А,Б,В,Г,Д… И другие (С иллюстрациями) - Томин Юрий Геннадьевич - Страница 34

— А что изменилось? — спросил он. — Стало еще хуже. Как шли, так и пойдем. Только голодные…

— Мне кажется, что изменилась она сама.

— А может, она врет.

— Зачем тогда ей было признаваться?

— Чтобы не идти назад. Может, у нее такое задание: посмотреть, как люди с голоду погибают.

— Это было бы слишком бесчеловечно, — возразил Алексей Палыч.

— Так она же не человек.

— Не знаю… — сказал Алексей Палыч. — Понимаешь, у меня ощущение… Доказать я тебе не могу.

— А давайте так: вы идете вперед, а я потихоньку смоюсь и переплыву. Доберусь до станции, наговорю там что-нибудь. Ну, скажу, что все погибают… Придумаю чего-нибудь по дороге. Вертолет пошлют — это уж точно.

— Но она же сказала, что возвращаться опасно. Особенно для нас.

— Врет наверное.

— А если не врет? Ты уже немного привык к этим… инопланетным делам… Не забывай, что их присылают к нам в одно мгновение… Я, как физик, этого не понимаю. Мало ли какие еще могут быть фокусы… Может быть, возвращаясь, ты попадешь в какое-нибудь непроходимое поле. Но даже без фокусов: твое отсутствие заметят. Если она прикажет искать, ребята будут искать. А сейчас нельзя терять ни одного часа.

— Тогда давайте не терять, — сказал Борис, черпая воду. — Вообще, знаете, Алексей Палыч, если еще когда-нибудь… если кто-то еще прилетит… Я его чем-нибудь огрею.

— Боря, они ведь все слышат.

— Поэтому я и сказал.

Борис поднял голову и погрозил кулаком серым, освинцованным облакам.

— Поняли, нет?

Облака не ответили. Мелкий дождичек сыпался из них — нудный, затяжной и гораздо более мокрый, чем ливень.

Специалистом по разжиганию костра в мокреть оказался все тот же Чижик. Он наломал мелких сухих еловых веточек, содрал тонкую кожу с бересты и при помощи «пушки» Алексея Палыча разжег небольшой огонь.

Несмотря на сопротивление Шурика, семь конфет «Старт» и восемь печений делить не стали. В котелок высыпали полпачки чаю и вылили банку сгущенки. Всем досталось по полторы кружки светло-коричневого варева, что никого не насытило, но немного согрело.

Мокрый Веник выписывал кренделя вокруг ребят — всех вместе и каждого по отдельности. Его собачий разум отказывался понимать, почему хозяева ничего не едят и не кормят его. По мнению Веника, человек и еда были неразрывно связаны, а как и откуда еда добывается — это уже не его дело.

— Можно, я дам ему одно печенье? — спросила Валентина.

Никто не возразил: все понимали, что одна печенина никого не спасет. Веник не сопротивлялся: он прекрасно знал все производные от глагола «давать». Он уставился на Валентину и следил за каждым ее движением; для него время как бы замедлилось. Валентина протянула руку к рюкзаку — час; достала полиэтиленовый мешочек — сутки; сунула руку в мешочек — месяц; достала — год. Валентина бросила печенину, и тут же время ускорилось. Веник поймал, проглотил, ощутил — доля секунды.

Шурик следил за всеми этими действиями, сглатывая слюну. Мысленно он был сейчас на месте Веника.

— Дай и мне мою долю, — попросил он.

— Тебе одному?

— Я же говорю — мою долю. Может, я идти не могу. Во мне калорий совсем не осталось.

— Не ной, — сказал Стасик. — Если будешь ныть, мы тебя будем немножко вешать. Нам и так не сладко, а нытик для нас сейчас — самый опасный человек. Будешь ныть — пристрелим.

— А я тебя в упор не вижу!

— Прекратить разговоры! — сказала Лжедмитриевна. — Все шутки, подначки и остроумие — после выхода из леса. Стартуем через пять минут.

Алексей Палыч и Борис переглянулись. Борис — в том смысле, что такой Елены он еще не видел, Алексей Палыч в том, что ощущения его не так уж и обманули.

Во всем плохом присутствует хотя бы капля хорошего. Рюкзак с продуктами тихо лежал на дне озера, но зато освободилась одна спина. Пока это была спина Валентины. Она шла налегке, и ей это не нравилось. Она по очереди приставала к ребятам, но никто своей ноши ей не отдал.

