Атака неудачника - Стерхов Андрей - Страница 35

Проходя мимо беседки, Контра заметила, что корчу из себя Айболита, не утерпела, подошла поближе и, выполняя свой гражданский долг, незамедлительно донесла после обмена приветствиями:

— Это его, Егор, новый жилец подлюга изувечил.

— Кто таков будет? — уточнил я.

Контра перехватила зонт в левую руку, аккуратно при этом передвинув спящего на ходу внука, огляделась по сторонам и, убедившись, что во дворе кроме нас никого нет, стала выдавать заговорщицким тоном:

— Крутой тут один трёхкомнатную недавно купил в первом подъезде. Ага, Егор, купил паразит. Оно чего ж, скажи, не купить, когда денег куры не клюют. Да, Егор?

Я неопределённо повёл плечами, и Контра продолжила:

— Три месяца с лишком ремонт делал, стены двигал, всех соседей изводом страшным извёл. Самоедова Нинка насколько уж баба спокойная, а и та не выдержала, в управу жалобу накатала. Все подписались. Весь подъезд. Но толку-то? Крутой кому надо давно уже, поди, сунул. Даже не сомневаюсь. Чего ж ему, скажи, не совать, когда денег куры не клюют. Сунул-сунул. А давеча переехал изверг. Нажрался на радостях и вон оно что учудил. Пса искалечил.

Сообщив всё, что не терпелось ей сообщить, Контра вновь перехватила зонт и, словно шахматную фигуру на доске, переставила внука.

Продолжая тщательно натирать мазью лапу поскуливающего Кипеша, я несколько секунд переваривал услышанное, после чего сказал:

— Признаться, заинтриговали вы меня, Зинаида Петровна. Давненько у нас ничего подобного не случалось. Ну и каков же этот хулиган из себя?

— Увидишь, — охотно пояснила тётка, — сразу узнаешь. Морда — во. Живот как у бабы на сносях. Клоп клопом.

— А точно это он Кипеша? Ничего не путаете?

Лицо Контры исказила гримаса обиды:

— Что ж я совсем что ли, Егор. Я ж всё самолично видела. Вот этими вот глазами видела. Да и как было не увидеть, скажи, когда крик-визг на весь двор стоял. Во, послал-то Господь соседушку. Да?

— Из какой, говорите, он квартиры?

— Так из четырнадцатой.

Прекрасно зная миролюбивый нрав Кипеша, я во избежание недоразумения (а ну как грех навешу на пострадавшего), счёл нужным уточнить:

— А чего это вдруг он на пса взъелся? Или Кипеш сам кинулся?

— Кинулся, — подтвердила Контра.

— Быть такого не может.

— Кинулся-кинулся. Как увидел, что мордатый Кузьмича охаживает, так сразу и кинулся.

Я своим ушам не поверил:

— Кузьмича?! Он это что же, Михаила Кузьмича ударил?

— Ударил? — Контра всем своим видом показала, что просто-таки поражается моей наивности. — Скажешь тоже, Егор. Не ударил он его, а смертным боем бил. Ты слушай-слушай, я тебе расскажу, как дело было. Всё вечером случилось, «Две судьбы» как раз по первому закончились, получается в десять. Так вот. Вышла я на балкон кастрюльку с борщом выставить, слышу звон. Гляжу, вижу. Оказывается, паразит этот бутылку пустую с балкона швырнул, та на асфальт и вдребезги. А тут на беду Кузьмич ковылял из «стекляшки», увидел безобразие, сделал замечание. Оно чего ж, скажи, Егор, замечание не сделать, когда такое творится. Да? Сделал. А паразит не поленился, спустился вниз и давай Кузьмича трепать. И по лицу ему кулачищами своими огромадными, и по лицу. А когда Кузьмич упал, так ещё и ногами стал его пинать. Прямо не знаю, что за зверь-то такой. Фашист просто какой-то, ей богу. Я как увидала, что вытворяет, так вся буквально обомлела. Забыла, зачем на балкон вышла, так и застыла с кастрюлей в руках. А как, скажи, Егор, тут не обомлеть-то? Не каждый же день подобный ужас видишь живьём.

— Ещё бы, — поддержал я Контру. — Конечно. — И, хотя в душе уже всё клокотало, поинтересовался сдержано-делово: — Ну? И чем же дело кончилось?

— Чем-чем. Ясно чем. — Контра кивнула в сторону Кипеша. — Этот вот как раз с гулянок вернулся, подскочил с лаем, давай Кузьмича отбивать. Да только не бульдог, поди, сразу своё получил. Пнул его фашист копытом. А как пса уделал, так снова за Кузьмича взялся. Тут я уже опомнилась и давай орать. Оно чего ж, скажи, Егор, не заорать, когда такое смертоубийство творится? Да? Заорала. Так заорала, что паразит враз остыл.

