Легенда о малом гарнизоне - Акимов Игорь Алексеевич - Страница 18

– Ты чего скис? – Залогин, уже весь вымазанный в саже, попробовал заглянуть ему в глаза. – Мучаешься, что укокошил фашиста?

– Нет. Просто устал.

– Нашел время! Давай помоги обыскать их. А то комоду нечем будет перевязку сделать.

– А сам не можешь?

Залогин посмотрел на трупы, медленно повернулся к Ромке, покачал головой.

– Не могу.

– Мертвяков боишься?

– При чем здесь мертвяки? Что мертвяки, что живые… Но… лазить по чужим карманам…

Страшных едва не рассмеялся – таким наивным это показалось ему поначалу. И уже собрался сказать: «Ну, раз ты щепетильный…» – но представил, как будет выворачивать карманы немцев… Нет, это не так просто! Он почувствовал, что должен сначала сломать что-то в себе. Иначе не сможет. Какая глупость! – попытался он переубедить себя, потому что не хотел ничего в себе ломать, и все-таки понял – придется.

Их воспитали на идеалах столь чистых, что малейшее отступление от них уже казалось кощунством…

– Давай поищем в багажниках, – предложил Страшных. К горящему мотоциклу подступиться было уже невозможно, и они побежали к уцелевшему. Шерстяное одеяло, два пакета НЗ, две банки консервированной колбасы, буханка хлеба, початая бутылка чего-то спиртного, термос с какой-то бурдой, похоже – с кофе, а дальше насос, запасные камеры, инструмент, коробки с патронами – целое богатство, а индивидуальных пакетов нет.

На золотисто-коричневой этикетке бутылки красовалась голова оленя с густыми рогами. Страшных вынул зубами пробку, старательно обтер горлышко рукавом и ладонью, сделал один глоток, потом еще несколько. Зажмурился.

– Хороша штуковина! Прямо огонь по жилам. Попробуй, – предложил он Залогину.

– Я не пью.

– Да брось ты! Наркомовские тебе положены? Положены. Ежедневно! Знаешь, как снимает усталость?

– Не хочу.

– Глупо. Ну, я твою долю комоду отдам, ладно? Ему это сейчас во как надо. Совсем скапустился.

Тимофей задремал на минуту, а может быть, слабость сморила. Но Ромкины шаги он услышал и открыл глаза.

– Почему мы задерживаемся?

– Сейчас поедем, – сказал Страшных, отметив про себя, что, пожалуй, Егорову хуже, чем он предполагал. – А ну заглотни, только помалу.

– Самогон?

– Послабше будет. Но до санбата на этом газу ты продержишься.

Только сейчас Страшных заглянул в багажник своего мотоцикла. Здесь тоже было припасено немало всякого добра – кроме бинтов. Он вернулся к Залогину. Герка сидел на корточках возле задавленного лейтенанта, перед ним лежал черный кожаный бумажник немца, а сам он разглядывал фирменную фотокарточку: этот же лейтенант, только в парадном мундире и с медалями, рядом полненькая блондинка, светлоглазая, в перманенте, а между ними совсем маленькая девчушка, вся в локонах и шелке.

– Кончай. Если те возвратятся с подмогой – худо нам будет.

У второго пулеметчика в сумке они нашли то, что искали.

Они забрали коробки с патронами, три автомата, бинокль и «вальтер» лейтенанта. Забрали весь съестной припас и одеяло. Бензином почти не удалось разжиться, видать, вчера немец неплохо поездил, сразу подзаправиться поленился, а сегодня когда ж ему было этим заниматься, а еще и к восьми не подошло, когда началась заварушка.

Потом они посовещались, стащили с лейтенанта френч (он был совсем новенький, даже не порван нигде) и предложили Тимофею надеть. Ведь, по сути, он был до пояса голый. От гимнастерки остался лишь правый рукав, и воротничок, и клочья материи на груди и спине; куда больше тела закрывал бинт.

Но Тимофей даже примерять не захотел. Шнапс уже действовал. Егоров сидел свободно, и глаза были ясные.

– Нет, – сказал он, заворачиваясь в одеяло. – Сойдет и так.

Страшных забрался в седло.

– Ну что, на север двинем? Там вроде наши шумят.

– Наши сейчас везде, – сказал Герка. – Так что это не горит. Может, сначала человека похороним? Гля, место какое классное. Тихо, красиво.

