Платье от Фортуни - Лейкер Розалинда - Страница 19

– Надеюсь, вы не заняты сегодня и сможете пообедать со мной и Анной? Возможно, будет еще один старый друг, если только успеет вернуться в Париж.

– Да, смогу, – ничто не заставит Жюльетт отказаться.

Николай записал домашний телефон и адрес Денизы. Покидая демонстрационный зал, чтобы отправиться в кабинет мадам Ландель, он оглянулся и смеющимся взглядом посмотрел на Жюльетт. Его радость от встречи с нею была столь же очевидна, как и волнение девушки.

– А теперь, – сказала Анна, когда дверь затворилась, – надеюсь, не будет задержек. Я с удовольствием взгляну на новые фасоны, мадмуазель Кладель.

Пока Жюльетт демонстрировала одежду, Анна думала не только о новых платьях. Она была глубоко поражена поведением брата. Он вел себя, как влюбленный мужчина. Но ведь в его жизни было много других женщин, очень привлекательных, но Николай никогда не выдавал своего волнения так откровенно. Возможно, Жюльетт бросила ему своего рода вызов, отказавшись отдать то, что другие отдавали столь охотно? Один раз Николай даже заговорил об этой девушке, не называя имени – это было зимним вечером, в России. За окном шел снег. Угнетенный обстоятельствами, взявшими над ним верх на какое-то время, он работал в своей мастерской, занимавшей одну из трехсот комнат в роскошном дворце отца, где у Николая были собственные просторные апартаменты. Анна тогда только что продала дом под Петербургом, где прошло немало мучительных лет с покойным нелюбимым мужем. Выданная замуж вопреки своему желанию, графиня Долохова не раз сожалела, что ее воля оказалась недостаточно сильной. Николай лепил из глины женскую головку. Заметив, что Анна принесла почту, он даже перестал работать и взволнованно спросил:

– Есть что-нибудь из Парижа? Анна перебирала письма.

– Нет. А ты ждешь что-то важное? Николай вернулся к работе, словно не расслышав вопроса. Затем сказал:

– Я очень хочу вернуться во Францию. Там, в мастерской, я оставил незаконченной одну работу. А вдохновение исчезает, если проходит много времени…

– Как только отец убедится, что не будет серьезных волнений крестьян, ты сможешь спокойно уехать.

– Спокойно! – с горечью в голосе воскликнул Николай. – Я так же не свободен, как любой из крестьян.

Анна искренне сочувствовала брату, но считала, что ее собственное положение долгое время было еще более мучительным, пока смерть мужа не освободила ее, к тому же оставив богатой вдовой. По крайней мере, вдали от дома Николай наслаждался свободой – этой привилегией мужчин – и даже мог заниматься скульптурой. Анна хорошо знала, отец считает это занятие сына временным капризом, простым предлогом, чтобы провести молодые годы в самом притягательном из городов мира, прежде чем жениться и начать размеренную жизнь.

Но неожиданно Николай оказался преданным своему увлечению. Анна, как никто, понимала, сколь мучительно для брата разрываться между творчеством и обязанностями, предложенными дядей – князем Вадимом, ведущим чрезвычайно активную, деятельную жизнь. Посольские обязанности были для Николая своего рода компромиссом, предложенным самим государем, его крестным отцом, когда отец Анны и Николая обратился к нему за советом, опасаясь полностью потерять контроль над сыном.

Анне захотелось приободрить брата.

– Все не так уж плохо. Знать ситуацию самому в твоих собственных интересах, поскольку когда-нибудь ты унаследуешь все. Я знаю, что вы с отцом часто ссоритесь из-за твоих радикальных взглядов, однако в трудную минуту отец обратился именно к тебе, зная, что твои обращения к недовольным крестьянам намного более действенны, чем его или кого-то другого.

Николай нетерпеливо передернул плечами, вытер тряпкой руки, прервав работу.

– Если бы отец следил за ходом событий в последние годы, использовал свое влияние при дворе, чтобы уменьшить налоги, возможно, этих волнений не было бы вообще.

