Атака неудачника - Стерхов Андрей - Страница 47

— Быть такого не может.

— Может, дракон, ещё как может. Исчезла в полночь как профессионалка, я даже глазом не успел моргнуть.

— Бывает, — посочувствовал я.

— Она исчезла, — продолжил Боря с покаянной искренностью старого пьяницы, — а я с горя до хрустального звона дозаправился. Худо мне сегодня. Ой, худо, Егор. И душа болит, и головушка.

Не найдя, чего сказать, я вновь протянул:

— Бывает.

— Ага, бывает, — вздохнул Боря и, нервно одернув полу чёрного бушлата, добавил: — Отчего-то в последнее время всё чаще и чаще.

До служебного, напоминающего бронетранспортёр, «хаммера», возле которого Молотобойцы организовали нечто вроде временного штаба, оставалось шагов двадцать. Там под пляжным тентом клоунских цветов стоял канцелярский стол, за ним в легкомысленном плетёном кресле, с которого даже не удосужились сорвать огромный пластиковый ценник, сидел Серёга Белов и напряжённо говорил с кем-то по спутниковому телефону. Исполосованное шрамами лицо главного опера местного Поста было мрачнее тучи, свободная ладонь то теребила бороду, то оглаживала ворот бессменной кожанки, то сжималась в кулак. Давненько я не видел своего приятеля в столь растрёпанном расположении духа.

Остальные служивые (кто в чёрно-оранжевых форменных комбинезонах с монашеского вида капюшонами, кто по гражданке, но все — с поясами Молотобойцев и боевыми мечами инхипами) стояли полукругом на почтительном расстоянии от своего командира в готовности немедленно выполнить любой его приказ. Было их по какой-то странной случайности, как апостолов, двенадцать. Большинство я знал шапочно, на уровне «Привет, как дела? — Пока не родила». Близко — лишь боевого мага Володю «Нырка» Щеглова, эксперта по заклинаниям Самохина и чародейку Нашу Машу, длинноногую буряточку, состоящую в штате Поста на должности со столь замысловатым названием, что без ошибок произнести его вслух пока ни кому не удавалось.

Приметил я и ещё одного персонажа развернувшегося фантасмагорического действа. В стороне от кондотьеров, вдоль забора, что огораживал строительный котлован, прохаживался, заложив руки за спину, незнакомый мне человек в сером пальто и серой же щегольской шляпе. Было ему лет тридцать-тридцать пять, он заметно нервничал, хотя всеми силами и пытался выглядеть спокойным. Незнакомец мне этот почему-то сразу не понравился. Было в нём, при всей его смазливости, нечто отталкивающее. Похож на фигуру, вырезанную из второсортного картона, подумал я про него. Такой же серый и плоский.

Мы не дошли до внедорожника всего ничего, когда Боря вдруг потянул меня в сторону:

— Отойди-ка, Егор, пока вон туда, к будке строителей. Жди и делай вид, что не при делах. А я пока доложу Архипычу, что ты уже прибыл.

Ничего не понимая, я проворчал:

— Сами вызвали, теперь церемониал какой-то левый устраиваете.

— Так надо, Егор, — извиняющимся тоном сказал Боря и коротко кивнул в сторону незнакомца. — Видишь, мы тут не одни.

— Заметил. А кто это?

— Да так. Прыщ один из столичного Поста.

— Чего тут забыл?

— Это тебе Архипыч расскажет, я не уполномочен. Хотя, признаться, сказал бы сейчас насчёт этого козодоя пару ласковых. Ох, сказал бы. Да ещё бы, будь моя воля, и настучал ему по черепку. Знаешь, так от души бы настучал. Со всей пролетарской ненавистью.

После этих гневных, горячечных, подкреплённых взмахами огромного кулака слов Боря оставил меня, а сам, ускорив шаг, направился к своему командиру. Подойдя к столу, дожидаться, когда полковник закончит телефонный разговор, не стал, пригнувшись, сунулся под тент и зашептал в свободное ухо. Главный опер сразу просветлел лицом, нашёл меня глазами, отсалютовал уставными «вилами» и сделал знак рукой, который я понял так: подожди немного, дракон, сейчас закончу.

