Кольца анаконды - Гаррисон Гарри - Страница 13

– Непреклоннее каковой не сыскать.

– Пересмотрим свое решение соблюдать нейтралитет в отношении снабжения боеприпасами обеих воюющих сторон. Можем объявить эмбарго на поставки Северу селитры – одного из главных ингредиентов пороха.

– Замечательное начало. А если мы хотим сделать все должным образом, то запретим еще и поставки боеприпасов и прочего военного снаряжения. Надо ударить их по больному месту.

– А заодно приготовиться побряцать перед ними сталью. Прямо сегодня в Канаду отплыли два военных транспортных корабля. Мне говорили, зрелище было весьма воодушевляющее, оркестры играли сперва «Британские гренадеры», а затем «Дикси».[7] Но возникла и небольшая заминка. Как вы помните, мы отрядили для отправки в Канаду еще один полк и артиллерийскую батарею.

– Помню, – нахмурился Пальмерстон. – Но я полагал, что в настоящее время они в море или уже прибыли в упомянутую провинцию.

– Они все еще в казармах. Канадцы заявляют, будто не располагают ни квартирами, ни палатками для них…

– Чушь! Это закаленные войска, способные жить и сражаться в самой неблагоприятной обстановке. Издайте приказ об их немедленной отправке. Кроме того, я предлагаю не дожидаться военного флота с их транспортом. Я буквально наяву слышу их аргументацию в пользу отсрочки. Наймите кюнардовский[8] пароход. Какова численность наших регулярных войск в Канаде?

– Боюсь, в настоящий момент там расквартировано всего пять тысяч человек.

– Так дальше нельзя. Видит Бог, надо было покончить с этими колонистами еще в тысяча восемьсот четырнадцатом. У нас были силы для этого. Мы ведь сожгли их города Буффало и Вашингтон, не так ли? Мы бы победили, если б не французы. Что ж, после драки кулаками и всякое такое… Каково наше нынешнее положение на море? Как обстоят дела с флотом, находящимся у берегов Северной Америки?

– Вполне адекватно, значительно более тридцати судов. Три линкора, а также фрегаты и корветы.

– Хорошо, но недостаточно. Американцы должны узреть, что мы никоим образом не шутим. Оба южных посланника должны быть отпущены, извинения должны быть принесены. В своих требованиях мы непреклонны. Сейчас, когда за нашей спиной стоит вся страна, мы не можем выказать ни слабости, ни робости. Какое сегодня число?

– Двадцать первое декабря.

– Как раз сегодня лорд Лайонс должен предъявить наш ультиматум американцам. Событие, несомненно, исключительно достопамятное. А сейчас еще немного портвейна, будьте любезны.

…Лорд Лайонс ненавидел вашингтонскую погоду – тропическая жара и влажность летом, арктический мороз зимой. Карета скользила по снежной слякоти, то и дело подскакивая и встряхивая его, как горошину в стручке. В конце концов доехав до дома, он выбрался из кареты, поспешно протопал через мокрый снег и вошел в холл, с шумом захлопнув дверь за собой. Приняв у него выбеленное снегом пальто, слуга распахнул дверь в кабинет, где в камине уютно потрескивал огонь.

– Уильям! – позвал Лайонс, согрев руки перед огнем. В комнату беззвучно скользнул секретарь. – Возьми бумагу и чернила. Я встречался с американцами и должен незамедлительно написать отчет лорду Пальмерстону. Утро было просто ужасным. Этот Сьюард хладнокровен прямо-таки как рыба. Прочел нашу ноту и даже бровью не повел при виде требований и приказаний, содержащихся в ней. Ухитрился даже напустить на себя скучающий вид, когда я сказал ему, что мы должны получить ответ в течение недели. Я уверил его, что если наши требования не будут удовлетворены, я изыму свой паспорт и вернусь в Британию. В ответ он улыбнулся, будто эта идея его восхитила!

Секретарь лишь понимающе кивнул, зная, что он всего лишь свидетель, а не участник беседы.

Лайонс – невысокий, полный, наделенный вкрадчивыми манерами, характерными для человека себе на уме, – расхаживал взад-вперед перед камином, тщательно подыскивая слова. Уильям молча занес гусиное перо над бумагой.

