Благородный воин - Гарвуд Джулия - Страница 36

Барон прочитал ее мысли в глазах, глухо проворчал и отнял от лица ее руки. Этим жестом он надеялся остудить возникающий между ними жар.

– Действовать можно тремя способами, – начал он. – Первый, естественно, самый простой, но тебе понравился бы больше других. Я мог бы убить Белвейна и покончить со всем разом. Но, – Джеффри возвысил голос, заметив, что Элизабет намеревается его перебить, – но тогда я бы никогда не узнал, напал ли он на Монтрайт один или с сообщниками. Мы оба с тобой пришли к мнению, что у него не хватило бы ума спланировать столь блестяще продуманную операцию. Значит, был по крайней мере еще один человек. Поэтому первый способ оказался для меня неприемлемым.

– Но разве нельзя заставить его рассказать правду? – удивилась Элизабет.

– Если бы ты знала, что признание в преступлении равносильно собственной смерти, неужели бы не постаралась сохранить молчание? – Барон не стал дожидаться ответа и продолжал терпеливым тоном:

– Белвейн обо мне наслышан. Нет, он не сознается даже под пыткой.

– Каков же второй способ? – нахмурилась девушка.

– Передать дело на рассмотрение Вильгельму и перед его судом призвать Белвейна к ответу.

Джеффри еще не закончил, а жена уже качала головой. Он знаком попросил его не перебивать и продолжал объяснять:

– Этот способ я отверг по двум причинам: во-первых, не хотел занимать короля своими мелочными проблемами. Разбираться с вассалами – моя обязанность. А у Вильгельма забот и так полон рот: сохранять мир в государстве и спокойствие в собственном доме. Времена для него наступили мрачные. И во-вторых, всегда есть вероятность, что Белвейн и свидетели из его дружков убедят короля, что к убийству в Монтрайте твой дядя непричастен. Тогда Томас будет передан Белвейну под опеку. А это никуда не годится.

– Вильгельм поверит тебе, – возразила Элизабет, но, испугавшись, как бы Джеффри снова не разозлился, поспешно добавила:

– Я согласна, что короля нельзя тревожить мелкими проблемами. Белвейн заслуживает смерти, но не из рук короля.

– Элизабет… – покачал головой барон. – Ты знать ничего не хочешь, кроме одной-единственной цели, и не понимаешь, о чем говоришь. Сегодня не в обычае короля убивать кого бы то ни было.

– Тогда я действительно не понимаю, – нахмурилась девушка. – Что же предпринимает Вильгельм, если обнаруживает, что некий человек виновен в страшном преступлении? Почему не предает его смерти?

– Он не верит в такие суровые методы и после случая с графом Уолтеофом не посылает людей на смерть.

– Что же он делает? Хлопает по плечу и отпускает снова совершать злодеяния?

– Ну нет, – отозвался Джеффри. – По мне, методы короля не менее суровы, чем сама смертная казнь. Он приказывает отнимать руки и ноги и выкалывать глаза. Иногда жертвы умирают от ран, а иногда нет. Но мне кажется, оставшиеся в живых завидуют мертвым.

Элизабет содрогнулась и перевела разговор к тому, что ей хотелось узнать:

– Расскажи мне про третий способ.

– Я решил ждать и пока ничего не предпринимать. – Опасаясь бурной реакции, барон держал жену за руки.

Элизабет нахмурилась, но взрыва не последовало. Муж продолжит объяснения, про себя решила она.

А он, не дождавшись всплеска эмоций, почувствовал облегчение – очень не хотелось ругаться с женой. И, улыбнувшись, поцеловал Элизабет в лоб:

– Я вижу, ты усваиваешь уроки терпения. Это меня радует. А теперь послушай, в чем состоит план.

Элизабет кивнула. И хотя на ее лице сохранилось мрачное выражение, она показала взглядом, что согласна с мужем. Ей очень хотелось его понять, признать справедливым, обрести мир и вместе с тем совершить месть. Переложить бремя наказания виновных на плечи Джеффри оказалось не так уж трудно.

– Так вот, воин, вчера опознанный тобой, тоже ушел. Но один из моих людей, у которого завершился сорокадневный срок службы, последовал за Белвейном. Он будет всем рассказывать, что его повинность завершена, но требуется еще монета. А сам станет приглядываться и прислушиваться и все сообщать мне.

