Молот и крест - Гаррисон Гарри - Страница 18

Торвин покачал головой.

– Да, мы верим в наказание за грехи. Но, может быть, мы не так, как христиане, понимает, что такое грех, а что нет.

– Кто это «мы»?

– Пора тебе рассказать. Мне уже несколько раз сообщалось, что тебе предназначено все узнать. – Они прихлебывали теплый, приправленный травами эль в свете умирающего дня, лагерь вокруг затихал, и Торвин, гладя пальцами свой амулет, заговорил: – Вот как это было.

– Все началось много поколений назад, наверно, сто пятьдесят лет назад. В то время великий ярл фризийцев – это народ, живущий на противоположном от Англии берегу Северного моря, – был язычником. Но ему рассказывали о миссионерах из Франкленда и из Англии. К тому же его народ и недавно ставших христианами англичан связывало старое родство. И потому он решил принять крещение.

– По обычаю, крещение должно было происходить публично, на открытом воздухе, в большом баке, который миссионеры соорудили, чтобы всем было видно. После того как окунется в купель и будет крещен ярл Радбод, за ним должны были последовать вельможи его двора, а вслед за тем все жители ярлдома, все фризийцы. Ярлдом, а не королевство, потому что фризийцы слишком независимы, чтобы у них был король.

– И вот ярл встал на край бассейна в своей одежде из горностая и алого бархата, поверх которой набросили белую крещенскую одежду, и сделал первый шаг по ступени вниз. Нога его уже была в воде. Но тут он повернулся и спросил главу миссионеров, франка, которого франки называли Вульфхрамн – Волфрейвен, Волк-ворон, – спросил, правда ли, что когда он, Радбод, примет крещение, все его предки, которые сейчас в аду со всеми остальными проклятыми, будут освобождены и станут дожидаться своих потомков на небе.

– Нет, – ответил Волфрейвен, – они язычники, некрещеные и не могут получить спасение. Нет спасения, помимо церкви. – И подчеркивая сказанное, повторил по-латыни: – Nulla salvatio extra ecclesiam. И нет освобождения для тех, кто в аду. De infernis nulla est redemptio.

– Но моим предкам, – сказал ярл Радбод, – никто не говорил о крещении. У них даже не было возможности отказаться от него. Почему они должны вечно мучиться из-за того, что даже не знали?

– Такова воля Господа, – ответил франкский миссионер и, может быть, пожал плечами. И тогда Радбод отошел от крещенского бассейна и поклялся, что никогда не станет христианином. Он сказал, что если ему дано выбирать, он предпочитает вечно томиться в аду со своими невинными предками, чем отправиться на небо, к святым и епископам, у которых нет чувства справедливости. И по всему ярлдому он начал преследовать христиан, вызвав ярость франкского короля.

Торвин отпил эля и коснулся висевшего у него на шее молота.

– Так это началось, – сказал он. – Ярл Радбод был очень предусмотрительным человеком. Он предвидел, что если будут только одни христианские жрецы, с их книгами и писаниями, то когда-нибудь все примут христианство. И в этом сила и в то же самое время грех христиан. Они не допускают, что у других тоже может быть хоть малая доля истины. Они не будут договариваться. Они не остановятся на полпути. И потому, чтобы нанести им поражение или хотя бы удержать их на расстоянии, Радбод объявил, что на севере должны быть собственные жрецы и собственные рассказы о том, что есть истина. Так был основан Путь.

– Так что такое Путь? – поторопил Шеф, когда Торвин смолк и, казалось, не собирается дальше говорить.

– Это мы. Мы жрецы Пути. У нас три вида обязанностей, и так было с того времени, как Путь пришел в земли севера. Первая обязанность – учить поклоняться старым богам асам: Тору и Отину, Фрею и Уллю, Тюру и Ньорту, Хеймдаллю и Бальдеру. Те, кто верит в этих богов, носят такие амулеты, как у меня; это знак того бога, которому они поклоняются больше всего: меч – знак Тюра, лук – Улля, рог – Хеймдалля. А молот, какой я ношу, знак Тора. Многие носят такой знак.

– Вторая обязанность – содержать себя каким-нибудь занятием, как я – кузнецким делом. Ибо нам не позволено жить, как жрецы бога Христа, которые сами не работают, но берут десятину и приношения у работающих, обогащаются и обогащают свои церкви, пока земля не начинает стонать от их требований.

