Год Кита - Шеффер Виктор - Страница 29

МАРТ

Какое-то беспокойство начинает овладевать китами – и самцами, и самками. Скоро оно охватывает все стадо, несколько сотен китов, среди которых и наш маленький кашалот и его мать. Меняется ритм жизни стада. Это не только реакция на изменившуюся погоду, на порывистые мартовские ветры, но и результат биологических процессов, протекающих в половых органах самцов и самок. Все взрослые киты ведут себя странно, совершают поступки, которые не были им свойственны в течение года. К маю семенники самцов настолько распухнут, что вес их достигнет двадцати пяти килограммов и больше, а объем – почти тридцати литров. Но и сейчас, в марте, семенники уже начали разбухать: в них размножаются и созревают сперматозоиды. Активизируются и процессы в яичниках самок – зреют фолликулы, оформляется структура яйцеклеток.

Организм кита (как и всякого другого животного) функционирует по неким биологическим часам, и когда они пробивают положенный час, организм кита определенным образом перестраивается; соответственно меняется и поведение животного. Удлиняется день, и ускоряются процессы, изменившие поведение спутников нашего героя. Солнце все раньше поднимается над горизонтом и все позже садится, и это вызывает определенную реакцию в мозге кита: железа размером всего с дикое яблоко начинает выделять в кровь некий химический компонент, который проникает во все ткани тела, в том числе и в половые органы. Киты готовятся к сложным ритуалам сезона размножения. Китовое племя должно обеспечить прирост поголовья.

(Для эскимосов каменного века, рядом с которыми довелось жить бок о бок Вильялмуру Стефансону и Петеру Фрейхену, появление солнца после четырех месяцев полярной ночи служило сигналом к возобновлению активной половой жизни. Впрочем, у китов эта жизнь протекает иначе, чем у людей: половые «излишества» среди китов не наблюдаются.)

И вот стадо начинает распадаться на группы. Самцы-подростки, которым около десяти лет, а также взрослые самцы отделяются от стада и, прибавив ходу, движутся на север. Ведут эту группу молодые самцы; старшие отстают, занятые постоянными сражениями. Маленький кашалот постепенно привыкает к подводным звукам ссор и стычек, к бурному, хриплому дыханию сражающихся самцов. Чаще всего эти сражения – не более чем демонстрация храбрости и решительности: кровь редко окрашивает воду, и кости почти всегда остаются целы.

Самки тоже ощущают перемены, которые принес с собой март; они замечают, что подводные разговоры самцов становятся все громче и резче, а движения – все мощнее и энергичнее. Некоторые самки чувствуют также и растущее беспокойство. Они тоже идут к северу, в воды, омывающие берега южной Калифорнии. Каким-то таинственным образом самки узнают, когда и куда им следует прибыть.

Наш кашалот часто играл с другим детенышем, его ровесником – маленькой китихой. Но теперь ее странное поведение озадачивает его. Что случилось? Начав играть с ним, она вдруг подплывает к его матери и сердито толкает ее в брюхо, ищет сосок. Она даже успевает сделать несколько глотков молока, прежде чем мать нашего героя отгоняет ее ударом плавника.

Эта худая и печальная маленькая китиха осиротела – три недели назад ее мать погибла в море. Теперь сирота умирает от обезвоживания, хотя кругом нее вода, Природное чувство законности и справедливости, обратное тому, что мы, люди, называем состраданием, говорит матери нашего героя, что выживание вида – вещь более важная, чем выживание отдельного животного. Китиха знает своего детеныша и кормит его положенный срок; чужого китенка она кормить не станет. Таков закон. Сирота обречена.

На Вашингтонской конференции по китообразным одно из заседаний было посвящено охране этих животных.

[75]

Делегаты обсуждали примерно следующие вопросы. Для чего пытаться понять жизнь китов – их странные привычки и обычаи, строение их диковинных, одетых жиром тел? Для чего изучать животных, которые скоро исчезнут с лица земли? С какой стати ломать голову над проблемами, которые сами собой будут решены в ходе неумолимого прогресса? Стоит ли оплакивать современников нашего технического века, которые не сумели к нему приспособиться? – Самое главное, чтобы развивался человек,- какое нам дело до китов, до тюленей, до крошечных птиц, которых уже почти не осталось на земле?

