Загадочная личность - Христолюбова Ирина Петровна - Страница 3

«Смелый поступок Валентина Кошкина, ученика 5 «В» класса», — написала я и подчеркнула двумя чертами. Но дальше у меня что-то не получалось. Мне хотелось выразить свои чувства. Наверно, стихи надо написать. Я долго сочиняла стихотворение, а потом сочинила. На следующий день весь класс толпился около газеты. Все читали мое стихотворение про Кошкина.

Стихотворение всем понравилось, а Кошкин переписал его в тетрадку. Он еще не знал, что я полюбила его на всю жизнь. Об этом знала только подруга Таня. Она сразу поняла.

— Только не снижай успеваемость, — сказала Таня. — Из-за любви всегда все снижают успеваемость.

Я пообещала не снижать. Но как Кошкин догадается о моих чувствах? Я даже не побледнела и не похудела. Я никак не могла придумать, что бы такое со мной могло произойти, чтоб Кошкин взглянул на меня и удивленно сказал:

«Как ты изменилась за эти дни!»

А я бы ему ответила:

«Да. Потому что я люблю вас. Откуда вы свалились в наш уезд?»

Но Кошкин меня ни о чем не спрашивал. А слово «уезд» он написал через «с» и с буквой «т» на конце — «уест», и Лидия Павловна поставила ему тройку, извинившись. Она испытывала к Кошкину глубокую благодарность.

Я уже три дня любила Кошкина. На четвертый день подруга Таня мне сказала:

— Видела объявление? Состоится диспут «Что такое любовь?» Только для старшеклассников.

— Давай мы с тобой тоже сходим, — попросила я Таню.

— Ты любишь Кошкина — ты и иди, — сказала Таня.

Но все-таки я ее уговорила. Народу в актовом зале было много.

— А эта мелочь куда? — сказал длинный старшеклассник в очках, обращаясь к нам.

— Мы не мелочь, — достойно ответила Таня.

— Нам очень нужно, — сказала я.

— Пусть идут, послушают, — сказал второй старшеклассник, — раз уж им очень нужно.

И нас пропустили.

Доклад делал учитель литературы Роберт Владимирович. Он преподавал в старших классах. Роберт Владимирович был безумно красив. Все девочки нашей школы, а также соседних были влюблены в него. Так мне сказала сестра Дуся, которая училась в соседней школе.

Вначале Роберт Владимирович говорил о международном положении, потом об успеваемости и наконец перешел к вопросам любви. Из его доклада я поняла одно: что надо знать, кого любить и за что любить. Он привел несколько примеров из жизни и литературы.

— А сейчас я отвечу на вопросы, поступившие в письменном виде, — сказал Роберт Владимирович. Он развернул бумажку и прочитал: «Скажите, пожалуйста, можно ли девочке первой признаться в любви?»

По залу прошел шум.

— Я никогда не признаюсь первой, — сказала Таня. — А ты?

Я ждала, что скажет Роберт Владимирович. Он знает, можно или нельзя. Наконец шум утих, и Роберт Владимирович сказал:

— В литературе описывались такие случаи. Известная вам Татьяна Ларина написала письмо Онегину. «Я б никогда не знала вас, не знала б горького мученья!» — продекламировал он. Мне письмо Татьяны к Онегину читала Дуся, оно произвело на меня большое впечатление. — Но Онегин не понял Татьяну, — продолжал Роберт Владимирович. — В наше время каждая девушка может признаться в любви юноше, она вправе строить свою судьбу сама.

Я тоже решила строить свою судьбу сама. Тут же, на диспуте, я написала Кошкину записку: «Я люблю тебя, Кошкин, за твою смелость и отвагу. Жду ответа».

— Передай Кошкину, — сказала я подруге Тане. — И поклянись хранить тайну.

Таня меня осудила, но поклялась.

На следующий день я шла в школу в большом душевном волнении. Первым был урок русского языка. С Кошкиным мы два раза встретились взглядами. Сердце мое билось.