– Вот сейчас набегут сюда фашисты – получишь тишину – сказал Ромка и повернулся к Егорову. – Твое слово, командир.

Тимофей кивнул.

– На север сейчас невозможно – через шоссе не проскочим. Ночи надо ждать… И хоронить абы как – грешно. Мы что – боимся их? или удираем?.. Ладно, давай на хутор к Шандору Барце.

9

Этого венгра хорошо знали все окрест. Он разводил хмель, держал несколько коров, однако был из тех, про кого говорят, что у них зимой снега не допросишься. Короче – куркуль. Его давно бы следовало отселить куда поглубже, зона была такая, что подозрительным личностям в ней нечего было делать; но граница только обживалась, осваивалась; до хуторянина руки у начальства так и не дошли.

Хутор стоял над речкой; не высоко, но в самый раз – его никогда не заливало, а холм был глинистый, всегда сухой. Крепкий кирпичный дом, крепкие сараи и коровник, крепкая ограда. С севера от реки к хутору подступал ухоженный яблоневый сад. Сад охватывал хутор с трех сторон, оставляя открытой только южную, солнечную, где был двор.

Когда пограничники подкатили к воротам, хозяин уже встречал их. В новом костюме, в начищенных сапогах и с трубкой. Он слишком поздно увидел, с кем имеет дело; уходить было неудобно, да и рискованно. Он сунул трубку под седые усы, сузил белесые глаза и ждал.

– Здорово, Барца! – весело прокричал Страшных, затормозив так, что венгра с ног до головы обдало пылью; тот, впрочем, и не поморщился.

– А я думал, что вы уж все прошли божий суд, – сказал он, намеренно коверкая речь. Это была хоть и демонстрация, однако беззлобная: каждый утверждает свою самостоятельность, как умеет.

– Для нас повесток не хватило. Пока новые напечатают – поживем.

– То-то, гляжу, один уж заработал вечную жизнь.

– Над чем смеешься, змей! – без всякого перехода рассвирепел Страшных и соскочил с мотоцикла, но Тимофей успел удержать его за руку.

– Здравствуй, дед, – сказал он. – Меня-то что, не признаешь?

– Трудно тебя признать, капрал, дай бог тебе здоровья.

– Помоги, Барца. Товарища вот схоронить надо.

– Хорошо, гляжу, бегаете.

– Ладно тебе. Говори – выручишь али нет?

– Небось сами и похороните, – сказал венгр, и опять ухватил трубку крепкими желтыми зубами, и все стоял, переводя неторопливый невыразительный взгляд с одного пограничника на другого. Затем кивнул Залогину: пошли, мол, – повернулся и заскрипел сапогами через двор.

Герка не сразу последовал за ним. Легким скользящим шагом он прошел перед воротами, согнувшись почти к самой земле, всматриваясь в следы. Вернулся более широким полукругом, расслабленно выпрямился и сказал Тимофею:

– Сегодня здесь еще никто не проезжал.

Но автомат все-таки перебросил из-за спины под мышку и поставил на боевой взвод.

Они пропадали долго. Наконец появился Залогин, неся две лопаты и маленькое ведерко с молоком, а следом венгр с двумя домашними караваями, с куском сала и каким-то свертком, от которого терпко пахнуло застоявшимся густым запахом полыни.

– Это тебе, капрал.

Тимофей развернул сверток. Это была старая кавалерийская куртка, скажем даже больше – драгунская, только Тимофей не знал таких тонкостей, да и все равно ему было. Главное – ее можно было и не противно надеть. Шили куртку, видать, из хорошего прочного сукна; от него теперь осталась, по сути, одна основа, но тусклый, когда-то шикарный позумент уцелел весь, и пуговицы о орлами тоже. Реликвия! Однако Тимофей был рад.

– Здоровый был мужик, – похвально оценил Тимофей. – Чья это?

– Небось моя.

– Скажешь! – не поверил Тимофей. – Да в ней двоих таких, как ты, спеленать можно.

– Если б ты до моих лет дожил, небось усох бы.

– Нет! У нас такой корень – все больше в толщину идем – улыбнулся Тимофей, влезая в куртку; она оказалась ему в самый раз. – А с чего ты решил, что я не проживу с твое?

– Если с этими рыцарями не поедешь, у меня останешься – может, и проживешь. Может, еще и сто лет жить будешь.