Зеленый вертоград. Слова поцелуйные - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 22

ЗВЕЗДОЗАКОННИКИ

Звездники звездозаконники,

Божией воли влюбленники

Крестопоклонники,

Цветопоклонники,

Здесь в Вертограде мы все

В невыразимой красе.

Бездники, стали мы звездники,

В Вечери мы сотрапезники,

Цветопоклонники,

Звездозаконники,

Хлеб и вино — в хоровом,

Во всеокружном поем.

НЕТЛЕННОЕ

Мы найдем в нашем тереме светлый покой,

Где игрою столетий украшены стены,

Где лишь сказкою, песнею стали измены,

Чтоб за мигом был миг, за восторгом другой.

Я тебе загляну в бесконечную душу,

Ты заглянешь в мою, как взглянула б в окно,

Мы поймем, что слияние нам суждено,

Как не может волна не домчаться на сушу.

Ты мне скажешь: «Мой милый! Наряд приготовь».

На тебя я надену нетленное платье.

Я тебя заключу — заключаю в объятья,

Мы найдем — мы нашли— в нашем сердце — любовь.

БЕЛЫЙ ПАРУС

Прости, Солнце, прости. Месяц, Звезды ясные,

                                       простите,

Если что не так я молвил про волшебность Корабля,

Если что не досмотрел я, вы меня уж просветите,

Ты прости мои роспевцы. Мать моя, Сыра Земля.

Может, я хожденье в слове и постиг, да

                                    не довольно,

Может, слишком я в круженьи полюбил одну

                                         сестру,

Как тут быть мне, я не знаю, сердце плачет

                                     богомольно,

Но не всех ли я прославлю, если ей цветы сберу.

Солнце, Месяц, Звезды ясны, Мать Земля, меня

                                        простите,

Лен в полях я возращаю, дам обильно коноплю,

А моя сестра сумеет из цветочков выткать нити,

И сплетет нам белый парус с голубым цветком

                                          «Люблю».

ТРИ ИПОСТАСИ

Три ипостаси душ познавшие, борцы,

И вскипы снов Их три Три лика душ, не боле.

Сплетаясь, свет и тьма идут во все концы,

Но им в конце концов — разлука, поневоле.

Сплетаются они, целуются они,

Любовные ведут, и вражеские речи,

Но вовсе отойдут от сумраков огни,

Увидев целиком себя в последней встрече.

Познавшие, когда из этой смены дней

Уходят, к ним идут три духа световые,

С одеждою, с водой, с огнем — к душе, и ей

Указывают путь в Чертоги Мировые.

Борцы, уйдя из дней, встречают тех же трех,

Но демоны еще встают с жестоким ликом,

И нет одежд, шипит вода с огнем, и вздох,

И снова путь, борьба меж пением и криком.

А вскипы снов, уйдя, вступают в темный строй,

Лишь кое-где горит созвездной сказки чара,

И снова сны кипят, вскипают волей злой,

И будут так до дня всемирною пожара.

Три ипостаси душ, и две их, и одна,

Отпрянет свет от тьмы, и вызвездятся духи,

А сонмы тел сгорят. Всемирная волна

Поет, что будет «Вновь». Но песня гаснет

                                    в слухе.

РАЗЛИВ ВЕЧЕРНИЙ

Разлив зари вечерней отходит на отлив,

На стебле, полном тернии, червонный цвет красив,

Багряные туманы плывут над морем нив.

Среди колосьев желтых — как очи, васильки,

И маки — побережье разлившейся реки,

Чьи воды  зрелость злаков, чьи воды — широки.

Концов Земли — четыре, и Ад, и Раи, всех шесть,

Концов Земли — четыре, на каждом Ангел есть,

А всех их в светлом мире, как звезд ночных,

                                        не счесть.

Четыре шестикрылых ток ветров стерегут,

На дремлющих могилах — цветы, и там, и тут,

Нас всех молитвы милых от тьмы уберегут.

Коль здесь мы не успели соткать себе наряд,

Коль светлые свирели не завлекли нас в сад,

В замену Вертограда увидишь мрачный Ад.

Но, там побыв во мраках положенные дни,

Познав, что в звездных знаках — доточные огни,

Ты выйдешь к свету в маках,— тогда не измени.

Минутность заблужденья — пройденная ступень,

За падшего моленье — как в правде житый день,

Сияньем восхожденья удел земной одень.

Концов Земли — четыре, и страшных два, всех

                                        шесть,

Судеб Земли — четыре, при каждой Ангел есть,

Служите Миру — в мире, дорог Судьбы не счесть.

А ЧТО ВВЕРХУ?

Сион-Гора — сияние,

Высокое, горячее.

Голгоф-Гора — страдание,

Стоокое, всезрячее.

А что вверху, у Батюшки,

Мученье иль восторг?

А что вверху, у Матушки,

Что Сын из тьмы исторг?

Уж если есть падение,

Есть лестница с низин.

Сион-Гора — видение,

Сходил к низинам Сын.

И сходит Он воистину,

Еще премного раз,

Когда любовь и истину

Мы прячем в тайность глаз.

В глаза Он к нам, в правдивые,

С Голгоф-Горы спускается,

Узнав, что мы — счастливые,

От боли отторгается.

Ведет нас снизу к Батюшке,

В превыспренность зыбей

В Сион-Горе, у Матушки,

Есть сад для голубей.

ПОСЛЕДНЕЕ ВИДЕНИЕ

Я видел виденье,

Я вспрянул с кровати,

На коей, недужный,

Воззрился я в темь

Небесны владенья,

Сорвались печати,

Печати жемчужны,

Число же их семь.

Ночные пределы,

Крутились туманы,

Как пасти ужасны,

Над битвой ночной

И конь там был белый,

И конь был буланый,

И конь там был красный,

И конь вороной.

И были там птицы,

И были там звери,

И были там люди,

И ангелов — тьмы.

В лучах огневицы

Пылали все двери.

В неистовом чуде

Там были и мы.

Сквозь каждые двери,

Стенные разломы,

Сквозь трещины, щели,

Врывались лучи.

И выли все звери,

И били их громы,

Под звоны свирели,

Их секли мечи.

И лик был там львиный,

И лик был орлиный

И лик человечий,

И лик был тельца.

Ломалися спины,

Крушились вершины,

В безжалостной сече,

В крови без конца.

В небесных пожарах,

В верховных разрывах,

Стояли четыре

Небесных гонца.

И малых и старых,

Как стебли на нивах,

Косили всех в мире,

В огне без конца.

И только над крышей

Той бездны безбрежной,

Той сечи кровавой

Зверей и людей

Все выше и выше,

Как сон белоснежный,

Взносились со славой