Кларенс - Гарт Фрэнсис Брет - Страница 18

Ошибиться он не мог! Он провел пальцем по пятну — она еще чувствовалась, скользкая, еле осязаемая пыльца. Этого пятна не было, когда он утром запирал шкатулку. Оно не могло бы появиться, если бы кто-то не открыл шкатулку в его отсутствие. Он проверил содержимое: все бумаги были налицо. К тому же они имели значение только для него самого: тут не было ни военных планов, ни секретных шифров; он был слишком осторожен, чтобы доверить секретные бумаги чужому дому. Лазутчик — кто бы он ни был — ушел ни с чем! Но попытка была налицо. Ясно, что в усадьбе орудует шпион.

Он вызвал из соседней комнаты дежурного офицера.

— Кто-нибудь заходил сюда, пока меня не было?

— Нет, генерал.

— А проходил кто-нибудь через зал?

Он заранее предвидел ответ офицера:

— Только служанки, генерал.

Брант вернулся в комнату. Закрыв дверь, он еще раз внимательно осмотрел шкатулку, бумаги на письменном столе, стул возле него и даже китайские циновки на полу — не найдутся ли новые следы цветочной пыльцы? Вряд ли можно было войти в комнату с цветком в руке и не оставить других следов этой обличающей пыльцы: цветок был слишком большой, чтобы его можно было носить на груди или в волосах. С другой стороны, кто осмелился бы оставаться в комнате столько времени, сколько нужно для осмотра шкатулки, зная, что в соседней комнате — дежурный офицер, а у дверей расхаживает сержант? Ясно, что шкатулку уносили и вскрыли в другом месте!

У него мелькнула новая мысль. Мисс Фолкнер все еще не было; мулатка, должно быть, ушла домой.

Он быстро поднялся по лестнице, но, не входя в свою комнату, внезапно повернул в то крыло, что оставалось незанятым. Первая дверь открылась, едва он легко нажал на ручку, и он вошел в комнату, в которой сразу узнал будуар барышни. Пыльная мебель была теперь переставлена, чехлы сняты — было видно, что в будуаре живут. И хотя все указывало на то, что здесь живет особа с утонченным вкусом и привычками, Брант с удивлением увидел, что платья, висящие в открытом стенном шкафу, похожи на те, какие носит негритянская прислуга, а на красивом шелковом покрывале кровати лежит пестрый платок, какие горничные тюрбаном повязывают на голове. Не задерживаясь на этих подробностях, он окинул комнату быстрым взглядом. Его глаза остановились на причудливой конторке у окна. Из красивой вазы, стоявшей на ее верхней доске, свешивался на лежавший ниже портфель пучок точно таких же цветов, как тот, что несла мисс Фолкнер!

ГЛАВА IV

Теперь Бранту стало ясно, что его шкатулку приносили сюда и открывали, ради безопасности, здесь, на этой конторке. При поспешном просмотре бумаг шпион, очевидно, толкнул вазу с цветами и не заметил упавших пылинок. Об этом свидетельствовали и несколько красных пятнышек на конторке. Но Бранта поразило еще и другое обстоятельство. Конторка стояла у самого окна. Машинально выглянув наружу, он убедился, что отсюда открывается широкий вид не только на склон, над которым возвышался дом, но и далеко за линию пикетов. Ваза с яркими цветами, почти не уступавшими по величине цветам магнолии, находилась в центре окна и, без сомнения, была видна издалека. Напрашивался вывод, что зловещие, броские цветы, которые были в руках у мисс Фолкнер и у мулатки, а здесь так подчеркнуто выставлены в окне, могли служить условным знаком. Под влиянием какого-то почти суеверного побуждения Брант осторожно снял вазу с окна и переставил на боковой столик. Затем он тихо вышел из комнаты.

Но он не мог отделаться от мучительных вопросов, связанных с этим открытием, хотя и знал наверняка, что его бригаде не угрожает новая опасность и что неизвестный шпион не раздобыл никаких сведений. В глубине души Брант сознавал, что в свете этого открытия его больше всего тревожит желание оправдать поведение мисс Фолкнер. В самом деле, шкатулку вполне мог похитить кто-нибудь другой, когда мисс Фолкнер не было в доме, — мулатке, например, легче было, не вызывая подозрения, оказаться у него в комнате, чем ей. Действительно, улик против мисс Фолкнер было не так уж много — скорее настоящий шпион мог воспользоваться ее пребыванием в усадьбе, чтобы навлечь на нее подозрение.

Брант вспомнил, как странно она себя вела, как она зачем-то заставила его взять цветок. Вряд ли она вела бы себя так, если бы знала, какую серьезную роль этот цветок играет. Но тогда чем же объяснить ее явное волнение? И тут его словно озарило, он даже улыбнулся. Да она влюблена! В неприятельском лагере есть, наверно, некий вздыхающий обожатель, некий юный лейтенант, с которым она поддерживает отношения и ради которого пустилась в опасный поход. Цветок — несомненно, их способ общения. Этим объясняется и ее враждебность к молодым офицерам-северянам, его противникам, и к нему, Бранту, их начальнику. Он и прежде удивлялся, почему мисс Фолкнер, если она шпионка, не направилась с таким же удобным пропуском из Вашингтона в штаб дивизии, где хранятся более значительные военные тайны. Теперь все ясно: здесь она ближе к линии южан и к своему поклоннику. Ему и в голову не приходило, что он сам подыскивает для нее оправдания: он считал себя только справедливым. Ее слова о силе преданной женской любви, которые жестоко задели его во время разговора, теперь становились понятными и даже утратили свой обидный смысл. Она пробудет еще только день или два, он может не тревожить ее допросом.

Другое дело — истинный злоумышленник, шпион или вор, тут Брант принял меры немедленно. Он передал дежурному офицеру приказ, категорически воспрещающий появление чужих слуг или невольников вблизи штаба; нарушителей надлежало приводить к Бранту. Офицер посмотрел на него удивленным, даже несколько недовольным взглядом. Очевидно, подчиненные уже успели оценить прелести стройной мулатки.

Часа два спустя, садясь на коня, чтобы объехать расположение бригады, Брант был поражен, увидев, что мисс Фолкнер в сопровождении мулатки опрометью бежит по направлению к дому. Он вспомнил свой последний приказ, когда заметил, что часовые задержали мулатку, а мисс Фолкнер продолжает бежать, даже не обращая внимания на свою спутницу. На бегу она подобрала юбку, соломенная шляпка свалилась с головы и держалась только на ленточке, завязанной вокруг шеи, волосы распустились и черной волной лежали на плече. Сначала Брант решил, что она ищет его, негодуя на отданный приказ, но, увидев ее напряженное лицо, тревожные глаза и полураскрытый алый рот, понял, что она поглощена своими мыслями и даже не заметила его. Она промчалась мимо него в зал, он услыхал шорох юбки и быстрые шаги по лестнице. Что случилось? Или это просто новый каприз?

Вошел капрал с задержанной мулаткой, и Кларенс очнулся от размышлений. Мулатка была высокого роста, хорошо сложена, с мелкими, явно негритянскими чертами лица. В черных глазах сквозило беспокойство, но одухотворенностью они не блистали; в ее манере держаться было что-то упрямое и вместе с тем тупое. Брант почувствовал некоторое разочарование, у него даже возникло смутное чувство, что перед ним не та женщина, которую он видел раньше. Но нет, та же высокая, стройная фигура, тот же темный профиль, тюрбан на голове, все как тогда, когда он шел за ней по коридору у своей комнаты.

Ее рассказ был предельно прост. Да, она знает «миссис» еще с пеленок. Да, она забежала днем, чтобы повидать ее, они шли вместе, когда ее схватили солдаты. Реньше ее никогда никто не задерживал — даже «патрульники»8. Ее старый хозяин позволил ей пойти к мисс Тилли и ничего не сказал ни о каких приказах.

Озабоченный больше, чем он решался себе самому признаться, Брант отпустил ее, сделав ей предостережение. Спускаясь на коне по склону, он издали увидел пикеты, вспомнил об окне с цветами и повернулся в седле, чтобы взглянуть на него. Вот оно, самое широкое и высокое окно в этой части здания, и в нем, почти заполняя проем, яркий, отчетливо различимый предмет — та самая ваза с цветами, которую он переставил несколько часов тому назад. Опять на старом месте! Он улыбнулся. Теперь он понимал, почему мисс Фолкнер так поспешно вернулась и была так смущена. Очевидно, он помешал ей передать какое-то любовное сообщение; из-за него, быть может, не состоялось нежное свидание за линией фронта. Так, значит, сигнализацией занималась мисс Фолкнер!