Платье от Фортуни - Лейкер Розалинда - Страница 27

Жюльетт в первый же вечер представила его Николаю.

– Николай, тебе будет интересно познакомиться с одним человеком, – сказала она, когда Марко вошел в гостиную. – Синьор Романелли хорошо знает Фортуни и нередко продает ему неокрашенные ткани.

Мужчины пожали друг другу руки. Итальянец был так же высок, как и Николай, но более широк в плечах и груди, напоминая певца Ла Скала. Смуглый, с прямоугольным лицом и квадратным подбородком, в свои тридцать лет Романелли был в ладу с собой и со всем миром. Он хорошо говорил по-французски, что было очень кстати – Николай не знал итальянского.

– А почему именно неокрашенный шелк? – с интересом спросил Карсавин.

– Фортуни использует только собственные краски и наносит собственные узоры. Я импортирую также и окрашенные лионские шелка, но не для Фортуни. Неокрашенные шелка для него я закупаю в Японии, других он не использует. Мадмуазель Кладель сказала, что вы оба интересуетесь работами Фортуни.

– Я давно восхищаюсь световыми эффектами, которые он изобретает для театральных постановок, а совсем недавно начал восхищаться талантами Фортуни и в другой области, – Николай усмехнулся и глянул на Жюльетт, одетую в платье Фортуни, поверх которого, она, правда, накинула вечерний жакет, чтобы не шокировать хозяев дома. Но Николай хорошо знал, что это платье надето в честь его приезда. Ее лицо зарделось.

– Я рассказала синьору Романелли, как нашла раскроенные части этого платья и вновь сшила их.

Николай без труда догадался, что Жюльетт не могла распространяться по поводу попыток Денизы раскрыть секреты Фортуни.

– Замечательная находка!

– Согласен, – быстрая, почти мальчишеская улыбка осветила все лицо Романелли, вокруг карих глаз собрались морщинки. – Вы разрешаете рассказать эту историю Фортуни?

– Конечно, – улыбаясь, отозвалась Жюльетт. – Если вы считаете, что это может его позабавить.

– Убежден. И он наверняка захочет узнать, каково мое впечатление, – Марко сделал шаг назад, шутливо раскинул руки. – Я скажу – belissimo![13]

Николай согласно кивнул. Довольная Жюльетт дважды сделала оборот на каблучках, подражая манекенщицам. Все весело рассмеялись. Трио прекрасно нашло, чем занять себя до ужина.

Подошли и другие гости. К разочарованию Николая, за столом Жюльетт усадили рядом с Марко Романелли. Общая беседа носила довольно мрачный тон. Отставной французский генерал предсказывал печальное будущее: кайзер Германии реорганизует и значительно увеличивает армию. Николай тоже считал, что дело в Европе принимает критический оборот, но мысли Карсавина были настолько сосредоточены на Жюльетт, что он с трудом мог поддерживать общую беседу. Иногда девушка бросала на него нежный взгляд и награждала легкой улыбкой. Сердце Николая билось сильнее при виде ее жемчужной кожи, выгодно оттеняемой переливающимся плиссированным шелком.

Раздражение Николая возрастало, к тому же, на него, в свою очередь, поглядывали сестры-близнецы супругов Дегранже. Стараясь привлечь внимание русского, девушки хлопали ресницами и отпускали неумные замечания, отчего казались еще более глупыми, чем обычно юные дамы шестнадцати лет.

Изысканные блюда и вина не спасли положения, ужин показался Николаю весьма утомительным. Затем все прошли в салон, где подавали кофе. Здесь разговор оживился, развернулась дискуссия о политике, искусстве. К концу вечеринки все трое называли друг друга просто по имени.

На следующий день Марко отвел Николая на фабрику Дегранже. Жюльетт уже была там с самого утра. Она сидела за прядильной машиной и, казалось, не замечала стоящего вокруг шума. Увидев мужчин, девушка одарила Николая радостной улыбкой.

– Если мне удастся изготовить этот шелк, я сошью тебе из него галстук.

