Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Непристойная страсть - Маккалоу Колин - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

Кто бы ни был этот эксперт из медицинской комиссии, который описывал случай Майкла, он, без сомнения, не лишен литературного дарования. Она читала историю его болезни, и перед ней, как живые, вставали участники событий. Особенно это касалось, конечно, Майкла, с которым она уже познакомилась. Короткая встреча в отделении вызвала в ней много размышлений, но они были ничто по сравнению с тем, что она узнала. Как ужасно все это, должно быть, для бедняги! Как несправедливо! Он, наверно, сейчас страшно несчастен. Безотчетно она привносила в этот рассказ свои собственные чувства, им же и вызванные. Она так переживала за Майкла, ощущая потерю его близкого друга как свою собственную, что с трудом могла проглотить комок в горле, унять боль в груди. А тут как раз полковник Чинстрэп и подвернулся под руку.

«Работа в отделении "Икс" даром для меня не проходит, – думала сестра Лэнгтри. – За несколько минут я успела совершить массу должностных преступлений: сначала позволила себе проявить эмоциональные пристрастия, а теперь – грубое нарушение субординации».

И все это потому, что она не могла забыть лицо Майкла. Он в состоянии справиться с собой и справлялся, несмотря на то что его поместили в психиатрическое отделение. Раньше причиной ее огорчений всегда были отклонения в ее больных, их явная неполноценность, но теперь-то она потрясена положением человека, который явно не нуждался в ее поддержке. В этом было своего рода предупреждение.

Прежде ее всегда ограждала от личных привязанностей мысль о том, что ее пациенты – это больные люди, подверженные меланхолии, с ранимой психикой, люди, чье состояние не позволяет воспринимать их как мужчин. И дело тут не в том, что она боялась мужчин или личных привязанностей. Это нужно было ей самой, потому что выполнять свой долг сестры милосердия можно, только оставаясь беспристрастной. Но не от чувств следует ограждаться, а от отношений «мужчина – женщина».

Когда такое случалось, до добра это не доводило ни сестру, ни больного, но в случае с душевнобольными катастрофа просто неминуема. Отношения с Нейлом и так не давали ей покоя, и она по-прежнему не была уверена, что поступает правильно, позволяя себе думать о возможности их встреч, когда они вернутся домой. Она убеждала себя, что это нестрашно, поскольку он уже почти выздоровел, потому что отделению «Икс» приходит конец и потому что она все так же остается хозяйкой положения и в случае необходимости всегда может снова отойти на прежние позиции и относиться к нему как к несчастному, скорбному, ранимому человеку.

«Я ведь всего лишь живое существо, – думала она. – И никогда не забывала об этом. А все так трудно».

Она вздохнула и потянулась, заставляя себя выбросить из головы мысли о Нейле. Да и о Майкле тоже. В отделение идти пока нельзя – к ней все еще не вернулся естественный цвет лица и не восстановилось дыхание. Куда делся карандаш, который она швырнула в полковника? Господи, до чего же он невероятно туп! Он и представить себе не мог, что еще немного, и на него обрушилась бы шестифунтовая ракушка – это могло произойти тогда, когда он высказался насчет низкого звания Майкла. Где был этот человек в последние шесть лет? Сестра Лэнгтри слабо представляла себе положение дел в армиях союзников, но за годы работы в австралийской армии она узнала, что по крайней мере в этой стране есть немало людей умных, одаренных, обладающих всеми качествами, необходимыми офицеру высшего ранга, и упорно возражающих против продвижения выше звания сержанта. Вероятно, это ощущение принадлежности к определенной социальной группе, но никоим образом не в негативном смысле. Просто они довольны тем, что они есть, и не видят пользы в еще одной звездочке на погонах. И если Майкл не относился именно к таким людям, значит, ее опыт общения с солдатами ничего ей не дал и все ее выводы и умозаключения попросту неверны.

Неужели полковник никогда не встречал таких людей? Или ничего о них не слышал? Очевидно, нет, если только он не пытался таким способом ужалить ее. Да пропади он пропадом, чертова лямка! И слова он произносит так сочно, округло, прямо как Нейл. Глупо злиться на него, скорее его нужно пожалеть. В конце концов, База номер пятнадцать так далеко от Мэкери-стрит, и он совсем еще не похож на слабоумного старика. К тому же он не урод, и под щегольской формой скрываются все те же человеческие потребности и жалобы. Ходят слухи, что у него роман с Хитой Конноли, операционной сестрой, причем уже давно. Что ж, многие из начальства здесь в госпитале устраивают себе маленькие радости, и с кем же, как не с сестрами? Дай бог им здоровья!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Карандаш оказался под дальним концом стола. Сестра Лэнгтри сползла со стула, но, чтобы достать его, ей пришлось встать на четвереньки. Она положила карандаш на прежнее место и снова села. Бог ты мой, и о чем только Хита Конноли может с ним разговаривать? Они же все-таки, вероятно, разговаривают. Невозможно все время заниматься только любовью. В мирное время все интересы Уоллеса Доналдсона как практикующего невропатолога лежали в области спинного мозга и его заболеваний, в особенности сложных, неизученных случаев с совершенно непроизносимыми названиями иностранного происхождения. Может быть, они об этом и разговаривают между собой, скорбя об отсутствии таковых заболеваний здесь в госпитале, где если и занимаются позвоночниками, то только в случае грубых, окончательных, страшных поражений, нанесенных пулей или снарядом. А может, они говорят о его жене, которая осталась сторожить дом от пожара где-нибудь в Воклюзе или Бельвью-Хилл. Мужчины вообще не прочь поговорить о женах со своими любовницами, например, обсудить достоинства одной подруги по сравнению с другой и при этом поплакаться об отсутствии возможности познакомить их. Почему-то они уверены, что и та и другая были бы в восторге и стали бы большими друзьями, вот только социальные предрассудки этого не позволяют. Пожалуй, здесь есть определенный смысл, поскольку, если предположить обратное, их самооценка сильно пострадала бы и они уже не смогли бы быть так уверены в выборе женщин.

Так делал тот, другой, и она с болезненной отчетливостью помнила это. Он беспрерывно рассказывал ей о своей жене и все сожалел, что условности не позволяют им встретиться, уверенный, что они были бы в диком восторге друг от друга. Он не успел и трех фраз произнести, описывая свою жену, как Онор Лэнгтри уже не сомневалась, что возненавидит эту женщину, но у нее, конечно, хватило здравого смысла не сказать об этом вслух.

Как же это было давно! Время… Оно измеряется не тиканьем часов, отщелкивающих минуты и секунды, а двигается вперед скачками, перерастая самое себя, как гигантское насекомое, разрывая одну за другой сковывающие его пелены и всегда появляясь в ином облике и с иными ощущениями в мир иных образов и эмоций.

Он тоже был консультантом в той больнице, откуда началась ее жизнь и судьба медицинской сестры. Единственной в Сиднее, где ей пришлось работать. Высокий, смуглый, красивый, ему еще не было сорока. Специалист по кожным заболеваниям, он принадлежал к новому поколению врачей. Естественно, женат. Тут все очень просто: если не успеешь подцепить молоденького, пока он еще живет, неприкаянный, при больнице, считай, никогда уже не подцепишь. Но она была тогда не в их вкусе: они предпочитали что-то более кукольное, смеющееся, пушистое и пустоголовое. И только достигнув зрелого возраста, они начинали понимать, как сильно промахнулись в выборе в молодые годы.

Онор Лэнгтри была тогда серьезная молодая женщина, одна из лучших на курсах медсестер. Она принадлежала к тому типу, который всегда вызывал размышления, а почему, собственно, она не выбрала медицину своим поприщем, хотя общепринятое мнение отрицало широкие возможности для женщин в этой области. Она выросла в состоятельной фермерской семье и получила образование в одной из лучших женских школ в Сиднее. Причина же, по которой она выбрала себе занятие, заключалась в том, что ей просто это нравилось, быть медсестрой, а почему, она поняла позже. Пока же она знала только одно – ей хотелось быть рядом с людьми, физически и эмоционально, и она чувствовала, что такая работа даст ей это ощущение близости. А поскольку подобное занятие для женщины и леди всегда приветствовалось в обществе и было достойно восхищения, ее родители были вполне удовлетворены и не возражали, когда она отклонила их предложение получить высшее медицинское образование, если вдруг она захочет.