Пожиратель Пространства - Вольнов Сергей - Страница 7

Интрига развилась следующим образом: на предзащите диплома отличилась аудитория первокурсников, поросль зелёная. Мой дед молодёжь именно так называл, вкладывая некий особый смысл в данный цвет, для нашей сплошь «зелёной» планеты – ругательный. А может, и не было особого смысла никакого, всё просто объяснялось: отцы и дети, конфликт поколений…

Короче говоря, аудитория восторженно согласилась с тем, что Тивиканара Масюкова – вид целиком и полностью разумный, и утверждать обратное может лишь полный идиот. Обезьянову внуку светил полный провал, разгром и небрежение.

Но на этом этапе в процесс влился гений—дуболом Обезьян. И – пошло—поехало. Связался он со своим дружком и собутыльником, монстром виртуала и сетевым пиратом, прозванным Газонокосильщик (что для напрочь зелёной планеты равнозначно прозвищу «Геркулес» на матушке—Земле).

Газонокосильщик взломал защиту коллежского «Грина», безапелляционно влез в мою документацию и уничтожил два зачёта за второй семестр. На следующий день Обезьян провёл внеплановую ревизию и, вызвав меня в свою прокуренную каморку, стал тыкать деревянным с виду, толстым пальцем в распечатку, озаглавленную словцом «Задолженность». Единственным человеком, который находился в позорном зелёном (специфика!) списке, был Анджей Лазеровиц.

Я.

В этот момент я отчётливо понял, какая непреодолимая преграда возникла у меня на пути. Над Обезьяном можно было смеяться, можно было ему в открытую грубить, но становиться поперёк дороги было строжайше противопоказано. Во имя своего же благополучия.

Я попытался возмутиться, но мои слабосильные потуги выглядели довольно жалко. После я пробовал оправдываться, что—то доказывать, приводил множество аргументов в пользу своей правоты: ну как же тогда меня могли считать круглым отличником, если, предположим, не были сданы эти чёртовы зачёты?! как с курса на курс переводили, к экзаменам, курсовым допускали?!

А Обезьян свысока смотрел на меня и вещал: так что же, может, вирус в «гриновой» памяти бандитствует, на свалку, может, его? Особый вирус – на Анджея Лазеровица натасканный…

Поразмыслив, я сообразил, что взломать «Грин» мог только Газонокосильщик. Во—первых, спец экстра—класса, во—вторых, Обезьянов друг сердешный. Да и не было в Коллеже хакеров сколь—нибудь серьёзных, над несерьёзными же, как гора, возвышался «друг—и—спец». А «друг—и—спец» – это безнадёжно: не оставит Газонокосильщик следов, которые бы наши «несерьёзные» отыскать сумели.

Начал я Обезьяна молить и упрашивать – ублажать по части словесной. И такой гаденький и гнусный я был в тот момент, что замдекана, наверное, по родству духовному, сжалился – дал «добро» зачёты пересдать. А вот о дипломе, сказал он, забыть нужно. Дескать, не имеют права студенты, имеющие задолженность, дипломы писать. Так что придётся экзамены на общих основаниях сдавать…

Сказал это Обезьян, выпустил в пространство струю ядовитого дыма, и в таблицу уставился, голограф—проектором над столом материализованную. Тем самым однозначно давая мне понять: всё, аудиенция закончена.

Вышел я, теребя в руках бланк, встал напротив дверей деканата и задумался о несправедливости, пропитавшей плоть и кровь этого мира. Мира человеков. И в очередной раз иные, отличные от человечьей, формы жизни ближе как—то показались. Или, может, и они такие же мерзкие, жадные и подлые – как сородичи мои во биологии, – только в своей координатной сетке?..

Нет, чище, чище и выше они, в своих помыслах и действиях.

Никогда я в этом не сомневался.

Преподавателей, которым я должен был пересдать зачёты, найти, конечно же, не удалось – таков подлый закон жизни, сельва—маць! Вычитали они свои курсы и в отпуска – на благословенные холодные миры – отправились.

Зашёл я опять в деканат и у секретарши спрашиваю, куда пан Кржемольский и пан Васенецкий на отдых направились. Секретарша, само собой, на меня как на пузоголового смотрит: «Пан студент, вы что, думаете, преподаватели обязаны отчитываться о том, как они своё личное время проводят?.. Или в мои обязанности, по—вашему, входит за каждым из них бегать и выпытывать астрографические координаты мест, где они собрались провести свой законный отпуск?! Может, замдекана знает… Последний семестр, а как первокурсник себя ведёте, прямо!».