Открывая дискуссию, Ноэль Саймон, представитель, Международного союза охраны природы, сказал: «В последние годы все больше ощущается необходимость создания, очагов дикой природы. Занявшись проблемами, связанными с судьбой рода человеческого, мы стали несколько более внимательны к судьбе! животных, с которыми делим планету. Кроме того мы, кажется, начали понимать, что нельзя только брать «проценты» пользы, красоты и удовольствий с доставшегося нам в наследство «капитала» природы; надо позаботиться и о том, чтобы «капитал», обеспечивающий эти проценты, был в целости и сохранности передан будущим поколениям».

Советский биолог М. Н. Тарасевич обратила внимание коллег на некоторые последствия современного китобойного промысла и, в частности, сказала, что «вследствие уменьшения поголовья китов… северные промысловые районы теряют всякую практическую ценность».

Джон Уолш, сотрудник журнала «Сайенс», сказал: «Трофеи охоты на китов настолько малочисленны, что продолжать пелагический китобойный промысел уже убыточно. Существует мнение, что самого крупного из китообразных – синего кита уже попросту поздно спасать».[76] (Когда поголовье какой-то популяции уменьшается до определенного уровня, число самцов и самок, которым удается найти друг друга для спаривания, оказывается таким низким, что смертность превышает рождаемость,- и вид обречен.) «И охрана природы, и экономические соображения дальнего прицела требуют, чтобы мы уменьшили добычу, ибо только так можно обеспечить устойчивый промысел в будущем. Однако простой логики и сочувствия к животным тут недостаточно: необходим закон, который можно было бы применять на практике.»

Голландский анатом И. Дж. Слийпер напомнил собравшимся, что название китобойного судна, на котором сто лет назад отправился в море изобретатель Свенд Фойн, означало в переводе «Надежда и уверенность». Тогда это название звучало символически, однако изобретение Фойна – гарпун, начиненный взрывчаткой,- оказалось настолько эффективным, что теперь «надежда» – единственное, что осталось нам, наследникам Свенда Фойна.

Мак Лейнг, сотрудник ООН, заявил: «Для того, чтобы спасти от уничтожения громадные ресурсы животного мира планеты – и в частности сохранить китобойный промысел, имеющий такую богатую историю,- необходимы совместные усилия многих стран, объединенных общими задачами».

Я закрываю отчеты конференции и поднимаю глаза на картину, висящую на стене. Это гравюра, сделанная во времена Шекспира. На ней изображен кашалот – выброшенный на берег и умирающий невдалеке от английского замка.

Искусство примитивного толка всегда стремилось запечатлеть странные, необъяснимые, чудесные и зловещие события. Я представляю себе, как в 1612 году художника вызвали из города на берег, чтобы он увековечил чудовище, явившееся ночью с приливом и теперь подыхающее на берегу.

Я вижу на гравюре человека, который стоит рядом со своей женой и указывает на кита палкой. Какие-то люди подходят к киту с ножами и корытами, радуясь своему счастью – ведь господь послал им настоящее сокровище: гору жира и годной для поделок кости. Вокруг туши носятся собаки, некоторые из них кувыркаются в воздухе – вот в какой восторг привел их запах крови, жира и отбросов.

Три с половиной столетия спустя на низменный берег Северного моря вынесло штормом другого злосчастного кашалота[77]; дамба помешала ему вернуться в море, и, никем не замеченный, кашалот умер на польдере. Тушу его обнаружил мальчик, потом на берег пришел какой-то мужчина, за ним явились еще люди; наконец, прибыл ученый из музея. Кита оттащили к причалу и подняли на стальных тросах, чтобы выяснить, сколько он весит. Тяжело покачивался подвешенный мертвый кашалот. Пасть его застыла в ухмылке. Двухметровый половой член, странно изогнутый и неприятно серый, в последний раз показался из складки на брюхе. Собравшаяся толпа поражалась размерам кашалота. Люди разговаривали вполголоса, подавленные непостижимыми размерами туши.