Сокровище любви - Финч Кэрол - Страница 72

– Я почти возненавидел твоего отца за его вмешательство в наши дела, – возмущенно проворчал Нолан, стягивая рубашку и бросая ее на траву. – Мне Дафф нравился гораздо больше, когда он тащился за нами в нескольких милях.

С лукавой улыбкой эльфа Шандра наблюдала за тем, как Нолан лихорадочно сбрасывает одежду. Она еще никогда не видела его таким нетерпеливым. Сказать, что он горел желанием, значило не сказать ничего. И она сама чувствовала себя, как ребенок, втайне от взрослых совершивший непростительную шалость. Шалость? Если бы, думала она, разглядывая его великолепную мускулистую загорелую фигуру.

– А я вот возьму да и скажу папе, что ты про него тут наговорил, – ехидно пообещала она и тотчас ахнула от неожиданности – Нолан схватил ее за руку и дернул к себе. Она упала к нему на грудь и взглянула в его улыбающееся лицо.

– Нет, ничего ты не расскажешь, плутовка, – хрипло заверил он ее, запустив пальцы в ее огненно-рыжие волосы, обрамлявшие ее прелестное лицо. – У тебя уже не будет сил разговаривать.

Его игривость мгновенно испарилась. Нолану было наплевать, что подумает Дафф, когда узнает, как он о нем отзывался и чем они с Шандрой занимались, пока старик торговал пересоленным мясом. Нолан знал только одно: он мечтает о Шандре так, как голодающий мечтает попасть на пир. Не важно, что ему не удалось заслужить уважение Шандры и, вероятно, никогда не удастся. Он должен остудить свой пыл, пока огонь не сжег его изнутри.

Поймав на себе ее манящий взгляд, Нолан запустил руку ей под рубашку, лаская шелковистую кожу. В ее глазах вспыхнуло желание, губы задрожали. Увидев, как она откликается на его откровенные ласки, он сам затрепетал от радости – значит, несмотря на все ссоры и споры, он еще способен возбуждать в ней страсть.

Они могли бы стать смертельными врагами, но это все равно бы ничего не изменило. То, что происходит между ними, противоречит всем законам логики. Безумная страсть пылает с такой силой, что вряд ли когда-нибудь потухнет, и Нолану не видать покоя до конца своих дней. Он счастлив только тогда, когда они с Шандрой сливаются в одно целое, душой и телом, и парят в бескрайних небесах, словно вольные птицы.

Солнце клонилось к западу, окрашивая холмы и скалы в пастельные тона, и Нолан предался обуревавшим его желаниям, что терзали его все дорогу от Бойлинг-Спрингс. Его руки неторопливо скользили по ее телу, открывая то, что было скрыто одеждой. Когда же он наконец освободил драгоценность от упаковки, покрыв Шандру поцелуями, она проделала с ним то же самое.

Несколько мгновений Нолан ласкал ее взглядом и ладонями, благоговея перед ее наготой. Яркий закат озарил ее прелестное тело, отбрасывая загадочные тени на ее лицо. Нолан любовно провел пальцами по внутренней стороне ее бедра и отыскал родимое пятнышко в форме бабочки. «Само совершенство», – пронеслось у него в голове. Если у их злосчастного романа будет печальный конец, он навек запомнит, что прикасался к совершенной красоте. Шандра – мечта любого мужчины, настоящая богиня любви.

Шандра затрепетала под его нежными ласками. Внутри у нее постепенно зрело страстное желание. Ей уже недостаточно его легких прикосновений и поцелуев, которые лишь дразнили ее. Забыв о смущении, она просунула колено между его ног, привлекая его к себе, чтобы ощутить на губах его пьянящий поцелуй. Каждой частичкой Шандра чувствовала его тело и желала его до безумия – всего, без остатка, и пусть они совершенно не подходят друг другу, это ее не остановит. Она не уставала повторять себе, что надо держаться от него подальше – он использует ее в своих корыстных целях. Но как только дело доходило до поцелуев, у нее оказывалось не больше выдержки, чем у самого Нолана. Он превратил ее в рабу своих волшебных ласк, он нужен ей, как воздух.

– Люби меня, Нолан, – страстно прошептала она в его полуоткрытые губы. – Люби меня…

Нолан был горд собой – ему наконец-то удалось обуздать себя и не торопиться. Но стоило Шандре вымолвить эти слова чуть хриплым голосом, скользя по нему всем телом, как все его самообладание исчезло, и Нолан вновь превратился в неистового зверя, одержимого похотью.

Ее сладкие губы завладели его ртом, и Нолан со стоном сдался под напором страсти. Кровь ударила ему в голову, он перевернулся на бок, прижав Шандру к земле.

Глядя в голубые глаза, напоминавшие сапфиры, окаймленные густыми черными ресницами, Нолан потерял остатки сдержанности. Он сейчас являл собой живой пример того, как некоторые мужчины становятся узниками собственной страсти. Шандра пробудила все дремавшие в нем инстинкты, и он превратился в безумца, одержимого одной навязчивой идеей. Он никак не может насытиться близостью с обольстительной колдуньей. Когда Шандра прошептала его имя, его бросило в жар. Когда она ласкает его, он не может ни о чем думать.

Он хочет обладать ею. Он хочет забыться, осыпая ее поцелуями. Он провел ладонями по розовым бутончикам ее грудей, поглаживая ее нежную кожу. Он хочет стать частью ее, превратиться в огонь, сжигающий ее изнутри, осыпать ее ласками. Он хочет убедиться в том, что и она желает его с такой же силой.

Снова застонав, Нолан обхватил ее бедра руками, прижимая ее к себе, и она прошептала, что хочет его. Не в силах долее сдерживаться, Нолан отдался могучему потоку страсти. Это так просто – обладать прелестной феей, а вот держаться от нее на расстоянии – самое трудное, что ему приходилось делать в своей жизни.

Но эти мысли тотчас испарились, когда Шандра вскрикнула в экстазе. Все его силы перешли в ее плоть. Они стали единым существом, их тела переплелись, как кусочки причудливой мозаики, которые по отдельности ничего не представляют. Удовольствие омыло Нолана живительным дождем, чудесные ощущения сменяли друг друга с непостижимой быстротой. Забыв обо всем, он погрузился в нее, сжимая ее в объятиях так крепко, как будто от этого зависело спасение его жизни.

И вот оно обрушилось на него – вожделенное наслаждение, от которого затуманился разум. Не осталось ничего, кроме всепоглощающего удовольствия. Он парил во времени и пространстве, оставив свою бренную оболочку на земле, как бестелесный дух, летящий сквозь неведомые миры, которые он мог ощущать, но о которых не мог сказать словами.