В ответ я сдержано кивнул, дескать, ладно, жду. И доставая на ходу сигареты, направился к выкрашенному в ядовито-зелённый цвет вагончику на колёсах, который строители установили недалеко от аккуратно сложенных в стопку железобетонных плит перекрытия. Не успел я сделать в сторону бытовки и трёх шагов, как услышал хорошо знакомый голос:

— Глаза дракона сияют. Лик его ужасен. Движения быстры. Он прекрасен. Он весь, как божия гроза. Привет, старичок.

Я обернулся. От здания торгового комплекса ко мне приближался эгрегор Кика, яркий представитель той когорты удивительных существ, которые появляются в Пределах в результате волевого порыва людей, объединённых единым желанием.

Бывают эгрегоры жадности, бывают — глупости, бывают — хаоса, случаются эгрегоры твёрдого порядка, народного гнева и благородной ярости. Ну а мой знакомец Кика — эгрегор нездорового любопытства. Материализовался в Пределах в перестроечные времена благодаря неудержимому желанию горожан во что бы то ни стало узнать всё то, что семьдесят лет скрывала от них родная Советская Власть. С тех пор подвизается на ниве журналистки, в последние годы — в качестве фрилансера. Работает сразу со всеми газетами Города, вхож во многие благородные дома, обладает способностью присутствовать одновременно в нескольких местах и всегда знает все последние городские новости. Одним словом, очень информированное существо. Самое, пожалуй, информированное.

С виду он обычный человек, у него даже имя человеческое есть, хорошее такое имя — Илья Комаров, и надо быть посвящённым, чтобы увидеть, что у этого дружелюбного, бодрого пятидесятилетнего толстячка нет души. Нет как таковой. Как и у всякого, кто рождён далеко-далеко за Пределами.

Пожимая пухлую, никогда не знавшую грубой работы ладошку, я поинтересовался:

— Чего тут нужно представителю продажной прессы?

— Вызвали, — коротко пояснил Кика, кивнув в сторону молотобойцев.

— Тебя-то зачем?

— Всегда, старичок, вызывают, когда нужно грамотно соврать профанам. На птичьем языке спецслужб это называется «информационным прикрытием».

— Ты у них в штате? — удивился я. — Вот не знал.

Кика покрутил пальцем у виска:

— С ума, что ли, сошёл? Как я могу быть у Молотобойцев в штате? Я ведь, старичок, не человек, я инфернальный выродок. Забыл?

— Ну не человек. И что?

— Как «что»? Души нет, стало быть, священных клятв давать не могу, и высоких обетов принимать не смею. Потому работаю исключительно по разовым, ни к чему меня не обязывающим, договорам. Так и только так.

— Платят-то хоть хорошо? — спросил я не столько из интереса, сколько для поддержания разговора.

— Платят, — уклончиво ответил Кика.

— Мало значит.

— Курочка по зёрнышку клюёт.

— Ха-ха.

— Только за плату работает быдло.

— Идейный?

— Типа того.

— Уважаю.

Играя в такой вот словесный пинг-понг, мы дошли с ним до вагончика строителей. Подложив под зад пакет с журналом, я замечательно устроился на откидной лестнице и похлопал по ступеньке, приглашая Кику присесть рядом. Эгрегор провёл по металлической поверхности пальцем с отполированным ноготком, удостоверился, что пыльно-грязно, и воздержался. Поберёг свой стильный светло-бежевый плащ.

— Не в курсе, что тут происходит? — закурив, спросил я. Протянул пачку эгрегору, вспомнил, что не курит, и спрятал её в карман.

— Когда позвонили, — подставляя лицо лучам слабого осеннего солнца, ответил Кика, — сказали, что КС четвёртой степени,

— А мне дежурный сказал, что второй.

— Второй? — Кика скосился в сторону спрятанной в клубах Завесы новостройки, потом задумчиво подёргал ухо в районе богемной серьги и, продолжая по-кошачьи щуриться на солнце, заметил: — Сдаётся, старичок, косяки у них по ходу дела пошли.

— К бабке не ходи, — сказал я. — Оттого и интересуюсь: что за блудняк? Колись, Кика. Быть такого не может, чтоб не знал.

Эгрегор не сразу, но ответил:

— Утверждать, старичок, ничего не берусь, но краем уха слышал, что с рассвета хидлера по городу гоняют.

— Демона душевного смятения?

— Ага, длиннохвостого.

Тут Кика усмехнулся чему-то своему и продекламировал, весьма удачно имитирую голос Левитана: