Любовь, свобода, одиночество. Новый взгляд на отношения - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 10

А любовь дает тебе первое ощущение вкуса дао, суфизма, дзэн. Любовь даст тебе первое доказательство того, что жизнь не бессмысленна. Люди, которые говорят, что жизнь бессмысленна, не познали любви. Они просто тем самым говорят, что в их жизни недоставало любви.

Пусть будет боль, пусть будет страдание. Пройди через темную ночь, и ты достигнешь прекрасного восхода солнца. Только в утробе ночи развивается солнце. Только в темноте ночи приходит утро.

Весь мой подход – это подход любви. Я учу любви и только любви, ничему другому. Ты можешь забыть Бога; это пустое слово. Ты можешь забыть о молитвах, потому что это только ритуалы, навязанные тебе другими. Любовь – это естественная молитва, никем не навязанная. Ты с ней рождаешься. Любовь – это истинный Бог, не Бог теологов, но Бог Будды, Иисуса, Мухаммеда, Бог суфиев. Любовь – это средство, метод, чтобы убить тебя как отдельную индивидуальность и помочь тебе стать бесконечным. Исчезни, как капля росы, и стань океаном – но тебе придется войти в него через врата любви.

И конечно, когда человек начинает исчезать, как капля, – а он долго жил каплей, – это ранит, потому что человек думал: «Я это, и теперь это уходит. Я умираю». Ты не умираешь, умирает только иллюзия. Ты отождествился с иллюзией, это правда, но иллюзия – это все же иллюзия. И тогда когда иллюзии не станет, ты сможешь увидеть, кто ты такой. И это откровение приведет тебя к вершине радости, блаженства, празднования.

Почему на греческом Дельфийском храме написано «Познай Себя», а не «Люби Себя»?

Греческий ум полон одержимости знанием. Греческий ум мыслит в терминах знания, как узнать. Именно поэтому греки произвели великую традицию философов, мыслителей, логиков – великие рациональные умы, но ими движет страсть знать.

В мире, как я его вижу, есть только два типа ума: греческий ум и индуистский. Греческий ум полон страсти узнать, индуистский ум полон страсти быть. Индуистский ум не слишком заботится о знании, но заботится о существе. Сат, бытие, составляет основу его поиска – «кто я?» Не познать это логически, но утонуть в собственном опыте, – чтобы человек мог испытать его на вкус, чтобы он мог быть этим – потому что, на самом деле, нет другого способа знать. Если ты спросишь индуистов, они скажут, что нет другого способа знать, кроме как быть. Как ты можешь знать любовь? Единственный способ – стать влюбленным. Будь влюбленным, и ты узнаешь. А если ты попытаешься стоять снаружи опыта и просто быть наблюдателем, то можешь узнать о любви, но никогда не узнаешь самой любви.

Греческий ум произвел весь рост науки. Современная наука – это побочное следствие греческого ума. Современная наука настаивает на том, чтобы бесстрастно стоять снаружи, наблюдать, оставаться непредвзятым. Будь объективным, будь безличным – это основные требования, если ты хочешь быть ученым. Будь безличным, не позволяй эмоциям ничего окрашивать; будь бесстрастным, почти незаинтересованным ни в какой гипотезе. Просто наблюдай факт – не вовлекайся в него, оставайся снаружи. Не становись участником. Это греческая страсть: бесстрастный поиск знания.

Это помогло, но помогло лишь в одном направлении – и это направление материи. Это способ узнать материю. Таким образом ты никогда не узнаешь ум, только материю. Таким образом ты никогда не узнаешь сознания. Ты можешь узнать снаружи, но никогда не узнаешь изнутри – потому что внутри ты уже вовлечен. Нет способа стоять снаружи, ты уже внутри. Внутреннее – это ты сам, как ты можешь из него выйти? Я могу наблюдать камень, скалу, реку, бесстрастно, потому что я отделен. Как я могу бесстрастно наблюдать самого себя? Я в это вовлечен. Я не могу быть снаружи этого. Я не могу низвести себя до объекта. Я останусь субъектом и буду оставаться субъектом – что бы я ни сделал, я останусь знающим, не познаваемым.

Таким образом, греческий ум мало-помалу сместился в сторону материи. Девиз, начертанный на Дельфийском храме, «Познай себя», стал источником всего научного прогресса. Но мало-помалу сама идея бесстрастного знания увела западный ум прочь от его собственного существа.

