Стальная Крыса отправляется в ад - Гаррисон Гарри - Страница 52

– Милая Анжелина, прости, но эту работу я должен сделать сам. Если бы ты была рядом, у меня бы не хватило смелости, а теперь хватит. Я уверен, все выйдет, как задумано, но, если я все-таки не вернусь, помни, что я всегда любил тебя.

Я вскочил на ноги и похлопал ладонью по бомбе.

– Все, довольно сантиментов. Я вполне способен ненадолго забыть о любви и вспомнить о дикой ненависти. Ты – подлое чудовище, многоглавая гидра, наконец-то ты в моих руках! Слэйки, на этот раз тебе не сбежать, мы остались один на один, и для тебя все кончено!

– ДиГриз, мы могли бы договориться…

– Никаких сделок. Только безоговорочная капитуляция. И не зли меня, иначе я выйду из себя, стукну по кнопке и успокою тебя раз и навсегда.

– Погоди, ты же еще не выслушал мое предложение. А оно не из тех, от которых отказываются. Ведь я предлагаю тебе бессмертие. Ну что скажешь?

В чем-то он был прав. Очень заманчивое предложение. Но этот физик-шизик давно зарекомендовал себя пройдохой, каких поискать, и я не верил ни единому его слову.

– Ну что ж, профессор Слэйки, я даю вам шанс. Объясните. Попробуйте убедить. Может, я и соглашусь подумать.

– Энтропия, – начал Слэйки, машинально переходя на лекторский тон. – Тебе уже известно, это мое поприще. Но ты не знаешь, насколько далеко я продвинулся в этой области знаний, как широко раздвинул горизонты науки. Сначала была теория. Я математически исследовал трансурановые элементы. И обнаружил любопытное явление: чем выше атомное число, тем выше степень замедления энтропии. Хоть и очень слабо выраженная, закономерность проявлялась в каждом случае. И мне удалось вывести уравнения, которые показали, что у элемента номер сто девятнадцать обратная энтропия будет максимальной. И я не ошибся. Когда циклотрон произвел первую крупицу уннильдекновия, я ее почувствовал! И чем больше масса, тем ярче выражен эффект. – Слэйки поднялся на ноги. – Идем, я тебе покажу.

– Не возражаете, если я ее захвачу? – Я кивнул в сторону бомбы.

Он зашипел от злости.

– Я готов показать тебе врата в вечность, а ты все остришь.

Взяв себя в руки, он повернулся и направился к черному шару. Краем глаза я уловил движение в одном из белых строений и понял, что остальные Слэйки рядом. Наблюдают. Все ближе и ближе шар, и вот мы останавливаемся перед ним, и черная выпуклость затмевает собой небосвод.

– Дотронься, – прошептал Слэйки, поднимая руку и касаясь шара. После недолгих колебаний я дотронулся до матовой черной поверхности. Неописуемое, но восхитительное ощущение. Из тех, которые хочется запомнить на всю жизнь.

– Иди за мной.

Он двинулся вдоль шара, ведя по нему ладонью. Я шагал следом и тоже не отрывал от сферы руки. Впереди – беломраморная лестница в несколько ступенек. Слэйки нажал кнопку на ее боку, и над нами отошла кверху большая квадратная дверца люка. Мы поднялись по ступенькам и вошли.

Сфера была полой, стена в толщину достигала метра. И внутри шара невыразимое ощущение было еще невыразимей. Слэйки указал на ряд черных ячеек в центре шара, они напоминали гробы. Мы приблизились к ним и заглянули в крайний «гроб», в нем лежал довольно поджарый Слэйки, глаза были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась, и на ней лежала правая рука. Я узнал его. Однорукий. Впрочем…

Я наклонился и увидел крошечную розовую кисть. Она росла из культи.

– Жизнь бесконечна! – закричал Слэйки, брызгая слюной. – Здесь я отдыхаю и набираюсь сил. Если я ранен, мое тело восстанавливается. И здесь, в окружении энтропии, повернутой вспять уннильдекновием, я молодею. Другие стареют, слабеют, впадают в маразм, а я с каждым днем все моложе, энергичнее и сообразительнее. И чем больше уннильдекновия в этой сфере, тем быстрее идет обратная энтропия. Теперь ты понимаешь, что я тебе предлагаю? Вечность. Переходи на мою сторону, Джим, и обретешь бессмертие. Одна из этих энтропийных ячеек будет твоей.

Да, от такого предложения отказаться непросто. Положа руку на сердце, у кого хватит хладнокровия сказать «нет», когда ему поднесут бессмертие на блюде?