– Но вот третью нашу обязанность объяснить трудно. Мы должны думать о будущем, о том, что станет с этим миром – не со следующим. Видишь ли, христианские жрецы считают, что этот мир – лишь остановка на пути в вечность и что истинная цель христианина – пройти эту остановку с наименьшим вредом для своей души. Они не верят, что этот мир имеет собственную ценность. Их он не интересует. Они не хотят больше узнать о нем.

– Но мы, последователи Пути, мы верим, что в конце произойдет битва, такая грандиозная, что человек не в состоянии осмыслить. Но она состоится в этом мире, и наш долг сделать так, чтобы наша сторона, сторона богов и людей, становилась все сильнее.

– И потому на нас возложена обязанность не только упражняться в прежних умениях, но делать их глубже и лучше. Мы всегда должны думать о том, как сделать по-другому, по-новому. И самые почитаемые среди нас те, кто может придумать мастерство или умение совершенно новое, такое, о котором никто не слышал и не думал. Я далек от высот таких людей. Но со времени ярла Радбода на севере узнали много нового.

– Даже на юге о нас слышали. В городах мавров, в Кордове и Каире, даже в землях черных людей говорят о Пути и о том, что случилось на севере с «огнепоклонниками», как они нас называют. И к нам присылают посыльных, чтобы они смотрели и учились.

– Но христиане никого к нам не шлют. Они по-прежнему уверены, что только они знают истину. Только они знают, что такое спасение и грех.

– А разве не грешно делать человека хеймнаром? – спросил Шеф.

Торвин пристально посмотрел на него.

– Я тебя не учил такому слову. Но я забыл – ты знаешь многое другое, чему я тебя не учил. Да, сделать из человека хеймнара, живого мертвеца, грешно, что бы он ни совершил. Это дело Локи – бога, в честь которого мы разжигаем костер рядом с серебряным копьем Отина. Но мало кто из нас носит знак Отина и никто – знак Локи.

– Сделать человека хеймнаром. Нет. В этом рука Бескостного, даже если он и не сам это сделал. Есть много способов победить христиан, но способ Айвара Рагнарсона глупый. Он ни к чему не приведет. Но ты сам видел, что я не люблю последователей и приближенных Айвара. А теперь ложись спать. – С этими словами Торвин опорожнил кружку и пошел под навес, а Шеф задумчиво последовал за ним.

Работа у Торвина не давала возможности Шефу заниматься своим поиском. Хунд почти сразу переселился в палатку лекаря Ингульфа, тоже жреца Пути, но преданного Идунн – богине врачевания. Их палатка недалеко. Но с тех пор они почти не виделись. Шеф занимался обычными делами помощника кузнеца и обычно находился у святилища самого Тора – горна. Рядом – спальная палатка, за ней глубокая выгребная яма, все это окружено нитями и ягодами рябины.

– Не выходи за нити, – говорил Шефу Торвин. – Внутри ты под защитой Тора, если тебя убьют, мститель за всех убитых отомстит за тебя. Снаружи, – он пожал плечами, – Мюртач будет счастлив увидеть тебя. – И Шеф оставался внутри.

На следующее утро пришел Хунд.

– Я видел ее, видел сегодня утром, – прошептал он, сев на корточки рядом с Шефом. На этот раз Шеф был один. Торвин ушел, была его очередь печь хлеб в общественной печи. Он оставил Шефа размалывать зерна ржи в ручной мельнице.

Шеф вскочил, просыпав на землю муку и непромеленные зерна.

– Кого? Годиву? Где? Как? Она...

– Садись, прошу тебя. – Хунд начал торопливо убирать просыпанное. – Мы должны выглядеть как обычно. Здесь всегда все друг за другом наблюдают. Послушай. Плохая новость такова: она принадлежит Айвару Рагнарсону, тому, кого называют Бескостным. Но ей не причинили вреда. Она жива и здорова. Я знаю это, потому что Ингульф как лекарь бывает всюду. И часто берет меня с собой. Несколько дней назад его вызвали к Бескостному. Мне не разрешили войти – там сильная стража, – но пока я ждал снаружи, я ее увидел. Ошибки нет. Она прошла в пяти ярдах от меня, хотя меня не видела.