Анна устала от политических разговоров. Опасаясь, что Николай начнет углублять тему, она быстро произнесла:

– Все меняется в этом мире. Иногда нужно просто перетерпеть. Жизнь полна неожиданностей, – она расправила манжет платья. – Кто мог предположить, что Леонид умрет так кстати?

Николай, всего на год старше сестры, с детства был поверенным всех ее тайн.

– Я никогда не спрашивал тебя… – в его голосе прозвучала ирония. – Ты отравила его?

Она искренне рассмеялась.

– Нет, конечно же, нет! – затем печально добавила: – Хотя нередко испытывала такое желание. Если бы знала, как отвести от себя подозрение, наверное, не удержалась бы.

– Он вполне этого заслуживал. Когда я вижу тебя в трауре по этому чудовищу, мне становится не по себе.

Анна передернула плечами.

– Мне тоже. Но я должна соблюдать приличия ради отца, тетушек и семьи. Когда окончится траур, я выпорхну из этой черной робы, как бабочка из кокона, – она встала и подошла к незаконченной работе. В ее голосе послышалось любопытство.

– Получается нечто своеобразное. Кто послужил тебе моделью?

– Это не профессиональная натурщица, просто девушка, с которой я познакомился в Париже перед самым отъездом. Леплю по памяти.

Николай стряхнул с себя оцепенение и вернулся к работе, стараясь придать нужную форму нежным чертам лица…

Когда Анна внимательно рассмотрела лицо Жюльетт, она узнала в ней ту самую девушку, головку которой Николай лепил по памяти. Затем появилась вторая манекенщица, и Анна переключилась на созерцание одежды. Какие скучные эти костюмы!

После того, как Жюльетт и Изабель продемонстрировали изрядное количество моделей, стало ясно, что графиня разочарована. Элен прочла это по глазам Жюльетт, приунывшей после очередного переодевания. Появившаяся в костюмерной Изабель тоже скорчила красноречивую гримасу. Все знали, как рассердится Дениза, когда узнает, что графиня так ничего и не заказала.

И неожиданно, в тот момент, когда одна из девушек застегивала крючки на спинке платья, Жюльетт стало понятно, что они все допустили ошибку. Анна Долохова уже устала от траурных тонов и приглушенных оттенков. Может быть, для себя графиня решила, что достаточно выражать скорбь по умершему мужу? И те печальные тона, которые так настойчиво предлагали графине – как раз то, от чего она жаждет избавиться?

Жюльетт уже не смогла сменить платье, но быстро огляделась и, увидев манекенщицу в алом костюме, плечи которой покрывала шаль такого же цвета с золотыми нитями, сказала ассистентке:

– Быстро! Найдите что-нибудь яркое такого же типа, когда я вернусь!

Жюльетт почти побежала в демонстрационную комнату, на ходу выхватив алую шаль из рук только что пришедшей манекенщицы. Не обращая внимания на возгласы протеста, девушка набросила на плечи, затянутые в темно-зеленый шелк, накидку, сверкающую золотым кружевом.

Когда Жюльетт в таком виде появилась перед Анной, у Элен широко раскрылись глаза, зато графиня радостно всплеснула руками:

– Очаровательно! Почему все предшествующее такое серое? Эта шаль прекрасно сочетается с вашими волосами, а следовательно, подойдет и к моим, – Анна впервые напрямую обратилась к Жюльетт.

– Очень подходит красное, особенно, если есть оранжевый оттенок, – Жюльетт сняла накидку, грациозно взмахнула ею в воздухе словно огромным лепестком розы. Платье, открывшееся взору Анны, было воспринято одобрительно.

– Один из прогулочных костюмов, который я уже демонстрировала, выполнен не только в серой, но и в красновато-коричневой гамме. Может быть, показать его вам? Есть еще изумрудная гамма, а также другие ансамбли – ярко-голубого, персикового, розового и оранжевого цветов.

– Я посмотрю все.

Жюльетт подумала про себя, что графиня – женщина, любящая лицезреть сад в цвету. Элен все еще не могла прийти в себя от изумления, но постепенно успокоилась, видя, что дело Пошло на лад.

Денизе не очень-то хотелось признавать, что она допустила ошибку, но главная цель достигнута. Во второй половине дня она вызвала сестру к себе в кабинет.