Одного такого упрямца я знаю. Увы, далеко не всегда я поступаю так, как мне хочется. Гораздо чаще – как велит долг. Если бы я встал под знамена Слэйки, я бы уподобился этому негодяю и сам себя перестал уважать.

И все-таки, должен признаться, я колебался. Но своевременно вспомнил об Анжелине, которая дожидалась меня на главной базе Специального Корпуса, и собрал волю в кулак. Ценой невероятных усилий повернулся и медленно двинулся к выходу.

Нет, это не для меня. Не для одного меня. Но до чего же соблазнительно! А может, я бы согласился, будь рядом Анжелина? Но тогда надо будет договариваться и насчет мальчиков. Да и профессору Койпу мысль о вечной молодости наверняка придется по вкусу. И нашему мудрому боссу Инскиппу. Слэйки глазом не успеет моргнуть, как в его шарик набьется целая толпа народу.

Трудно, невероятно трудно было идти к лестнице. Не знаю, сколько времени я простоял у выхода. Не было сил шагнуть на верхнюю ступеньку. Чудом удалось наклониться вперед, потерять равновесие. Я упал, машинально сгруппировался и кувырком скатился на траву. И долго лежал, не шевелясь. Наконец вздохнул и встал. Наверху, в темном проеме, стоял Слэйки.

– Профессор, признаюсь как на духу: мне еще никто и никогда не делал такого заманчивого предложения.

– Ну еще бы. И ты его, конечно, принимаешь.

– По крайней мере, нам есть что обсудить. Давайте-ка сядем возле бомбы рядком и поговорим ладком.

Не буду лгать, что я не боялся бомбы. Мне хотелось очутиться как можно дальше от искушения бессмертием.

– Поговорим? – Я похлопал по бомбе, и Слэйки угрюмо кивнул. – Я отвергаю ваше предложение. Большое спасибо, но нет, спасибо.

– Это невозможно! – выдавил он.

– Для вас – да. Но не для меня. Профессор, должно быть, тысячи людей легли костьми из-за вашей навязчивой идеи, из-за вашего патологического желания сохранить свою жалкую, бесполезную жизнь. Будь моя воля, я бы сейчас же, не сходя с этого места, покончил с нею. Со всеми ее отвратительными проявлениями. Вы даже не представляете, как мне хочется взорвать эту бомбу, но я слишком высоко ценю свою жизнь. Мне надо совершить еще уйму добрых дел, и я намерен жить долго и счастливо и по возможности не стареть. А теперь к делу. – Я склонился над бомбой и грозно наставил палец на Слэйки. – Вот наши условия. Вы больше никогда не будете добывать графит. Шахтеры вернутся к прежней, привычной жизни. Беркки воссоединятся. Женщины не будут гнуть спину над столами. Они отмоются от угольной пыли и возвратятся к своим мужьям и возлюбленным. Ваша лавочка закрывается. Имущество «Слэйки и Слэйки» идет с молотка.

– Я не…

– Молчать! Стройка парадиза замораживается, рабочие получают расчет. В валгалле – никаких пьянок и оргий. Не спорьте, профессор, у вас нет выбора. Вы прекратите религиозные аферы на всех планетах, и все ваши ипостаси соберутся здесь. И останетесь тут на веки вечные.

– Я этого не сделаю! – завопил он.

– Нет, вы это сделаете.

– Неужели думаешь, что я тебе поверю?

– А что еще остается?

– Ты все равно взорвешь бомбу!

– Только если вы нас к этому вынудите. Разве мы можем быть уверены, что кто-нибудь из вас не останется на воле и не попробует начать сызнова весь этот кошмар? Бомба – гарантия, что вы на это не осмелитесь. А мы не осмелимся ее взорвать, подозревая, что один из вас гуляет на свободе. Это парадокс, проблема без решения, начало без конца, как ваша обращенная вспять энтропия. Так что посидите здесь и подумайте. Посоветуйтесь сами с собой. Ум – хорошо, а два – лучше, даже если они с одного конвейера. Это наше первое, последнее и единственное предложение.

Я устало поднялся и потянулся.

– Профессор Койпу, заберите меня отсюда. У меня был очень трудный день.

Глава 29

– Их там не меньше пятидесяти. – Анжелина скривилась от отвращения. – И все мерзавцы, как на подбор. Профессор, я вас умоляю, нажмите кнопочку, взорвите бомбу, и все мы будем крепче спать по ночам.