Индуистский ум, ум другого типа, принял в мире другое направление. Это направление бытия. В Упанишадах великий мастер Удалак говорит своему сыну и ученику Светукету: «Ты есть это» – Татвамаси Светукету. Ты есть это – нет разделения между «этим» и «тобой». Это – твоя реальность; Ты – твоя реальность; нет никакого разделения. Нет никакой возможности знать это, как ты знаешь скалу. Нет никакой возможности знать это, как ты знаешь другие вещи; ты можешь только быть этим.

На Дельфийском храме, конечно, написано «Познай Себя». Это выражение греческого ума. Поскольку этот храм в Греции, надпись тоже греческая. Если бы этот храм был в Индии, на нем было бы написано «Будь Собой» – потому что это есть ты. Индуистский ум подходит ближе и ближе к собственному существу – именно поэтому он перестал быть научным. Он стал религиозным, но не научным. Он стал интровертным, но благодаря этому утратил все якоря во внешнем мире. Индуистский ум стал очень богатым внутри, но снаружи очень обеднел.

Нужен великий синтез, великий синтез между индуистским умом и греческим. Это может стать величайшим благословением для Земли. До сих пор это было невозможно, но теперь основные требования выполнены, и этот синтез возможен. Восток и Запад встречаются очень тонким образом. Восточные люди приезжают на Запад, чтобы учиться науке, чтобы стать учеными, а западные искатели движутся на Восток, чтобы узнать, что такое религия. Происходит великое смешение и слияние.

В будущем Восток не будет Востоком, а Запад – Западом. Земля станет огромной деревней – небольшим местом, где все разграничения исчезнут. И тогда впервые возникнет великий синтез, величайший из всех происшедших – который не будет мыслить в терминах крайностей, который не будет думать, что если ты идешь наружу, если ищешь знания, то потеряешь корни в существе; или, если ты ищешь в существе, то потеряешь корни в мире, в научном царстве. То и другое может существовать вместе, и там, где это случится, у человека будут оба крыла, чтобы лететь в высочайшие из всех небес. Иначе у вас будет только одно крыло.

Насколько я вижу, люди индуистского ума столь же однобоки, что и люди греческого. Те и другие обладают лишь половиной реальности. Религия – это половина; наука – это половина. Должно случиться что-то, что может свести религию и науку вместе, в одно великое целое, в котором наука не отрицает религию, а религия не отрицает науку.

«Почему на греческом Дельфийском храме написано «Познай Себя», а не «Люби Себя»?» «Любить Себя» возможно, только если ты становишься собой, если ты можешь «Быть Собой». Иначе это невозможно. Иначе единственной возможностью будет пытаться узнать, кто ты такой, – и это тоже снаружи; наблюдать снаружи, кто ты такой, – и это тоже будет объективным способом, не интуитивным.

Греческий ум развил огромную способность к логике. Аристотель стал отцом всей логики и всей философии. Восточный ум кажется нелогичным – он такой и есть. Само настояние на медитации нелогично, потому что медитация говорит, что ты можешь знать, только когда ум отброшен, когда мышление отброшено, и ты сливаешься со своим существом так тотально, что нет ни единой мысли, чтобы тебя отвлечь. Только тогда ты можешь знать. А греческий ум говорит, что ты можешь знать, лишь если мышление чисто, логично, рационально, систематично. Индуистский ум говорит: «Когда мышление полностью останавливается, только тогда есть возможность знать». Это совершенно разные подходы, движущиеся в противоположных направлениях; но есть возможность их синтезировать.

Человек может использовать ум, работая над материей; тогда логика становится великим инструментом. И тот же человек может отложить ум в сторону, когда движется в пространство медитации и не-ума. Потому что ум – это не ты, это только инструмент, точно как моя рука, как мои ноги. Если я хочу идти, я использую ноги, если я не хочу идти, я не использую ноги. Точно таким же образом ты можешь использовать ум логически, если пытаешься узнать о материи. Это совершенно правильно, это подходит. А когда ты движешься вовнутрь, отложи его в сторону. Теперь ноги не нужны – мышление не нужно. Теперь нужно глубокое, молчаливое состояние не-мысли.