Молот и крест - Гаррисон Гарри - Страница 38

И потом рухнул.

Он приземлился прямо посредине тарана, пробил щиты, раму и опоры, словно это детский домик из коры. Таран подпрыгнул и дернулся в сторону, как умирающая рыба. Изнутри послышались крики боли.

Нападающие уже прислонили лестницы к стенам, поднимались по ним; одну лестницу отбросили, остальные стояли. В двухстах ярдах дальше, за Узой, тоже что-то происходило на деревянной ограде Мэристауна: там люди сгрудились возле какой-то машины.

На этот раз не камень, а линия, с ревом пронеслась над рекой, нацеленная на лестницы. На одной из них стоял воин, он уже протянул руку и взялся за парапет, собираясь перебраться на него. И линия пересеклась с его телом.

Он полетел вперед, словно ударенный рукой гиганта. Удар был так силен, что лестница под ним сломалась. Он повернулся, расставив руки, и Шеф увидел, что из его спины торчит гигантская стрела. Воин сложился вдвое и медленно упал на толпу товарищей.

Стрела. И в то же время не стрела. Никто не смог бы выстрелить такой стрелой. И никакой человек не поднял бы этот камень. И все же это произошло. Шеф медленно прошел вперед и принялся разглядывать камень, лежащий в обломках тарана. Он не обращал внимания на крики боли и просьбы о помощи.

Это может быть сделано только машинами. И какими машинами! Где-то в крепости, может, среди черных монахов, есть мастер, какого он себе и представить не может. Он должен найти его. Однако теперь Шеф понял, почему помогает армии. Потому что не может вынести вида неправильно управляемой машины. Но теперь машины есть с обеих сторон.

Бранд схватил его, сунул в руки «Месть тролла», оттаскивал, гневно рыча.

– ...стоишь, как блаженный, сейчас в любую минуту начнется вылазка!

Шеф увидел, что они чуть ли не последние в этом месте, месте убийства. Остальные уже отошли, спустились по склонам холма.

Штурм Йорка, предпринятый Рагнарсонами, не удался.

Очень осторожно, высунув от напряжения язык, Шеф поднес лезвие своего ножа к нити. Нить лопнула. Вес на одном конце деревянной планки опустился, другой конец взлетел вверх. Над горном неторопливо пролетел булыжник.

Шеф со вздохом сел.

– Вот как это действует, – сказал он Торвину. – Короткое плечо, большой вес: длинное плечо, меньший вес. Вот и все.

– Я рад, что ты наконец удовлетворен, – ответил Торвин. – Два дня ты играешь с кусками дерева и нитями, а я выполняю всю работу. Теперь можешь мне помочь.

– Помогу, да, но это тоже важно. Это новое знание, то, что ищет Путь.

– Конечно. И это важно. Но есть и ежедневная работа, ее тоже нужно выполнять.

Торвин живо интересовался экспериментами Шефа, но после первых же попыток помочь понял, что мешает воображению своего бывшего подмастерья, и потому занялся огромной грудой поврежденного оружия, принесенного солдатами Армии.

– Но новое ли это знание? – спросил Хунд. – Ингульф может делать такое, чего не может ни один англичанин. И узнает он этого новое на опыте, а также вскрывая тела мертвых. Ты тоже учишься на опыте, но то, что ты стараешься узнать, уже знают черные монахи. А они не забавляются с моделями.

Шеф кивнул.

– Знаю. Я трачу время. Теперь я понимаю, как это действует, но многое мне еще не понятно. Если у меня был бы здесь настоящий груз, такой, какой они бросили, то какой же груз должен быть на другом плече? Гораздо больше, чем может поднять десяток людей. И если он такой тяжелый, как я могу опустить вниз длинный рычаг, который бросает вес? Нужна какая-то лебедка. Но теперь я знаю, что это был за звук, перед тем как появился камень. Кто-то перерезал веревку и освободил груз. Но меня гораздо больше беспокоит другое. Они бросили один камень – и разбили таран. Если бы не попали, ворота рухнули бы и все мастера, изготовившие машины, погибли бы. Они должны быть очень уверены, что попадут с первого же броска.

Он неожиданно стер линии, начерченные на земле.

