Мертвые души - Гоголь Николай Васильевич - Страница 8

“Пошел, дурак. Я это и без тебя знаю”.

Русской возница имеет доброе чутье вместо глаз. От этого случается, что он, зажмуря глаза, качает иногда во весь дух и всегда куда-нибудь да приезжает. Селифан, не видя ни зги, направил лошадей так прямо на деревню, что остановился тогда только, когда бричка ударилась[Далее начато: дыш<лом>] оглоблями в забор и когда решительно уже некуда было ехать. Чичиков мог только заметить сквозь густое покрывало лившего дождя что-то, похожее на крышу. Он послал Селифана отыскивать ворот, что, без сомнения, продолжилось бы [очень] долго, если бы на Руси не было вместо швейцаров лихих собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес пальцы к ушам своим. К этому присоединился еще и серый конь, испустивший самое дикое и неистовое ржание. [а. которые доложили о нем таким звонким и оглушительным лаем, что он должен был, наконец, заткнуть себе пальцами уши. К этому присоединился еще и серый конь, который такое поднял ржание, как будто бы увидел целый табун лошадей; б. которые ~ ржание, как будто бы увидел целый табун самых близких своих приятелей[

Свет мелькнул в окошке и досягнул хотя туманною струею до забора, указавши нашим дорожным ворота. Селифан с своей стороны каким-то странным чутьем успел их нащупать[указавши нашим дорожным бывшие перед ними ворота, которые Селифан каким-то чутьем успел уже нащупать] и принялся колотить в них обоими кулаками. На эту тревогу вышла какая-то фигура, накрывшись армяком, и барин с кучером услышали хрипливый[крикливый] бабий голос: “Кто стучит? Чего расходились?”[Вместо “Кто ~ расходились?”: Кто там стучит?]

“Приезжий, матушка! Пусти переночевать”, произнес Чичиков.

“Вишь ты какой востроногой”, сказала старуха: “приехал в какое время! Здесь тебе не постоялой двор, здесь помещица живет”.

“Что ж делать, матушка. Ты видишь, что мы заблудились”, сказал Чичиков. “Не ночевать же в такое время на дороге”.

“Да, время темное, нехорошее время”, прибавил Селифан.

“Молчи, дурак!” сказал Чичиков.

“Да кто вы такой?” сказала старуха.

“Дворянин, матушка”.

Слово дворянин заставило старуху как будто несколько подумать. “Погодите, я скажу барыне”, произнесла она и минуты через две возвратилась уже с фонарем в руке. Ворота отперлись. Огонек мелькнул[в руке и отперла ворота. Свет мелькнул] и в другом окне. Бричка, въехавши в двор, остановилась перед небольшим домиком, которого за темнотою герой наш не мог хорошо рассмотреть. Одна только половина его была озарена[была освещена] светом, исходившим из окон; видна была еще лужа перед домом, на которую прямо ударял тот же свет. Дождь стучал звучно по деревянной крыше и журчащими ручьями стекал в подставленную бочку. Собаки заливались всеми возможными голосами: один выл так усердно, как будто бы за это получал бог знает какое жалование; другой отхватывал наскоро, [другой так скоро отхватывал] как пономарь; за ним[потом за ним] слышен был дишкант, такой неугомонный, [а. такой звонкой; б. такой меткой] что в голове звенело; всё это покрывал густой бас, видно уже старик, потому что лаял так хрипло, [Вместо “всё это ~ хрипло”: потом один, верно уже старый, лаял хрипло и басом. ] как генерал перед фронтом. Наверное можно было сказать, [Вместо “Наверное ~сказать”: Не шутя можно было предположить] что в этом оркестре было более ста музыкантов. Это бы дало[Это могло бы дать] заметить Чичикову, что[Далее начато: он приехал] деревушка была порядочная. Но промокший и иззябший герой ни о чем не думал, как только о постеле. Еще бричка не успела совершенно остановиться, как он уже соскочил на крыльцо. На крыльцо вышла опять какая-то женщина, [На крыльце опять женщина] несколько помоложе прежней, но чрезвычайно на нее похожая. Она проводила его в комнату. Чичиков кинул вскользь взгляда два: комната была обклеена старенькими полосатыми обоями; картинки с какими-то птицами; между окнами[между двумя окнами] — маленькие зеркала, и за всяким зеркалом заложены были или письма, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с цветами, нарисованными на циферблате… Не в мочь было больше ничего заметить. Чичиков чувствовал, что глаза его так липнули, [так липнут] как будто бы их кто-нибудь намазал медом. Минуту спустя вошла хозяйка, женщина уже пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на убытки и неурожаи и держат голову несколько на бок.

“Извините, матушка, что побеспокоил вас!” сказал Чичиков.

“Ничего, ничего”, сказала хозяйка. “В какое-то время вас [батюшка] бог принес! Сумятица и вьюга какая! Вам бы с дороги, батюшка, я знаю, что прилично [бы] закусить чего-нибудь, да пора-то ночная, ничего и приготовить нельзя…”

Слова хозяйки были прерваны таким странным шипением, что Чичиков[что сам Чичиков[испугался и посторонился. Шум очень походил на то, как бы вся комната[Вместо “Шум ~ комната”: ему показалось, что вся комната] наполнилась змеями. Но, взглянувши в угол, он тот же час успокоился, смекнувши, что стенным часам[Вместо “смекнувши ~ часам”: Он смекнул, что часам] пришла охота бить. За шипением последовало скоро хрипение, и, наконец, натужась всеми силами, пробили они три таким звуком, как будто бы кто колотил палкой по глиняному горшку, после чего маятник опять пошел спокойно щелкать направо и налево.

“Благодарю, благодарю, матушка”, отвечал Чичиков: “Пожалуста, ни об чем не беспокойтесь”. Мне кроме постели[Мне больше постели] ничего больше не нужно. А вот вы меня разве обяжете, когда скажете, [Вместо “А вот ~ скажете”: Скажите] далеко ли живет помещик Собакевич?”

“Нет, отец мой, не слышала такого имени. Такого здесь нет помещика”.

“По крайней мере, я думаю, знаете Манилова?”

“А кто этот Манилов?” сказала старуха.