«ЛАХТАК» - Трублаини Николай Петрович - Страница 15

Г л а в а  II

        С визгом и свистом налетал северо-восточный ветер, рассыпал снег над торосами, сметал его с ровного ледяного пространства и снова наметал сугробы.

        На ледяной равнине на сотни, а может быть, и тысячи километров вокруг он не встречал ни одного препятствия. В темноте полярной ночи миллиарды кубометров воздуха, перемешанные при пятидесяти градусах ниже нуля с миллионами затвердевших, как дробь, снежинок, мчались и выли в гигантском урагане.

        Над морем Лаптевых вторую ночь ревела бешеная полярная буря. В такую бурю даже вечные странники полярных льдов — белые медведи не отважились отправляться в путешествия. Пережидая непогоду, они закапывались в снег под каким-нибудь небольшим торосом.

        Особенно дико и зловеще в такую ночь во льдах пустынного моря Лаптевых. В сотнях километров от суши, среди моря, в эту ночь содрогается от ветра обледенелый, засыпанный снегом пароход. Полярная ночь над морем тянется месяцами. Сейчас как раз середина этой многомесячной ночи. Уже несколько недель по палубам парохода или по льдинам вокруг него на протяжении двадцати четырех часов в сутки можно ходить только с фонарем. Если сбросить весь снег и сколоть лед с бортов парохода, то на носу можно прочитать: «Лахтак», а на корме — «Порт Архангельск». Во тьме мелькает свет электрического фонарика. На крыше капитанского мостика возятся два человека. Оба в неуклюжей меховой одежде. Эта одежда — словно большие мешки. Люди осматривают метеорологическую будку.

        — ...О-о-о! — слышится голос сквозь ветер. — Барометр идет вверх. Запиши: температура воздуха 51,6, направление ветра — ост-норд-ост, ветер — 6 баллов.

        — Стихает! — кричит другой. Но из-за ветра его не слышно. Он становится спиной к ветру и ощупью записывает что-то в тетради. Люди заканчивают свои измерения, спускаются вниз по трапу, под мачтой проваливаются по колено в снег и прямиком идут к люку, ведущему в верхний трюм. Открывают двери и скатываются под свет электрической лампы.

        — Ура! — кричит один из них. — Барометр идет вверх, ветер стихает. — Он снимает меховой капюшон, и появляется голова Степы Черлака.

        Рядом с ним Запара.

        В большой трюмной комнате — длинный стол, стулья и две маленькие печки.

        Вокруг стола за обедом вся команда «Лахтака».

        В одних тарелках дымится какая-то мясная похлебка, в других — жареное мясо. Возле каждого лежат только два маленьких сухарика.

        — Раздевайтесь, садитесь за похлебку и рассказывайте, что на дворе, — приглашает Торба.

        Сегодня почетные обязанности повара исполняет механик. За несколько месяцев пребывания среди льдов лица людей заметно изменились. Все немного побледнели, у всех, кроме Степы, поотрастали бороды и усы. Вообще среди моряков выделяются двое. Это безусый бойкий юнга с живыми карими глазами и Кар, с мужественным гладко выбритым лицом. Выражение его глаз свидетельствует о твердости характера.

        Четвертый месяц стиснутый льдами «Лахтак» дрейфовал по морю Лаптевых. Неизвестные течения несли его то на север, то на восток, то возвращали обратно на юг, а иногда понемногу относили к западу. В январе «Лахтак» снова понесло на север.

        С сентября до начала октября охотничьей бригаде посчастливилось убить трех моржей, двух морских зайцев, двух нерп и девятерых медведей. Половина этих охотничьих трофеев была добыта благодаря сметке и опыту Вершомета. Моряки сберегали хлеб и особенно картофель, потому что этих продуктов у них было очень мало. Они налегали на медвежье сало, держа в запасе моржовое и заячье. Надеялись, что не придется переходить на моржатину, но пока что шансов на это почти не было. В ноябре медведей не видели, а в декабре Вершомет застрелил только одного тощего медвежонка. Жили в верхнем трюме, разгородив его на столовую и общую спальню. Там же выделили каморки: отдельную для Кара и одну общую — для Торбы и Запары. Столовую торжественно называли кают-компанией. Только Павлюк не жил в трюме. Этот чудак говорил, что испортит себе легкие, потому что там много курят, хотя Кар выдавал только по две папиросы на курящего. Кроме того, Павлюк устроил наверху ветряной двигатель, соединил его с динамо-машиной и осветил пароход дешевым электричеством. Он считал, что ему нужно чаще бывать на палубе, чтобы смотреть за ветряками. Поэтому-то он и устроился в одной из кают на палубе. Он сильно мерз там и часто прибегал греться в трюм. Сколько его ни уговаривали бросить свой «ледник», как называл Лейте каюты на верхних палубах, он не соглашался.

        Чтобы люди не скучали без дела, Кар разделил всех на три бригады. Работали по десять дней. Одна бригада работала на камбузе и хозяйничала в пароходных помещениях, другая заготовляла лед для воды и распоряжалась на палубе, третья отдыхала и занималась охотой. Кроме того, у каждого была индивидуальная нагрузка. Степа стал помощником Запары в научных наблюдениях. Павлюк заботился об электричестве, Котовай ведал библиотекой, шахматами и музыкальным кружком, то есть скрипкой, балалайкой, стареньким граммофоном. Все остальные также имели нагрузки.

        Каждый день читались лекции. Кар преподавал штурманское дело, математику и астрономию. Запара — метеорологию, гидрологию и химию. Оба они выступали в роли географов. Торба проводил беседы о паровой машине, и излагал кое-какие сведения по физике. Машинист Зорин преподавал обществоведение и часто проводил открытые партийные собрания, хотя членами партии были только он, Кар и Шелемеха. Степа представлял комсомол.

        Огромная радость охватила всех, когда однажды Павлюк наладил радиоприемник и выставил в трюме громкоговоритель. Правда, настраивал его Павлюк наобум, не зная этого дела, и часто вместо пения, музыки и речей был слышен треск азбуки Морзе.

Г л а в а  III

        Каждые четыре часа Запара и Степа делали метеорологические наблюдения. Обычно они чередовались, но дважды в сутки, когда нужны были особенно подробные наблюдения, выходили вместе, и тогда Степа помогал Запаре.

        В тот день в восьмом часу вечера юнга готовился выйти для наблюдений на палубу, поэтому одевался особенно тепло: надел меховые брюки, меховые носки, чулки и пимы — сапоги из оленьей шкуры мехом наверх. Затем застегнул на груди жилетку из меха нерпы и нырнул в широкий совик — шубу из оленьего меха, которую надевают через голову. Чтобы защитить от лютого мороза руки, их пришлось запрятать в две пары перчаток, а сверху натянуть еще гигантские рукавицы. Вооружившись электрическим фонарем и анемометром[21], Степа вышел на палубу.

        Ветер был очень слабый, но и этого было достаточно, чтобы при сильном морозе обжечь лицо. Юноша осторожно прошел в темноте по палубе и, не зажигая фонаря, сошел по трапу; он экономил электрическую энергию батареи. Взобравшись на крышу штурманской рубки, юнга принялся за работу. Нажав пружину, он поднял анемометр высоко над головой. Анемометр легонько затрещал. Через минуту Степа включил фонарь, чтобы посмотреть на циферблат. Не теряя времени, записал показания. После этого быстро спрятал прибор в сундучок, натянул рукавицы и стал бить руками по плечам, как это делают извозчики, когда у них замерзают пальцы.

        Согрев руки, Степа полез в метеорологическую будку. Там он записал показания барометра. Отметив, что стрелка барометра пошла вверх, записал показания гигрометра[22], термометра и начал спускаться на нижнюю палубу. Из-под ног посыпался снег, и Степа подумал, что завтра у палубной бригады будет работа. Раз шторм прекратился, Кар безусловно пошлет их счищать снег.

        Пройдя несколько шагов, он остановился у того места, где в борт «Лахтака» уперся большой торос, и посмотрел в темноту над замерзшим морем.