Алексей Палыч и Борис несли свой обычный тючок, но сильно потяжелевший от сырости.

Радости туризма в дождливую погоду заключаются не только в том, что туристов поливает из облаков. Любая ветка, любой куст охотно делятся накопившейся влагой. Поначалу штормовки ее отталкивают, но потом это им надоедает. Сырость в одежде накапливается постепенно. Пока идешь, да еще с грузом, то это сравнительно теплая сырость. Но стоит остановиться, передернуть плечами, изменить положение одежды на теле, и кожа начинает отдавать тепло ненагретым участкам одежды.

Свитер Бориса впитывал влагу как промокашка. Пиджак Алексея Палыча продержался дольше, но, намокнув как следует, бережно хранил воду а если отдавал ее, то лишь вовнутрь, но никак не на землю.

Поскольку худа нет без добра, то добро заключалось в том, что сегодня комаров не было вовсе. Но так как добро тоже имеет обратную сторону, то появился лосиный клещ. Он пикировал на пятидесятипроцентную шевелюру Алексея Палыча, на затылки ребят, зарывался в волосы и ползал там, не кусая, но надоедая до крайности. Пока шли сосновым бором, все же удавалось как-то не цеплять ветви, но вот начался густой березняк, и душевая заработала вовсю.

Добро и тут не замедлило сказаться. Пересекая небольшую полянку, маленький пятачок, Алексей Палыч и Борис увидели нечто, похожее на сон. На полянке, совсем не скрываясь, стояли белые грибы. Их было много. Так много, как это грезится иногда грибникам: они мечтают об этом всю жизнь и мысленно «проигрывают» мечту примерно в таких словах:

«Иду, понимаете… ну, иду и иду… Попадается мало. Вижу — в стороне полянка. Думаю: свернуть — не свернуть. Как будто меня что толкнуло — свернул. Выхожу на край, а там… Куда ни посмотри — шляпки, шляпки, шляпки… Все как на подбор! Не молоденькие, не старые, а самые средние — то что надо. Думаю — как же это другие мимо прошли? А сам уже слышу — в стороне: „Ау! Ау!“ Поставил корзинку посередине и начал щелкать. Думаю: только бы успеть, только бы никто не подошел. Уже корзинка с верхом, а все новые открываются. Ну, рубашку, конечно, снял, завязал рукава… Набил рубашку, больше собирать некуда. Что делать? Оставлять до слез жалко: в жизни ведь такого больше не будет. А ничего не сделаешь, пришлось оставить. На другой день вернулся — шиш, все обобрали. Но зато дорвался, вот уж дорвался! На всю жизнь запомню!»

Ребята тоже, конечно, видели эту полянку. Но никто из них не был грибником, да и грибы вчера себя довольно здорово скомпрометировали.

Забегая вперед, надо сказать, что полянка эта виделась Алексею Палычу еще долгие годы. Впоследствии он начал даже сомневаться — реально все это было или во сне. Борис же, для которого собирательство смысла особого не имело, прошел полянку спокойно и даже поддал один гриб ногой.

Лжедмитриевна, шедшая впереди, отступила в сторону и остановилась, пропуская цепочку. У каждого она спрашивала что-то. Дошла очередь и до Бориса с Алексеем Палычем.

— Как дела? — спросила она. — Сильно устали?

— Не очень, — сказал Алексей Палыч, остановился и тут же понял, что этого делать было не нужно: ноги сразу стали тяжелыми, рубашка и брюки прилипли к телу холодным пластырем.

— А ты, Боря?

— Какая разница… — буркнул Борис. — А если я плохо себя чувствую, то что из этого?

— Давай я тебя подменю. Валентина понесет мой рюкзак.

— Не нужно.

— Ну и хорошо, — неожиданно легко согласилась Лжедмитриевна. — Я всегда знала, что ты мальчик мужественный.

— Вы мне еще отметку поставьте, — сказал Борис.

— Не стоит. Хватит того, что ты мне уже поставил. Держитесь, мальчики, я уверена, что скоро все кончится.

Лжедмитриевна легким шагом ушла вперед. «Мальчик» сорока пяти лет от роду смотрел ей вслед, недоумевая, отчего он вдруг так помолодел.

Борис фыркнул.

— Подлизывается.

— А смысл? — спросил Алексей Палыч. — Она-то уж от нас никак не зависит.

— Откуда мы знаем? Может, она еще что-то придумала…

Друзья пристроили ношу поудобнее и пустились догонять остальных.