За столбами Мелькарта - Немировский Александр Иосифович - Страница 21

Малх подал сигнал. Корабль развернулся, чтобы встретить челнок, спущенный с ближайшей к нему гаулы.

Синта поднимается на палубу. В её длинных чёрных ресницах трепещут солнечные лучи. Счастье, ты явилось!

Невесту Ганнона окружают моряки. Лица их приветливы.

— Да будет между вами вовеки любовь, — говорит Малх, прикладывая ладонь к груди. — Человек без любви как лодка без вёсел, как гаула без парусов.

С поздравлением явились Мастарна и Саул. Этруск посмотрел на девушку каким-то странным, слишком внимательным взглядом. Лицо иудея растянулось в улыбке. Губы стали похожи на створку морской раковины.

— Лопни мои глаза, — прорычал он, — такую красавицу взял бы в жёны сам царь Соломон!

Синта густо покраснела.

Морская лисица

Попутный ветер сменился встречным. Теперь «Сын бури» и все корабли флотилии шли на вёслах. Опять свистит плеть Мастарны, и корабль сотрясают вопли рабов.

Берег пустынен. Зато океан полон жизни. Вода кишит мириадами живых существ разного цвета и формы. Из каждой волны взвиваются в воздух рыбки с ярко-красными перьями. Поддерживаемые большими, напоминающими крылья плавниками, они описывают длинную пологую дугу, снижаются и вновь взметаются вверх, оттолкнувшись от поверхности воды хвостом. Одна из рыб шлёпнулась со всего размаху на палубу.

— Смотри, как богато здесь море, — обращается Мидаклит к Гискону. — Рыба сама идёт в руки.

Мальчик с любопытством разглядывает летающую рыбу, но его внимание отвлекают дельфины. Они резвятся, описывая вокруг корабля правильную дугу, выскакивают из воды и, как бы хвастаясь своей ловкостью, переворачиваются в воздухе на бок.

— Скажи, Малх, — спрашивает мальчик у кормчего, — как ловят этих рыб?

На лице моряка выражение неподдельного ужаса.

— Кто же позволит себе поднять руку на дельфина! — восклицает он. — Как-то рыбак загарпунил дельфина. Кровь, струящуюся из ран, почуяли его собратья и целым стадом приплыли в гавань. Рыбак перепугался и отпустил своего пленника. Дельфины, сопровождая его, уплыли. И с тех пор в гавань не заходили косяки рыбы. И только после того, как виновник выехал в море и поклялся, что больше не будет причинять дельфинам зла, они оставили город к покое.

— Ты хочешь сказать, что дельфин понимает человеческую речь? — спросил мальчик.

— И музыку, — добавляет Мидаклит, присаживаясь рядом с Малхом. — У нас рассказывают о певце Арионе. Его обучил искусству пения сам бог Аполлон, которого вы, карфагеняне, называете Резхефом. Много лет Арион прожил на чужбине и приобрёл большое состояние. Решив возвратиться на родину, он нанял в Таренте[57] судно и, погрузив свои богатства, вышел в открытое море. Жадный кормчий решил завладеть сокровищами Ариона и приказал матросам выбросить певца за борт. «Разреши мне перед смертью взять свою кифару и спеть!» — взмолился Арион. «Пой! — отвечал ему жестокий кормчий. — Только тебе не удастся меня разжалобить!» Арион надел лучший свой хитон, взял в руки кифару и стал на корме. Боги наделили Ариона чудесным даром, и он запел прекрасную песню. Эта песня могла растрогать и каменное сердце. Но кормчий и матросы не слушали Ариона. Вытащив на палубу его богатства, они делили их, ссорясь и осыпая друг друга проклятиями. Арион пел. Из бурных волн моря высунулась чёрная голова дельфина. Арион пел, и дельфин плыл за кораблём, зачарованный песней. И, когда певец бросился в море, дельфин подставил ему свою спину. Кормчий и матросы этого даже не видели. Разделив сокровища певца, они привели свою гаулу в город Коринф.[58] Каково же было их удивление, когда в гавани Коринфа их встретил Арион, окружённый многими горожанами и стражами! Дельфин доставил певца в Коринф. Кормчий и матросы упали на колени, моля о прощении. Могли ли они понять, что все богатства, все сокровища — золото, серебро, драгоценные камни — ничто перед божественным даром песни!

Мальчик перегнулся за борт. «Хорошо бы оседлать этого дельфина, — думал он. — И поплыть впереди корабля, прокладывая ему путь. Тогда бы нам не были страшны ни бури, ни подводные скалы».

Но вот Саулу захотелось искупаться, и не в этой жалкой лохани, что стояла на корме, а в море. «Корабли плывут медленно, и меня всегда сумеют поднять на борт в случае опасности», — решил он. Саул не слушал уговоров Мастарны. Он встал у борта и, подняв руки, сложил их над головой. Затем согнул ноги, словно желая проверить их упругость, и быстрым движением выбросил своё сильное тело. Оно мелькнуло в воздухе и скрылось в белой пене. Под водой Саул перевернулся и поплыл, похожий на зелёную колышущуюся тень. Даже Малх не мог удержаться от одобрительного возгласа, видя, как ловок иудей. Изнемогающие от жары моряки завидовали Саулу, а кое-кто уже сбрасывал одежду, чтобы последовать его примеру. Как вдруг локтях в двадцати от пловца мелькнул острый косой плавник. Морская лисица![59] Вот плавник исчез под водой и снова мелькнул, но уже ближе к Саулу. Иудей заметил опасность и поплыл к кораблю. Люди замерли. Быстрее всех справился с оцепенением Мастарна. Он выхватил из-за пояса кривой иберийский нож, полученный им у Малха вместе с одеждой, и, сильно размахнувшись, швырнул его в море. Нож шлёпнулся рядом с Саулом, и тот успел его подхватить. Ещё мгновение — и было бы уже поздно: лисица показалась локтях в пяти от пловца. Её острый плавник вспарывал волны.

Саул повернулся на бок, чтобы встретить опасность лицом к лицу. Мелькнул лисицын плавник, напоминающий серп. Зубастая пасть нависла над головой Саула. Но Саул сделал рывок всем телом и с размаху полоснул ножом по брюху чудовища. Волны окрасились кровью. Брошенный Малхом конец каната опустился в нескольких локтях от пловца. Вот Саул уже держится за канат, и моряки вытягивают его на палубу.

Кто-то подносит ему воду. Саул долго и жадно пьёт.

— Ну как, испугался? — спрашивает презрительно Мастарна. — Побывал в лапах у Тухалки?

Всем на корабле уже известно, что Тухалка — это злой демон этрусков. К нему часто взывает Мастарна.

Лицо у иудея белее паруса, но он пытается шутить:

— Лопни мои глаза! Если бы не нож, у лисицы была бы хорошая закуска!

Мастарна помог Саулу спуститься на нижнюю палубу. Всё смолкло, и вдруг Ганнон услышал раздающийся оттуда свист плети и вопль раба.

«Изливает злость на гребцах», — с неудовольствием подумал суффет.

Спустись он в этот момент вниз, ему предстала бы странная картина: Саул изо всех сил колотил плетью по скамейке, а ближайший к нему гребец вопил так, словно его режут. Другие гребцы сдерживались, чтобы не расхохотаться, улыбался и сам Саул, только у Мастарны было серьёзное лицо. Он стоял у лестницы, ведущей на верхнюю палубу, и прислушивался, не идёт ли кто.