Мои друзья - Барков Александр - Страница 15

— Ав… ав… — пронеслось по рынку.

Это пробовал свои силы «таежный волк».

Спору этому, возможно, и конца не было бы. Но тут профессор важно поправил пенсне, кашлянул и ободряюще кивнул Славе:

— Не грустите, коллега. Я тоже некоторым образом рыбник. Давайте-ка лучше с вами направимся к выходу и побеседуем.

Так возникла эта дружба. Слава пошел с профессором Дима с пограничником. Но не будем тому удивляться! Ведь на птичьем рынке люди очень похожи друг на друга и каждый по-своему беззаветно любит рыб, птиц, собак, кроликов… И любовь эта не проходит с годами.

НОЧНОЙ РАЗБОЙНИК

Смеркалось. Я возвращался со станции в лагерь и шел по берегу реки. Кама чуть слышно бормотала сквозь сон. Ночной ласточкой скользнула над водой летучая мышь и скрылась в зарослях ивняка. Вдруг в трех шагах от меня в сыром осиннике кто-то завозился, зашуршал, фыркнул. Я замер и постоял с минуту в нерешительности. Шуршание и фырканье повторились, словно кто-то простыл и легонько чихал. Я разбросал палую листву и заметил ежа. Весь в листьях, хвое и мхе зверек показался мне смешным и нарядным.

Закатал ежа в плащ и принес к себе в отряд. Ребята сразу обрадовались:

— Смотрите! Смотрите! Прямо живой гербарий!

Как на грех, ящика в тот вечер мы не нашли, и я решил взять ежа на ночь к себе на терраску. На следующий день мы с ребятами должны были ехать на пароходе.

Проснулся чуть свет, обшарил все углы — ежа нигде нет. Неужели утек Гербарий? Взглянул на часы — семь. Пора в лагерь, где я работаю вожатым. Вскинул рюкзак на плечо и скорей к своим пионерам.

По пути решил не говорить ребятам о беглеце. Зачем их расстраивать! Может, в походе другого ежа поймаем…

После завтрака мы с песней подошли к пристани. Белоснежный пароход «Сергей Есенин» тихонько покачивался у причала.

Кама текла ласково и покорно, с тихим урчанием перекатывая поблескивающую на берегу разноцветную гальку.

Пароход звучно гуднул, отвалил от пристани — позади остались луга, косогоры, деревеньки…

Ребята, переговариваясь, смотрели на лесистый берег, на высокого седого капитана в белом кителе, на расторопных матросов.

Я задумался: куда мог запропаститься ежик? На терраске все перерыл… Не мог же еж, в самом деле, в окно выпрыгнуть!

В это время Витя Михеев случайно облокотился на мой рюкзак:

— Ой! Что у вас, иголки там?

Я удивился:

— Какие иголки?

А Маша Сутеева говорит:

— Хорошо, что иголку взяли. Мальчишки обязательно в походе что-нибудь порвут…

— Да нет же, — недоумевал я. — Никаких иголок я не брал.

— А все же взгляните, — настаивал Витя. — Колется что-то.

Я развязал рюкзак. Смотрю, а там, внизу, между сахаром и печеньем, свернувшись клубком, спокойно дремлет Гербарий.

— Как же он сюда попал? — спросила Маша.

— Зайцем! — ответил я.

Ребята рассмеялись:

— Как так зайцем?

Пришлось им рассказать, что еж ночью залез в рюкзак, а утром я его никак не мог отыскать.

— Другие с собаками в поход ходят, — обрадовался Витя Михеев, — а мы с ежом…

— Вот здорово! — закричали ребята, и даже высокий седой капитан на мостике и тот улыбнулся.

Дети наперебой стали угощать ежа «сухим пайком». И на палубе образовалась целая груда печенья, сыра и колбасы.

— Такого обеда ему до конца навигации хватит! — шутили матросы.

Но Михеев невозмутимо парировал:

— Пусть поправляется!

Часа через два пароход причалил в Ягодном. Мы взяли ежа и по скрипучим, дощатым сходням сошли на берег. На лужайке еж заметил в траве лягушонка, Ощетинился, фыркнул и побежал прямо на него. Лягушонок перепугался и нырнул в лужу. А ежик ничуть не смутился. Он тоже плюхнулся в воду и важно поплыл, задрав кверху серую мордочку.

Еж забавлял ребят весь день.

К вечеру, когда мы вернулись в лагерь, я поручил зверька Маше Сутеевой, самой заботливой и примерной девочке в нашем отряде. Маша раздобыла для ежа большую коробку из-под торта, а на дно положили сухой травы и листьев. Еж свернулся клубком и лежал в коробке тихо.