– А почему ты не хочешь заставить этого воина сказать правду?

– Ты предлагаешь его пытать, милая женушка? – улыбнулся барон.

– Не смейся, Джеффри. Обычно я не такая кровожадная. Но ты не видел, что они здесь творили. Я не предлагаю его пытать, просто хочу заставить говорить правду.

– Ты права, смешного тут ничего нет, – смутился барон, притянул ее к себе и стиснул в объятиях. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы извиниться. И знал, это ей будет приятно. Большего он сделать для жены не мог.

– Принимаю твои извинения, – серьезно проговорила Элизабет.

Джеффри было собрался сказать, что и не думал просить прощения, но вовремя остановился: жена все равно перевернет его слова, решил он даже с некоторым восхищением.

Элизабет смотрела на мужа в упор, и в ее глазах барон прочитал безоглядное доверие: она отдала ему себя без остатка, – не задавая вопросов и не очень переча.

Возникнув в жизни Джеффри, Элизабет за короткий срок опрокинула весь его мир. И теперь он принимал на себя ответственность, которую она ему доверяла, как принял ее саму в качестве жены. Барон не позволял себе задумываться, откуда брались такие мысли и ощущения, потому что в противном случае пришлось бы признать, что возродились чувства, которые Джеффри считал давно умершими.

– Но все-таки как же насчет Белвейна, – напомнила жена.

– Я уже говорил. Собираюсь выжидать.

– Джеффри, – Элизабет начала раздражаться, – мне очень хочется получить разумное объяснение. Но, клянусь, вытягивать его из тебя все равно, что тащить больной зуб.

Барон считал, что сказал достаточно. Элизабет ни к чему знать, что он расставил ловушку тому, второму, и как только западня захлопнется, Белвейна объявят сообщником.

– Наберись немного терпения. – Он попытался успокоить жену. – Улика будет…

– Будет! – воскликнула Элизабет, вырываясь из его рук. – Взойдет из-под ног, как трава по весне? – Она повернулась и пристально посмотрела мужу в глаза. – Если ничего не предпринимать, пройдут годы, прежде чем что-либо возникнет. Ты делаешь ставку на одного человека – того, которого послал с Белвейном. Но этого явно недостаточно. Обещаю тебе, нет, клянусь, я сделаю все для того, чтобы отомстить за гибель семьи.

– Ты ничего не предпримешь. – Джеффри одним прыжком вскочил на ноги и схватил жену за плечи. – Элизабет, ты дала слово, что не будешь вмешиваться, так что предоставь все мне. – Второй раз за утро он пришел в ярость. А про себя решил, что ни один мужчина не снес бы такого. Жена должна знать свое место.

– Я не отступлюсь! – Дерзость Элизабет упала на тлеющие угли его недовольства, как сухое полено, и вспышка оказалась неизбежной.

– Отступишься, – прорычал барон. – И пока этого не поймешь, не получишь ни еды, ни питья.

Жена стояла перед ним с явным вызовом: руки сжались в круглые, крохотные кулачки и уперлись в бока. И ее непокорность удивила и еще больше разожгла барона.

Он схватил ее поперек талии и грубо забросил на седло.

Какое-то время Элизабет никак не могла выпрямиться, а когда ей это удалось, посмотрела Джеффри в глаза:

– В таком случае, милорд, ты в ближайшее время станешь вдовцом. Я скорее уморю себя голодом, но не стану обещать того, что не в состоянии выполнить. Мое слово – это моя честь. – Ее голос осуждающе дрожал.

– Значит, ты имеешь наглость утверждать, что я не господин своего слова – снова закричал Джеффри, и кобыла Элизабет от испуга шарахнулась в сторону.

«Если он будет так вопить на меня, – подумала девушка, – то вскоре охрипнет». И поделом – у нее наконец перестанет звенеть в ушах. Она поняла, что совсем не боится мужа.

– За подобные глупости мужчину я вызвал бы на поединок!

– Так вызови меня.

– Прекрати! Замолчи сейчас же! И не смей никогда повышать на меня голос!

Прекрати. Не делай того, не делай этого. Одни приказания. От них уже тошнит. Элизабет в отчаянии подумала, что муж не в состоянии ее понять и посочувствовать. Не понимает ее муки, иначе не заставлял бы ждать.