Жениться и обезвредить - Белянин Андрей Олегович - Страница 14

Раньше меня так только кот Васька слушал, но сейчас зазнался и без банки сметаны к нему на метр не подходи. С царём в этом смысле проще, он, по крайней мере, пока ещё меня терпит, и роль старшего советника по милицейским делам ему явно не наскучила.

– Ну что я тебе скажу, друг сердечный, – без всяких японских словечек, раздумчиво начал государь. – Слуга купеческий в дороге помер – невелика трагедия, мало ли в дороге чего не бывает. Причину смерти указать не можешь – это плохо. Значит, пора твоей Яге молодую смену искать, коли с такой простой задачкой не справилась. А всё прочее, что ты мне наплёл, дык и вообще ничем серьёзным не пахнет. Сотник голос с перепугу потерял? А не с перепою ли?! Так это я ещё понять могу, но коли и впрямь со страху, да гнать его в шею! Мне трусливые стрельцы без надобности! Воском блин с дыркою вылило… и что с того? Может, вам служебными делами заняться стоило, а не блины лить?! Ох и огорчил ты меня, Никита Иванович… Теперь до вечера смурной ходить буду. А ты куда вскочил?

Я плюхнулся назад на пол, так же резко, как только что пытался встать. Такого разноса Горох не устраивал мне давненько. А самое обидное, что, по сути дела, он был во всём прав.

– Я ведь с тобой и не договорил ещё. Так вот, насчёт невесты твоей так скажу: расследуй! Без вины доказанной – не виновата, но и в иную крайность не бросайся. Нехорошо будет, ежели имя супруги сыскного воеводы у всего города в сплетнях трепаться пойдёт. Невиновна – докажи! А если виновна… – он подмигнул и понизил голос, – тоже ничего, небось суд мой справедлив, да, поди, и милостив. Оправдается девка…

Я мигом припомнил прошлый разговор с Ягой. Бабуля как в воду глядела! Царь ради нашей с ним дружбы оправдает Олёну при любом раскладе. Скорее всего, это и будет концом всех моих попыток ввести в Лукошкине хоть какое-то подобие законопорядка…

– Могу идти?

– Бэцудзё, иди, – неопределённо махнул рукой надёжа-государь. – У меня всё одно час лирической поэзии наступает. Буду слушать нетленные строки признанных мастеров кисти.

Практически в ту же минуту в комнату без стука вломился дьяк Филимон, одетый самым комическим образом. Представьте: ряса безжалостным образом обкромсана ножницами и запахнута на манер японского кимоно; из-под рясы несвежие штаны навыпуск, ноги босые, подпоясан чёрным поясом, а скуфейка сбита набекрень, открывая вместо привычной косы высокий узел самурайской причёски с двумя палочками для еды!

– Книгу принёс? – не обращая внимания на моё присутствие, ровно вопросил царь.

Дьяк отвесил низкий японский поклон и, семеня, преподнёс государю маленький томик в коричнево-зелёном переплёте.

– Сам читай, да с выражением! А я душою и сердцем наслаждаться буду.

Филимон Митрофанович ещё раз церемонно поклонился, опустился на колени, кое-как пристроил тощий зад, откашлялся и, раскрыв книжку, тягуче заныл:

Я не удержался и приостановился на пороге.

– Проняло? – тихо, мечтательно прикрыв глаза, спросил царь.

– Про гусей? – не понял я. – Нет, интересно, конечно. А есть ещё что-нибудь про другой домашний скот?

Дьяк зыркнул на меня злобно и продолжил:

– А-а, это про пьянство! – как мне показалось, сразу угадал я. – Был у нас похожий случай. Плотник Фёдор Ляпин с вечера набрался и не мог выйти из трёх берёз за базаром. Так и бился на развороте в каждую лбом! Утром его стрельцы спасли, избитого, ещё нас же обвинял в превышении.

Горох страдальчески сделал брови домиком, но промолчал. Дьяк затянул снова:

– Ой, кто бы говорил, гражданин Груздев, – опять-таки не сдержался я. – А то никто не знает, что по ночам в одиночку вы не воблу гложете, а водку глохчете!

Филимон Митрофанович аж вздыбился весь от таких неправедных обвинений, а по устам государя скользнула нервная несанкционированная улыбка. А вот теперь-то я точно не уйду…

– Статья по вам плачет, гражданин Груздев! Растление малолетних…

– Сажали яблоню, а вырос бамбук?! Так вы у нас ещё и Мичурин, надо же… Самогон тоже на своей конопле настаиваете?

– Да уж, морду бы набить за вас этому неопытному акушеру…

– Смилуйся, государь! – не выдержав, сорвался наш отпетый скандалист. – Доколе же энтот деспот милицейский мне все тексты обламывать будет?! Ить хамит же прям в лицо, без малейшего сострадания! Казнить лиходея, а я вам про птицу мудрую прочту…

– Дык… ясно же дело, задницу небось отморозила! – ляпнул сам Горох, опередив меня ровно на полсекунды.

Мы глянули друг на друга, на разобиженную физиономию Филимона Груздева и заржали уже одновременно. А мгновение спустя к нам присоединился и подхалимистый смех дьяка, верноподданически изобразившего примёрзшую к полу чайку.

На шум и гогот вломились царские стрельцы, ошибочно приняв утирающего слёзы Гороха за огорчённого, тут же предложили отвести «смутьяна-участкового» в тюрьму. А потом сами же извинялись, говорили, что и они не без понятия, а в тюрьме для «дорогого сыскного воеводы» уже и стол накрыт, и рюмка налита, и перина настоящая, пуховая расстелена, сами старались, ведь не для абы кого…

В общем, с государем прощались душа в душу. За прямолинейность он извинился, но справедливость упрёков по службе просил учесть. Уже на выходе я вскользь поинтересовался насчёт царицы.

– Да в порядке она, – чуть досадливо отмахнулся царь. – В государственные дела не лезет, мне не мешает, в ласке… ну, сам понимаешь, послушная да нежная, претензией нет.

– А кимоно себе уже сшила? – улыбнулся я, но Горох мигом помрачнел.

– Не сшила. И не думает! Считает, будто бы я тут в детские игры играю. Попрекать не попрекает ещё, но смотрит так, словно… У-у, зануда австрийская!

– Ладно, вмешиваться не буду, не в моей компетенции.

– И правильно… С докладом-то забегать не забывай. Саёнара.

Стрельцы с шутками проводили меня до ворот, пора и честь знать. А вот за воротами меня ждала карета немецкого посла. Учитывая, что сам Кнут Гамсунович не так давно был у нас с заявлением, я не особенно удивился. Дверцы гостеприимно распахнулись, приглашая меня внутрь. Я охотно влез…

– Добрий день, мой ферний дрюг полицай! – приветливо протянула мне сильную руку матушка императрица. – Ви идти в старий терем фашей милой бабушка?

– Э-э, да, – неловко огляделся я. – А посол где, под сиденьем спрятался?

– Найн, герр Шпицрутенберг любезно одолжил мне свой карета, прокатиться.

– В смысле? У вас что, своей царской нет?!

– Ви позволите довезти фас до отделения? – не ответила она.

– Ну спасибо, конечно. А вам по дороге?