Вползаю я по—новой в кабинет Обезьяна, и плакательно требую, чтобы мне предоставили информацию, наивно позабыв о том, что в наше беспокойное время вряд ли существует что—либо ценнее её. Получаю хамский отказ и наблюдаю лавинообразный процесс обратного обмена замдеканом гнева на милость. Обезьян начинает взрыкивать своим громыхающим голосом, что, дескать, нет, нельзя никому, и отличникам, в том числе, поблажки делать – на голову сядут. В общем, от меня потребовали выйти вон.

Я не посмел ослушаться. Заедаться не имело смысла: Обезьян тупо, из—под бровей, воззрится, ничему из сказанного тобой не придавая значения, и будет пытаться студента—урода взглядом в камень превратить. Однако, выходя, случайно скользнул взглядом по стене, а там, на одном из развёрнутых и прицепленных к ней плоских экранов – график отпусков. И, конечно же, первыми в нём, в графе, озаглавленной «Декабрь» – самое что ни на есть каникулярно—отпускное время, – обозначены преподаватель этики сексуальных отношений негуманоидных социумов Марек А. Кржемольский и руководитель семинара органической наноэлектроники Воислав Васенецкий…

Понял я, что был, пся крев, дважды обманут; причём второй раз – подло и ехидно. Ведь знал, знал Обезьян, рыло деревянное, что в отпуске преподаватели, а ведомость чуть ли не с благоговением протягивал. Не мог не знать – должность обязывала. Не случайно именно этих преподов подобрали: чтобы я не дотянулся! Это было не только устранение конкуренции для внука, но и месть – самая обыкновенная, самая примитивная. Неизвестно за что. Больно умный, видно.

Фактически, по уничтожении зачётов, я перестал числиться студентом Коллежа.

Процесс пошёл, слепая и бездушная машина двинулась, и теперь уже ничего нельзя было изменить: без зачётов не допускают к экзаменам, без отметки о положительных результатах экзаменов исключают из Коллежа. Неоткуда было появиться зачётам – вероятней всего, что в этот самый миг космолёты уносили прочь от планеты Косцюшко пана Марека и пана Воислава. На глазах рушилась моя мечта стать дипломированным ксенологом, осыпалась, как сокрушённый джунглями каменный дворец.

И тут меня прорвало. Я спросил у Обезьяна, знает ли он, как его за глаза называют студенты. На лице замдекана отразилась палитра противоречивых чувств, основным из которых, как ни странно, было любопытство. Репрессии начнутся потом, а пока…

«Вас называют Обезьян, жестоко оскорбляя этим благородный отряд приматов. Вы в полной мере достойны носить мерзкое имя Человек! И я, как несостоявшийся по вашей вине ксенолог…»

«Ввво—о—о—он!!!», – тысячеваттно взорвался Обезьян. Он готов был меня убить.

«Представлениям о так называемой профессиональной этике, я вижу, попросту нет соответствующего места в вашем скудном мозгу. Я очень давно желал это сказать вам, и вот – сподобился…»

Замдекана снова дико и оглушительно взвыл. В каморку вбежала секретарша и с неожиданной ненавистью стала поносить студенчество, которое терпит в своих рядах таких недоумков, как я. В конце своей злобной тирады она добавила, что вызвала «лесорубов», которые, как она надеялась, утихомирят меня.

«Лесорубами» в шутку звали добровольное коллежское ополчение, которое было наделено воспитательно—полицейскими и прочими разнообразнейшими функциями. В него, как правило, шли недалёкие парни с окраин. Неудивительно, что костяк «лесорубов» составляли выходцы с Плоскогорья Октавиана, достаточно населённого, но словно бы задержавшегося в развитии лет на сто. Отношение к коллежским «стражам порядка» было соответствующим: не как к злобным полицаям, а как к ребятишкам чуточку пузоголовым.

Призванные «лесорубы» не заставили себя долго ждать. Лишь только секретарша закрыла рот, в кабинет вбежал запыхавшийся Кирст Скала, облачённый в оранжевые шорты и пилотку, командир одной из веток, обычно состоящих из троих человек, и наставил мне в живот новую модель «дырокола», работающую в режиме «одушевлённая органика». Прибывший ему вдогонку остаток ветки, исполненный рвения спасти Обезьяна, насел на Скалу со спины, и втолкнул командира вглубь кабинета.