Постепенно закончились последние разговоры, и палата погрузилась в ночную тишину.

Но вот от стука под кроватью проснулась Нора Пахомова. Прислушалась и разбудила Машу:

— Кто это ходит? Уж не козел ли бродячий?

Топ-топ, топ-топ… — стучало где-то совсем рядом.

— Неужели? — заволновалась Маша и, вместо того чтобы поскорее включить свет, начала дрожащими руками ощупывать одеяло.

Услышав шум, проснулась еще одна девочка:

— Чего не спите? — недовольно заворчала она, переворачиваясь на другой бок. — Будите всех!

— Да ходит кто-то! — вскрикнула Маша.

— Сторож Емельян Гаврилыч, наверно, — сказала хладнокровная Зоя, но вскоре и она услышала стук. Вскочила и щелкнула выключателем. Свет поднял палату на ноги, и тайна была раскрыта. Возле тумбочки бегал ежик.

— Ах ты, ночной разбойник! — погрозила ему пальцем Маша.

Ежа водворили обратно в коробку, а чтобы он снова не сбежал, перевязали ее крест-накрест прыгалками. Но и тут смутьян не угомонился. Он стал грызть стенки, царапаться и шуметь еще больше. Пришлось его отнести в коридор.

Утром девочки хотели скрыть ночное приключение. Им было стыдно, что они так перепугались маленького ежа. Но, к их удивлению, об этом прослышала соседняя палата, а от нее слух потянулся по всему лагерю. И перед обедом прозвучал срочный выпуск радиогазеты;

— Внимание! Внимание! У нас в лагере в шестом отряде появился еж. Днем его величают Гербарий, а ночью Разбойник. Послушайте, какое ЧП произошло вчера между двенадцатью и часом ночи.

Еж удрал из коробки и побежал по палате, а Норе Пахомовой показалось, что это бродячий козел, который сбежал из соседнего колхоза. И хотя никто козла не видел, все страшно перепугались и хотели звать на помощь Емельяна Гавриловича с ружьем. И если бы не храбрая Зоя Коновалова, положение могло стать катастрофическим. Зоя включила свет, и тут шло чудо: бродячий козел оказался ежом Гербарием! Таковы правдивые слухи об этом таинственном ночном происшествии.

И вновь еж оказался в центре внимания всего лагеря. А чтобы избавиться от досужих разговоров и смешков, наш отряд решил устроить живой уголок. Для Ночного Разбойника сбили ящик с высокими стенками. По вечерам его накрывали крышкой с такой надписью: «Хоть хитер ты, братец еж, но от нас ты не уйдешь». А вскоре рядом с ним поселились в клетках бельчонок Фомка, белые пушистые кролики Пиф и Паф и пестрый кукушонок Игнаха.

К концу лагерной смены животные стали совсем ручными. Особенно ежик. Стоило Маше Сутеевой зашипеть по-особому, как он начинал лукаво поводил носом-пятачком в ожидании лакомства. Так Ночной Разбойник стал воспитанным Гербарием.

ОСЕННИЙ САД

Не окраине дальнего поселка, над медленной речкой Протвой, где шумит по берегам ивнячок и стреляют в глубоких бочагах зубастые щуки, раскинулся фруктовый сад.

Когда за реку медленно опускается солнце, яблоки будто наливаются золотом и горят среди зелени листвы. В эти предвечерние часы сад оживает, полнится смехом, звонким ребячьим гомоном.

Пятый год школьники приходят сюда, помогают убирать урожай. Вначале они работают дружно, как говорится, в охотку, а спустя час-другой устают, затевают возню. С гиком и хохотом гоняются друг за, другом, устраивают кучу малу. И никто не в силах обуздать их пылкий, неукротимый нрав. Но даже у самых отчаянных сорванцов есть в душе нечто заветное. Стоит в разгар бесшабашного веселья кому-нибудь крикнуть: «Дед Кузьма идет!», как шум вмиг стихает. Стайкой вспугнутых птиц разлетаются юннаты. В тишине становятся слышны шелест листвы потревоженного сада да глухое старческое покашливание. Вдоль ограды, спираясь на суковатую палку, медленно идет высокий худой старик. На нем широкополая соломенная шляпа, темно-синий плащ, высокие хромовые сапоги. Поражают глаза и улыбка. Улыбка радостная и добрая, а глаза, цвета спелых вишен, проницательны и по-молодому задорны.