Лидия Павловна вызвала Кошкина отвечать, и он, когда проходил мимо, бросил мне на парту записку. Я развернула ее и прочитала: «Я давно тебя люблю за душевную чуткость. Согласен дружить. С приветом. В. Кошкин».

Кошкин меня любит! Я показала записку Тане.

— Я сразу поняла, — сказала Таня. — Он тебя всегда за косу дергал.

Между тем Лидия Павловна продиктовала Кошкину предложение, и он записал его на доске: «Маруся ни на что не жаловалась, только день ото дня худела». Кошкин слитно написал «ниначто», Лидия Павловна опять поставила ему тройку и очень огорчилась. Кошкин тоже огорчился. От огорчения он даже нос мелом вымазал. Все засмеялись. А что тут смешного?

Хорошо, если б сейчас выскочила еще одна мышь и Кошкин бы снова проявил свою отвагу и мужество. Лидия Павловна заплакала бы от счастья, что в 5 «В» классе есть такой смелый ученик, а я бы снова написала стихотворение. Но мышь не выбегала, и Кошкину негде было проявить свои душевные качества.

Я думала, что после уроков мы вместе с Кошкиным пойдем домой и обо всем поговорим. Но Кошкин ушел, не сказав мне ни слова. На следующий день он меня вообще не замечал. И за косу не дергал. После того как Кошкин поймал мышь, он вообще стал очень серьезный и в перемену не бегал по коридору, а ходил руки за спину.

Неужели меня Кошкин за что-то разлюбил? Но я ни на что не жалуюсь, лишь худею день ото дня. И, возможно, умру. Умру где-нибудь в глуши. И вот тогда-то, перед смертью, я напишу ему прощальное письмо. И он в отчаянии прискачет ко мне на коне. Но поздно. Я уже умерла. Он падает на колени и горько рыдает. Бедный Кошкин! Мне его стало так жалко, что я решила тут же написать ему записку: «Кошкин, я тебя по-прежнему люблю за смелость и отвагу».

Таня передала записку Кошкину, а на следующем уроке передала мне — от Кошкина. Он написал: «Я тоже тебя люблю».

После уроков я ждала Кошкина на углу. Он подошел ко мне и спросил:

— Ты чего тут стоишь?

— Тебя жду.

Кошкнн удивился:

— А чего меня ждать?

— Мы же с тобой дружим, — сказала я, — вот я тебя и жду.

Кошкин опять удивился. Тут я засомневалась, дружим ли мы с Кошкиным, и спросила его об этом.

— Дружим, — твердо сказал Кошкин. — Я же тебе сообщил.

— Если дружим, мы должны с тобой разговаривать.

— О чем?

— Обо всем.

Кошкин сказал:

— Тогда приходи учить уроки, будем вместе повышать успеваемость.

Дома я взяла необходимые тетради, сложила в портфель. Дуся сразу заприметила. Говорит:

— Куда это ты собралась?

— Пойду, — говорю, — уроки учить к Кошкину.

— А, — сказала Дуся, — это тот самый, которого ты любишь?

Как Дуся догадалась, что я люблю Кошкина?

— Мы с ним дружим, — сказала я.

— Он еще тигра не поймал? — спросила Дуся.

Я ничего не ответила на ее насмешливый вопрос, но как бы Дуся удивилась, если б Кошкин на самом деле поймал тигра! Вся школа бы сбежалась смотреть, а смелый Кошкин стоял бы рядом с тигром и гладил его. А тигр бы при этом мурлыкал. Это было бы вполне возможно, если б мы жили в джунглях.

— Быстрее возвращайся, — наказала мне Дуся.

Кошкин молча открыл мне дверь и еще долго молчал. Потом мы сели учить уроки.

— Ты учи русский, а я буду задачу решать, — сказал он.

— Давай вместе задачу решать.

Кошкин промолчал. И пока мы учили уроки, словом не обмолвились. Правда, учил-то один Кошкин, а я никак не могла сосредоточиться, все время ошибки делала. Наконец Кошкин выучил уроки, и я пошла домой. Я попросила у него на память фотографию. Он мне ее подарил и подписал: «М. Веткиной от Валентина Кошкина».