Вторую половину дня Николай провел с Марко. Они наняли экипаж и проехали по исторической части старого города, а также поднялись на возвышенность, чтобы полюбоваться окрестностями. Николай узнал, что Марко, младший сын в большой дружной семье (пять мальчиков и одна девочка) преуспевающего финансиста, родился в Милане. Отец умер, когда он был еще ребенком, мать не намного пережила супруга, и дети разлетелись в разные стороны света. Три брата Романелли эмигрировали в Америку, где успешно основали собственные дела, еще один из братьев получил должность армейского капитана, но был убит при трагических обстоятельствах.

Они сидели в баре отеля. Марко вновь наполнил стакан.

– А что касается моей сестры, она стала сестрой милосердия. Сейчас вместе с миссионерским госпиталем находится в Африке.

– А как ты решил заняться шелковыми тканями?

– Почти случайно. Я всегда мечтал стать врачом, но не получилось. Дело в том, что у моего дяди не было сыновей, хотя он дважды женился, поэтому, отец, в свое время, обещал дяде, что один из его мальчиков будет обучаться его бизнесу – производству шелков. К счастью, меня заинтересовало это дело. В возрасте двадцати пяти лет я уже стал управляющим фабрикой. А чуть позже мой овдовевший Дядя женился на женщине много моложе себя, – Марко выразительно пожал плечами. – Я нашел ее слишком привлекательной…

– И что же произошло дальше?

– Когда начались проблемы, я ушел с фабрики. Но еще до этого несколько раз встречал Фортуни и поставлял ему шелк для театральных костюмов. Позже Фортуни увлекся японскими неокрашенными шелками. После ухода с фабрики я решил заняться торговым бизнесом. Уехал в Венецию, там встретился с Фортуни, он подсказал, что один из торговцев уходит на покой и продает свое дело – импорт и экспорт дорогих тканей. Я навел справки и понял, что смогу значительно расширить бизнес, обладая некоторым капиталом и инициативой. Все это произошло лет шесть назад, и я рад, что мои надежды оправдались. Вот и все о моей карьере.

– И вы ни о чем не жалеете? – Николай отпил глоток вина.

– Сейчас – нет. Я встретил свою любимую жену, когда приезжал в Лион за шелком, и очень благодарен судьбе за это, хотя наш брак был недолгим…

– Простите, – искренне посочувствовал Николай. Этот человек был ему очень симпатичен.

– Мне часто ее не хватает. Почти каждый день я вспоминаю… – Марко потряс головой, как будто стараясь отогнать воспоминания. Затем глянул на гостя. – Допивайте вино! Мы же обещали встретить Жюльетт у ворот фабрики.

На второй день после того, как Марко договорился о поставках, все трое отправились на ферму, где сотни шелковичных червей прожорливо прогрызали дорогу в листьях шелковицы, чтобы затем опутать себя прочной нитью в плотный кокон. Коконы шелкопрядов использовались для изготовления лучших тканей в мире. Николаю все это показалось довольно интересным.

А вот на третий день экскурсия была менее приятной. Втроем они отправились в небольшую деревушку под Лионом на красильный завод, где Жюльетт должна была ознакомиться с окраской шелков и попытаться получить определенный оттенок. Марко помогал ей советами. Но запах на заводе был просто тошнотворным. Все с облегчением покинули его.

– Как быстро пролетело время, – печально сказала Жюльетт во время последнего ужина.

Николай договорился с Марко как-нибудь встретиться в Париже, поскольку синьор Романелли тоже покидал Лион.

– А ты? Как скоро ты вернешься? – спросил Николай девушку.

– Точно не знаю. Мне еще нужно научиться наносить узоры на ткань. Хотелось бы также попробовать новый метод переплетения нитей.

Когда пришло время прощания, Николай поцеловал Жюльетт таким долгим и страстным поцелуем, что мадам Дегранже в растерянности отвела глаза, а две ее дочери захихикали.

– Жюльетт, я буду скучать по тебе каждый день.

– Я думаю о тебе всегда, – она посмотрела на него с нескрываемой любовью в глазах. – Буду писать часто-часто.

Жюльетт сдержала слово, но пробыла в Лионе еще месяц.

Наконец-то пришла добрая весть: Жюльетт возвращается на следующей неделе. Пришло также сообщение из посольства: важные дипломатические обстоятельства требуют присутствия графа Карсавина. Поскольку роль, которую он играл в политике, была крайне незначительна, Николай крепко выругался вслух, чувствуя, что им овладевает ненависть к «важным обстоятельствам», отрывающим от более серьезной для него работы.