– Пустая трата времени. Понимаешь, о чем я, Торвин? Должно существовать какое-то искусство, мастерство, в котором все это уже известно. Мне не нужно пробовать снова и снова. Когда я впервые увидел ограду вокруг вашего лагеря у Стура, я был поражен. Я думал, откуда они знают, сколько именно бревен нужно, чтобы построить такую ограду, куда вместятся все воины. Но теперь я знаю, как это делают Рагнарсоны. Они берут палочки, по одной на каждый экипаж, делают на них зарубки, складывают их в груды, потом берут и подсчитывают, сколько всего. И на этом основываются лучшие полководцы, руководители Великой Армии. На груду палок. Но какие знания скрываются за этими стенами? Знания римлян, которые умели записывать числа так же легко, как буквы. Если бы я сумел писать римские цифры, я мог бы построить машину.

Торвин отложил клещи и задумчиво взглянул на серебряный молот у себя на груди.

– Не думай, что у римлян был ответ на все, – заметил он. – Если бы это было так, они по-прежнему правили бы Британией из Йорка. И они были всего лишь христиане, и этим все сказано.

Шеф нетерпеливо вскочил.

– Ха! А как ты объяснишь другие их машины? Ту, что послала большую стрелу? Я думал и думал об этом. Ничего не получается. Нельзя сделать такой большой лук. Дерево не выдержит. Но из чего можно стрелять, кроме лука?

– Тебе нужен беглец из города, – сказал Хунд, – или из Мэристауна. Такой, который видел машины в действии.

– Может, такой и найдется, – сказал Торвин.

Наступило молчание, прерываемое только возобновившимися ударами молота Торвина и шумом мехов, которые раздувал Шеф. О беглецах лучше не говорить. После неудачи штурма Рагнарсоны обрушили свой гнев на окрестности, на беззащитные деревни, потому что вооруженные люди и дворяне, витязи и таны закрылись с королем Эллой в городе.

– Если не можем взять город, – воскликнул Айвар, – опустошим всю местность.

И началось опустошение.

– Меня тошнит от этого, – признался Бранд Шефу после одного из набегов на уже опустошенную местность. Все экипажи участвовали в этом по очереди. – Не думай, что я тряпка. Я не христианин. Я хочу разбогатеть и мало на что не согласился бы ради денег. Но в том, что мы делаем, нет денег. И ничего нет забавного в том, что делают Рагнарсоны, гадгедлары и весь сброд. Не смешно смотреть на деревню, в которой они побывали. Я знаю, это всего лишь христиане, может, они и заслужили это, потому что подчиняются своим жрецам.

– Но я бы не стал этого делать. У нас теперь сотни рабов, хороший товар. Но где их продавать? На юге? Но туда нужно отправляться с сильным флотом и держаться настороже. Мы там не очень популярны – и я виню в этом Рагнара и его отродье. В Ирландию? Далеко. Много времени пройдет, прежде чем получишь деньги. А кроме рабов, тут ничего нет. Церкви переправили свое золото и серебро в Йорк еще до нашего появления. А деньги крестьян и даже танов плохие. Очень плохие. Странно. Это богатая земля, всякий это видит. Куда девалось все их серебро? Так мы никогда не разбогатеем. Иногда я жалею, что принес Рагнарсонам в Бретраборг известие о смерти Рагнара, что бы ни говорили мне жрецы Пути. Мне от этого мало пользы.

Но Бранд снова увел свой экипаж, хотел пройти к церкви в Стреншелле, надеялся там найти золото и серебро. Шеф попросил разрешения остаться, ему тошно было видеть землю, по которой прошли Рагнарсоны и их последователи. Каждый пытался продемонстрировать свое умение извлекать сведения, тайны и скрытые сокровища у крестьян и троллов, у которых никаких тайн и сокровищ не было. Бранд колебался нахмурившись.

– Мы все в Армии заодно, – сказал он. – То, что решено, должны делать все, хотя некоторым это может не понравиться. Если не нравится, нужно попытаться уговорить других на общей встрече. Мне не нравится то, что ты считаешь, будто часть армии может оставить другую. Ты теперь карл. А карлы стараются действовать вместе и как можно лучше. Поэтому все имеют голос.

– Я старался действовать как можно лучше у тарана.

Бранд хмыкнул с сомнением и сказал: