Ильза Янда, лет - четырнадцать - Нёстлингер Кристине - Страница 17

– Сними шляпу, – шепнула я.

– Даму смущает мой шлем? – спросил Али-баба.

– Да не ори ты, веди себя нормально. И не говори так напыщенно!

– Тогда и ты веди себя, будь добра, нор­мально и не пищи, как мышка! И не стес­няйся всего, как церковная мышка, и не ог­лядывайся по сторонам, как домовая мышь, – сказал Али-баба.

На этот раз окружающие его не слышали. Кроме того, он снял с головы колпак.

Официантка подошла к нашему столику и спросила, чего мы желаем. Я и сама не знала, чего я желаю.

– То же, что и ты, – сказала я Али-бабе.

– Две порции сосисок с горчицей, два раза сыр, два куска вишневого торта и два раза пол-литра яблочного соку, – заказал Али-баба.

Я испугалась не на шутку. Не потому, что он заказал так много, голодна я была звер­ски. С тех пор как у нас готовит советница, я всегда зверски голодна. Я испугалась из-за счета. Потом я решила одолжить денег у Али-бабы. Ведь столько, сколько стоят со­сиски с горчицей, и порция сыра, и кусок вишневого торта, и пол-литра яблочного со­ку, я и за целый месяц не получаю на кар­манные расходы.

– Я потом верну тебе деньги. В рассроч­ку, – сказала я.

– Ты приглашена, Sweety, – Али-баба покровительственно кивнул мне, и у меня словно камень с души свалился.

Официантка принесла яблочный сок и ска­зала, что сейчас подаст нам сосиски.

– Скажите, пожалуйста, – спросил Али-баба, – у вас есть тут большая собака? Гро­мадный пес неописуемой красоты?

– Большая собака-то у нас есть, – сказа­ла официантка, – а вот насчет ее красоты - это я в первый раз слышу.

Официантка заглянула под стол и по­звала:

– Фердинанд, поди-ка сюда, тут тебя на­зывают красивым!

Кое-кто из посетителей рассмеялся, а стол, под который заглянула официантка, начал слегка покачиваться, и из-под него вышел Фердинанд. Ну, красивым его назвать было трудно. Но зато он глядел очень дружелюбно.

Фердинанд медленно подошел к нашему столу. Он обнюхал сперва Али-бабу, потом меня. Официантка похлопала Фердинанда по спине.

– Он старый-престарый старичок. Если перевести на человеческий возраст – ему уже сто два года.

– Он ваш? – спросил Али-баба.

– Да вы что! – официантка рассмеялась. – Такого зверя я бы и прокормить не смогла. Он поедает больше, чем четверо де­тей. Я ведь тут только служу, а Ферди­нанд – хозяйский пес.

Официантка занялась теперь хвостом Фер­динанда. Она счищала с него налипшую пыль.

– Столько пыли у нас, – ворчала она, – если не найдем еще человека, просто задох­немся.

– От пыли еще никто не задохнулся, – сказал Али-баба.

Официантка рассмеялась. Старательно обобрав пыль с собачьего хвоста, она сказала:

– Сегодня я привела сюда одну женщи­ну, но господин шеф ее не взял. Потому что она турчанка. Но неужели... – Официантка замолчала, потому что за соседним столиком один из посетителей поднял вверх пустую кружку и крикнул:

– Херми, Херми!

– Ни минуты покоя, – пробормотала офи­циантка, повернулась и, взяв пивную круж­ку, побежала к стойке. Али-баба с удовлетво­рением поглядел ей вслед.

– Итак, господин шеф не уехал. Госпо­дин шеф еще сегодня был здесь, – подыто­жил он.

– А где же он сейчас? – спросила я.

– Я не провидец. Это единственный дар, которым я не владею.

– Как же это так – он здесь, а Ильза уехала? – спросила я.

– Мы это дело рекогносцируем! – сказал Али-баба.

– Чего мы это дело?..

– Провентилируем!

– А как, ты можешь сказать?

Но Али-баба не успел мне ответить, пото­му что входная дверь отворилась и в нее вошел человек вдвое больше и вдвое толще Али-бабы. Короче говоря, и объемом и ро­стом с медведя гризли. На голове у него была синяя вязаная шапка, на ногах деревянные сабо, а живот прикрывал большой синий фартук. Он был в клетчатой рубашке и в куртке. Я не умею определять возраст взрос­лых, но человек этот был так примерно вроде старого отца или молодого дедушки. Я отчет­ливо слышала, как официантка сказала ему:

– Добрый вечер, господин шеф!

И Али-баба отчетливо слышал, как один из гостей сказал:

– Хозяин пришел. Может, сыграет с нами в картишки?!

Фердинанд затрусил навстречу хозяину и обнюхал его, виляя хвостом.

– Хозяин, иди выпей с нами! – кричали за столиками. – Хозяин, иди к нам, сыграем в скат!

Хозяин снял с головы синюю вязаную шапку. Под ней оказалась обширная лысина.

– Не могу, ребята, спешу, – ответил он. – Надо ехать, прямо тут же.

Гости разочарованно загудели. Фердинанд ухватил хозяина за штанину и теребил ее.

– Фердинанд, прекрати, Фердинанд, отвяжись! – крикнул хозяин. Но прозвучало это не зло.

Фердинанд оказался послушным псом. Он выпустил из пасти штанину, взглянул на хозяина с упреком и снова поплелся к нашему столу. Он положил голову мне на колени и разрешил почесать себя за ухом.

Я была в полном смятении. Этот лысый медведь гризли в синей вязаной шапке! Не мог же он быть другом Ильзы! Это просто не­возможно!

Али-баба был тоже порядком удивлен.

– Ну, друг Sweety, – сказал он, – если этот имел успех у твоей сестры, тогда я могу завоевать саму Miss World! Это уж точно!

Официантка принесла нам сосиски с гор­чицей и прикрикнула на Фердинанда.

– Он жуткий обжора, – объяснила она. – Никому поесть не дает. Еще вырвет сосиску из рук и сожрет.

Но прогнать Фердинанда было не так-то просто. Он учуял запах сосисок и пришел снова. Официантка взяла его за ошейник и потянула к дверям кухни.

– Позор для порядочного кафе эдакая собака, – ворчала она.

Хозяин с усмешкой поглядел ей вслед. Я подумала: «Жаль, что собаки не умеют говорить. Фердинанд – это уж точно – мог бы нам тут помочь. Если уж Ильза даже гу­лять его выводила».

Официантка спровадила Фердинанда на кухню и принесла нам сыр и вишневый торт. Хозяин скрылся за дверью, на которой было написано «Погреб».

– Али-баба, – тихо сказала я, – хоть я и почти ничего не знаю о моей сестре, но что у нее роман с этим полудедушкой, это исключено!

– Ничего не исключено, Sweety.

И Али-баба стал меня убеждать, что у моей сестры, очевидно, комплекс безотцовщины, и поэтому она может любить только пожилых мужчин. А когда я ему рассказала, что наши родители в разводе и что папа не слишком-то нами интересуется, он и вовсе уверовал в свою гипотезу.

– В чистом виде сублимация безотцовщины, в чистом виде! Эрзац-папаша! – повторял он все снова и снова.

Али-баба рассказал мне еще много разных историй про эрзац-папаш и про всякие такие вещи. Его главное хобби – психология. Это звучало довольно убедительно и вроде бы все объясняло. Но у меня все же были возраже­ния.

– Этому медведю гризли ни капельки не подходит белое замшевое пальто. И красного «БМВ» тоже что-то нигде не видно.

Наш столик стоял у самого окна. Я раздви­нула занавеску в красно-белую клетку. Али-баба прижался носом к стеклу, но и ему не удалось увидеть где-нибудь поблизости крас­ную машину. Да и с тем, что толстый хозяин трактира очень уж мало подходит к белому замшевому пальто, он тоже не мог не согла­ситься.

Я соскребла с тарелки остатки вишневого торта.

– Хочешь еще? – осведомился Али-баба. Я, по правде сказать, была бы не прочь съесть еще кусок торта, но мне не хотелось вводить Али-бабу в такие расходы. Поэтому я сказала:

– Нет, спасибо.

 – Так ты считаешь, что Набрызг нам все наврал? – спросил Али-баба.

Нет, я не думала, что Набрызг наврал. Он говорил правду.

– Ну а раз Набрызг не наврал, – доказывал Али-баба, – значит, трактирщику вполне подходит белое замшевое пальто.

– Оно ему точно не подходит! С гарантией!

– Поживем – увидим, народная муд­рость, – сказал Али-баба. – Трудный случай. Такой орешек не разгрызешь с одной попыт­ки, Sweety. – Он положил свою руку на мою. – Но мы еще найдем разгадку! – И ле­гонько похлопал меня по руке.

Потом Али-баба сказал, что теперь ему на­до срочно идти в кино. Он позвал и меня и выразил полную уверенность, что любой билетер пропустит меня на сеанс – «до че­тырнадцати вход воспрещен».