– Обычные выражения почтения, сами знаете. Далее: ваши требования об освобождении эмиссаров Конфедерации, господ Мейсона и Слайделла, вручены мной сегодня государственному секретарю Сьюарду. Я убежден, что если мы воздержимся и на сей раз, не преподав нашим здешним друзьям доброго урока, то в ближайшее время столкнемся с тем же самым затруднением. Как только они прочтут упомянутый ультиматум, неправедность их действий станет для них очевидной. Необходимость либо сдаться, либо вступить в войну подействует на них весьма благотворно. Хотя, вынужден отметить, встречены наши требования были весьма холодно.

Тишину в комнате нарушали потрескивание дров в камине да негромкий скрип пера по бумаге. Внезапно Лайонса пробрал мороз, и он снова поднес руки к теплу. Неужели будет война? Неужели в конце концов дойдет и до этого?

Эта мысль вселила в его душу восторг, хотя и подействовала весьма удручающе. Одно дело война против аборигенов, а против вооруженного, опасного врага – совсем другое. Но страна расколота надвое, и Север уже бьется не на жизнь, а на смерть. Зато Британия пребывает в мире с остальной планетой, и если дело дойдет до схватки, сможет черпать силы из неиссякаемого источника величайшей империи в мире. Богатейшей империи всех времен. Америка ухитрилась ускользнуть из британской хватки, но это можно поправить. Этот материк – сущий рог изобилия, с ним слава империи воссияет еще ярче.

Быть может, война все-таки не такая уж скверная идея.

Над пропастью

Доктор Дженнер закрыл дверь спальни принца Альберта с предельной осторожностью, потихоньку отпуская ручку, чтобы не допустить даже тишайшего лязга металла о металл. Королева Виктория смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых застыли испуг и дурные предчувствия; пламя свечи в ее дрожащей руке плясало и коптило.

– Скажите… – почти бездыханно произнесла она.

– Спит, – сообщил доктор. – Очень добрый знак.

– Ну конечно, добрый! – Виктория чуточку воспрянула духом. – Прошло уж я не знаю сколько дней с тех пор, когда он смежал веки хоть на минутку, если вообще ложился.

– Как и вы, если на то пошло.

Она лишь пренебрежительно махнула маленькой пухлой ручкой.

– Я не больна, это о нем вы с сэром Джеймсом должны тревожиться. Я спала на раскладной кровати у него в гардеробной. А вот он все ходит и ходит, и не ложится, а ведь он так исхудал! По-моему, иными ночами он вообще не спит. И не ест! У меня прямо сердце разрывается, когда я вижу его таким.

– Развитие его желудочной лихорадки идет своим чередом, так что храните терпение. Вы можете оказать грандиозную помощь, взяв на себя то, чего не сделать больше никому. Вы должны позаботиться, чтобы он каждый день кушал хоть что-нибудь. Пусть даже жидкую кашку, ведь, чтобы одолеть болезнь, его организму нужно подкреплять свои силы. – Дженнер взял свечу из ее дрожащих рук и поставил на стол рядом с кушеткой. – Вам лучше присесть, мэм.

Виктория села, как велено, раскинув юбки. Попыталась спокойно сложить руки на коленях, но вместо этого принялась неустанно сплетать и расплетать пальцы.

– Я сегодня виделся с лордом Пальмерстоном, – продолжал Дженнер. – Он весьма озабочен состоянием здоровья принца и внес предложение, каковое я полагаю чрезвычайно ценным. Конечно, я весьма квалифицирован, но не вижу причины, почему бы другим медикам…

– Со мной он тоже беседовал. Можете не продолжать.

– Но его предложение весьма разумно. Я не буду ничуть уязвлен, если для консультации будет приглашен другой врач или даже созван консилиум.

– Нет. Вмешательство Пальмерстона мне не по душе. Доктор моего дорогого муженька – вы, вы же им и останетесь. Эта стремительная горячечная инфлюэнца и расстройство желудка скоро пройдут, как бывало прежде. По крайней мере, сейчас он отдыхает. Пусть поспит.

– В его состоянии это лучшее лекарство на свете…

Будто в опровержение его слов, пламя свечи вдруг заколебалось от сквозняка, потянувшего из распахнувшейся двери спальни. На пороге стоял принц Альберт, придерживая на груди распахивающийся халат; его бледная кожа обтягивала скулы, как пергамент.