел, — ответил Славик и впервые смело взглянул в глаза маме. — Я себя совсем хорошо чувствую.

Теперь мама смотрела на Славика уже растерянно. В том, как вел себя ее сын, было какое-то не понятное ей нарушение порядка. Этот порядок давно уже был установлен в семье Барышевых. Да и не только у Барышевых, но и в других семьях всякое преступление наказывалось, а за наказанием следовало извинение, а уж за извинением — прощение. Мало кто из родителей наказывает своих детей, радуясь. Главное для них удовольствие — это прощать. Но Славик, кажется, и не собирался просить прощения. Он стоял перед мамой, и вид у него был такой невиноватый, что мама забеспокоилась. Она взяла из рук сына портфель, положила его на стул, затем молча повела Славика в комнату и усадила на диван.

— Держи пять минут, — сказала она, подавая Славику термометр.

«Действует, действует! — холодея от радости, снова подумал Славик. — Галка — молодец. Она все придумала правильно!»

Термометр показал нормальную температуру.

— В чем дело, Слава? Ты объяснишь, может быть?

— А чего объяснять... Просто я не хочу тебя слушаться. Вот и все.

— Как ты сказал?

— Как слышала. Я тебя больше не слушаюсь. Никогда.

— А ну, марш на кухню! — тихо сказала мама. — Я тебе покажу, что значит не слушаться!

— Не пойду, — сказал Славик. — Сама марш, если тебе нужно.

Славик ожидал, что мама сейчас рассердится по-настоящему. Он даже немного испугался своих слов. Но про себя он твердо решил не сдаваться, не отступать, потому что отступать было уже некуда.

Мама почему-то не рассердилась. Она с каким-то испугом посмотрела на Славика и быстро вышла из комнаты. Славик слышал, как она в коридоре подошла к телефону и набрала номер. Затем донесся ее встревоженный голос. Она говорила со знакомым доктором. Доктор, наверное, упрямился, потому что она несколько раз повторила: «Пожалуйста, срочно, очень прошу вас». Затем она вернулась в комнату и села за стол, поглядывая на сына с испугом и как будто с жалостью.

— Не нужно мне никакого доктора, — сказал Славик. — Я же просто тебя не слушаюсь. Это ведь не болезнь.

— Хорошо, хорошо, — торопливо проговорила мама. — Я все понимаю. Ты только сиди спокойно. Сейчас придет дядя Миша, ты его хорошо знаешь. Он тебя немножко посмотрит... Ничего страшного.

Вскоре в прихожей раздался звонок. Мама выбежала встречать дядю Мишу, который долго возился и топал ногами возле вешалки. Затем топот смолк, и послышался мамин шепот.

Дядя Миша вошел в комнату, потирая руки, и загудел с порога:

— Угу, угу... Так, так... Ну-ка, признавайся, Вячеслав, что с нами случилось?

— С вами? — переспросил Славик. — А я не знаю, что с вами случилось.

Дядя Миша и мама переглянулись.

— Я лучше выйду, не буду мешать, — сказала мама.

— Тогда скажи, что с тобой случилось? — спросил дядя Миша, когда они остались одни. — Впрочем, можешь не говорить. Открой рот.

— Не открою.

— Открой рот и скажи «а-а-а», — строго повторил дядя Миша.

— Бе-е-е... — сказал Славик.

Дядя Миша изумленно посмотрел на Славика и присел возле него.

— Ты что, не узнаешь меня?

— Ну да, не узнаю. Конечно узнаю, — сказал Славик.

— Тогда почему же ты меня не слушаешься?

— А я теперь никого не слушаюсь, — сообщил Славик.

— Гм-гм, — прогудел дядя Миша. — Это почему же?

— Просто надоело.

— Ну а просьбу ты мою можешь выполнить? Не приказ, а просьбу?

— Пожалуйста, — согласился Славик.

— Покажи язык.

Славик высунул язык так, что чуть не достал им до носа дяди Миши.

— Прекрасно, — сказал дядя Миша. — Теперь дай руку. Это — тоже просьба.

Дядя Миша взял Славика и замер, поглядывая на секундную стрелку своих часов.

— Так, — удовлетворенно сказал он. — Ну, а еще одну мою просьбу ты можешь выполнить?

— Какую?

— Перестань дурака валять! — закричал дядя Миша. — Прекратить эти фокусы, пока я тебе... пока я тебя...

— А чего вы мне сделаете? — с вызовом спросил Славик.

— А вот что! — грозно сказал дядя Миша. — Я тебе... гм... действительно... Что же я тебе?...

Услышав громкие голоса, в комнату вошла мама. Вид у нее был встревоженный. Она вопросительно посмотрела на дядю Мишу.

— Все в порядке, — сказал дядя Миша. — Эта болезнь легко излечима. Компресс по мере надобности. Вот сюда, — и дядя Миша указал рукой на то, что находилось у Славика пониже спины.

— Но с ним никогда такого не было! — почти шепотом проговорила мама.

— Всего когда-то не было, — сказал дядя Миша. — И нас с вами не было, и даже медицины не было. Впрочем, медицина тут ни при чем. Пусть принимает раза три в день по моему рецепту — быстро поправится. А теперь прошу прощения, меня ждут больные... — дядя Миша покосился на Славика. — Настоящие.

Проводив дядю Мишу, мама решительными шагами вошла в комнату.

— А теперь я хочу знать, что все это означает? — сказала мама. — Может быть, это у тебя какая-то новая игра? Мне не нравится эта игра. Или ты сейчас же объяснишь, в чем дело, или... — мама задумалась на секунду. — Или тебе будет хуже!

— А что будет хуже? — спросил Славик.

— Узнаешь.

— А я и хочу узнать, — сказал Славик. — Ты скажи.

— Вячеслав, это уже настоящее издевательство! Еще минуту назад я могла бы тебя простить. Но теперь можешь не ждать пощады.

— А я и не жду, — сказал Славик, глядя на маму ясными глазами. — И совсем я ни над кем не издеваюсь. Я же тебе объяснил: я просто не хочу тебя слушаться. Это еще не значит — издеваться.

— Как это понимать: не хочу слушаться? Ты понимаешь, что говоришь? Кого же ты будешь слушаться?

— А никого.

— Ну что ж, — сказала мама, — если ты хочешь воевать, — пожалуйста. Я сумею тебя заставить. В школе я справляюсь и не с такими, как ты.

— В школе ты справляешься потому, что они тебя слушаются, — объяснил Славик. — А если бы они тебя не слушали, то ты бы не справлялась.

— Довольно! — твердо сказала мама. — Мне надоело слушать чепуху. Два месяца ты не пойдешь ни в кино, ни в зоопарк. Это — за стекло. Два месяца ты не имеешь права подходить к телевизору. Это — за твое сегодняшнее поведение. Кроме того, ты пойдешь к человеку, у которого ты разбил стекло, и извинишься перед ним. Понятно?

— Если я в кино не пойду, еще не значит, что я слушаюсь, — сказал Славик. — Просто у меня денег нет, вот и все. А извиняться я не буду. Пускай он сам извиняется.

— Кроме того, — сказала мама таким тоном, будто и не слышала слов сына, — ты немедленно садишься делать уроки.

— Не сяду.

Мама молча взяла портфель Славика, раскрыла его, достала дневник. Она прочитала, какие уроки нужно выучить на завтра, вынула из портфеля учебники, разложила их на столе вместе с тетрадями.