Это ты, Контра, умеешь, подумал я. Что умеешь, то умеешь. Визг твой что та сирена милицейская.

А вслух похвалил:

— И правильно сделали. И хорошо, что не побоялись.

Глаза Контра заблестели и от моей похвалы, и от осознания собственной удали. Она хмыкнула горделиво, дескать, ещё бы я побоялась, после чего помыслила храбро:

— В милицию надо заявить на фашиста.

Я засомневался:

— Думаете?

— Надо, — держалась героическая тётка своего. — Обязательно, Егор, надо. Всенепременно. — Но уже в следующий миг мысль её совершила сальто-мортале: — Хотя ведь откупится подлюга. Как пить дать откупится. Чего ж не откупиться, скажи, когда денег куры не клюют. Да? Откупится.

Поделилась своей тревогой и уставилась на меня в ожидании реакции. Шибко интересно ей было, как отреагирую. Как правильный пацан или как чмо последнее. Нет, не обманул я её ожиданий, сказал, чеканя каждое слово:

— Полагаю, Зинаида Петровна, на первый раз мы всё-таки без органов правопорядка обойдёмся. Сами разберёмся. Чисто по-соседски. И по-мужски.

Прекрасно понимая, чай не первый год на свете живёт, смысл выражения «по-мужски», она одобрила мою решительность:

— А вот это вот, Егор, ты молодец. Так с ним, паразитом, и нужно — по-мужски. — В очередной раз перехватила зонт, попрощалась со мной сдержанным кивком и потянула сонного внука: — Пойдём, Эдик, пойдём скорей, стоим тут, лясы точим, а сами на тренировку как непонятно кто опаздываем.

Подождав, когда они скроются в сумраке арки, я щелкнул забалдевшего от моей заботы пса по носу:

— Говори, так дело было?

Кипеш, который стал теперь пахнуть луговым разнотравьем в канун июльского покоса, подтвердил правдивость рассказа Зинки Контры печальным шмыганьем. Глянув на часы, я сунул банку с бальзамом в карман, поднял пса на руки и направился к двери в подвал. Решил, что стоит нанести Кузьмичу краткосрочный дружеский визит на высшем уровне. Судя по рассказу Контры, было ему сейчас несладко.

Дворник Кузьмич, в народе известный также как дядя Миша Колун, он у нас что-то вроде местной достопримечательности. Исключительный человек. Такой он праведный, благочестивый и смиренный, что хоть икону с него пиши. Натуральный исусик. Что удивительно, был таким не всегда. Из семидесяти своих неполных лет без малого двадцать провёл в местах не столь отдалённых. На двадцати дело, разумеется, не закончилось бы (а если бы и закончилось, то исключительно «стенкой»), да случилось однажды с дядей Мишей чудо чудесное. В феврале семьдесят девятого, на одиннадцатые сутки пребывания в ШИЗО исправительного учреждения N272 дробь 6, явилась его взору Матушка-Заступница. Прямо из стены ночью поздней вошла она к нему в узилище. Светом, от нимба исходящим, ослепила, наложила руки на чело и, произнеся слова «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой», наставила на путь истинный. После чего ушла, так же как пришла, прямиком через исчёрканную проклятиями и непотребными граффити каменную стену.

После этого удивительного происшествия и стал до того ломом подпоясанный вор-рецидивист Мишка Колун совершенно другим человеком. Осознал, как пишут в правильных газетах, всю глубину своего падения, переосмыслил жизненные ценности и взялся за ум. За ум — образно говоря, в практическом же плане взялся, когда на свободу вышел, за метлу. Само собой разумеется, существует на белом свете масса других богоугодных занятий, только, к превеликому сожалению, не ко всем из них мог приложить руки человек, который вместо паспорта имеет справку об освобождении, исполненную по очень строгой форме «Б». Поэтому поначалу так. А потом уже привык. А потом и во вкус вошёл.

Трогательную эту историю знаю исключительно со слов самого дяди Миши и, хотя второе правило драконов рекомендует никогда и ни при каких обстоятельствах не верить людям, ему я верю. Надо же хоть кому-то верить. Тем более что мне это ничего не стоит. Ну, если не врать, почти ничего. На самом деле, конечно, кое-чего стоит. Будучи причисленным к сонму небезнадёжных, я теперь вынужден выслушивать душеспасительные речи просветлённого дворника. Всякий раз как поймает он меня где во дворе, сразу начинает лечить. Но это, если расслабиться и не вдаваться, терпимо. Во всяком случае, до сих пор было именно так.