Пожиратель Пространства - Вольнов Сергей - Страница 34

– Ты ищё на лобреме не свиристел и на сьюк—орге не квакал, – отмечает этот говнюк, не поворачиваясь. На корусе, между прочим, отвечает. Чистейшем, знакомом ему явно не по гипнопедическим урокам.

(Что я давно заметил, многие человеки, считающие своими родными языками корус и спам – самые гнусные и спесивые из всех человеков. В крови у них бурлит, похоже, и не даёт им покоя присутствие генетической памяти. Помнят, помнят о былом величии двух древнеземных стран, что первыми выбрались из колыбели и отправились гулять к звёздам. Тысячелетия тому назад, в незапамятные времена.)

Громила добавляет с презрительной интонацией:

– Умник хренов.

Делает паузу, затем развивает и углубляет высказанный тезис:

– Интелебент небось, бля. С дипломом. Я вона три языка разумею, корус, корус матерной, бля, и спам технарский, мне и хватает. Сам полож и сам сгинь, бля, пидар гнойный. Хрен с горы нашёлся! Испуж—жал!! Га—га—га—га—га!!!

Так весело, значит, стало этому образчику, что я аж запереживал за него. У бедолаги явно не в порядке с головой. Даже не удосужился посмотреть, кто за спиной, а такие эпитеты позволяет себе загибать. А может, он настолько крутой, что вообще никого не боится?.. Нет, так не бывает. Если же и бывает, теоретически, то – наверняка у него в голове серое вещество атрофировалось. Никого не боятся или покойники, или полные кретины. Ну ладно.

– Понял, – говорю спине этого урода тупорылого, спине, надо сказать, «поперёк себя шире». Встанет, и окажется, что не выше меня ростом, зато – вдвое шире.

– Понял. – Повторяю специально для тугодумов: – Говорить тебе, идём—выйдем, дескать, я не буду. С выродком, позорящим собственную нацию и собственное наречие, я побрезгую даже выходить куда. – Убираю указательный палец, изгибаю корпус назад и взмахом обеих рук резко бью по ушам образчика тупости. Он утробно икает, роняет на стойку мой стакан, но вместо того, чтобы мордой врезаться в неё же, почему—то начинает, всей своей спинищей, на меня надвигаться. Странно, а я полагал, что у меня достаточно мощные, отработанные удары…

– Лю – ди бью – т на – ших, – слышу я за спиной отчётливый голос, и буквально затылком и щеками ощущаю придвижение тылового и фланговых атакующих легионов. – Развелось этих людишек, – слышу я тот же голос, резко припадая на колено и подныривая под спинищу, – не продыхнуть. Воняют.

«Угораздило же ж! на модов нарвался! – успеваю я подумать, проводя захват. – Добро б ещё на лаб—модов, а вдруг муты они? не дай—то дхорр…»

И злейшему врагу не пожелаешь сцепиться с мутами. «Дикими», не в лаборатории модифицированными, а естественным образом мутировавшими человеками. Нередко весьма сильно изменёнными самой природой по сравнению с нами, исходным материалом. Даже императоришке Хо, краснорожему карлику, я бы не поже …л—лал!!! БУМ—Ц!!! схватиться с мут—модом, успеваю не пожелать я, прежде чем треснуться затылком об пол.

Широченная спинища обрушилась на меня с неимоверной быстротой, я не успел поднырнуть и врезать сбоку по печени (если она у него есть!) или под дых… Из глаз моих самым натуральным образом сыплются звёзды, я ни черта не вижу, но, ясный пень, стремлюсь сместиться в направлении стойки, опережая любой удар, откуда б он ни появился. Имея за спиной хоть какое—никакое прикрытие, получаешь мизерный, но шанс выжить. Скользя на спине по полу между высокими табуретами и стойкой, я слышу сбоку грохочущий БУМ—Ц!!!!!! – ага, это упал громила, и вдёргиваю ноги, чтобы он мне их не отдавил. Раздирая о подпорки табуретов в кровь кожу, выпрастываюсь, встаю во весь рост, стремясь заполучить возможность ответить ударом на удар. Мозги уже малость прояснились, звёзды погасли, и я вижу…

Как со всех сторон ко мне, расшвыривая столы, кресла, посетителей, ломятся трое типов. Один из них, габаритами почти что брат—близнец обрушившегося на пол образчика, уже буквально в паре шагов. Лапа его занесена вверх, он явно стремится снести мне напрочь череп вместе с шапкой, скальпом и содержимым… Позволить ему удовлетворить столь низменные стремленья я не желаю, и потому вновь подныриваю, под летящий кулачище прямиком, и вламываюсь в мута всем корпусом. Беру в блокирующий захват плечо руки, пославшей кулак—молот в мою голову, и, одновременно вцепляясь ему в волосы на затылке, стараюсь резко запрокинуть назад его голову. Для того, чтобы иметь прямой доступ к его горлу. Искомое мне заполучить вполне удаётся… горло ведь у очень и очень многих существ – слабое место…

…в которое я свирепо впиваюсь челюстями, совершенно по—кирутиански, и хотя у меня зубов не девяносто шесть, а втрое меньше, но и мои – не из воска сработаны. С агрессивными модами корректно обмениваться ударами нельзя. Модов, любых, надо сразу – убивать. Пока эти нелюди с буковкой «м» после имён – не стёрли тебя с лика Вселенной.

Кровь из прокушенной жилы цвиркает мне в рот, как прохладительная смесь из общественного питьевого фонтанчика, и я валюсь на пол вместе со вторым, жутко хрипящим, образчиком. Сегодня у меня определённо вечерок выдался падучий… этак недолго и экзотическую древнеземную болячку эпилепсию подцепить.

Похоже, мы рухнули на первого урода, фиксирую я двойной толчок, и в этот момент кулачища второго мута («…а может, это подоспели прочие и ногами меня топчут?!») принимаются с великим энтузиазмом превращать мою собственную спину в отбивную.

«Больно же ж, гады!», – хочется возмущённо прокомментировать, но рот слишком занят. Выпростав правую руку, не занятую в блок—захвате, я ухитряюсь просунуть пальцы к поясу. Страстное желание переполняет меня – нащупать и нажать одну из якобы заклёпок ремня. Неимоверным усилием мне удаётся отыскать, и похоже, именно ту, нужную, потому что – я жму «заклёпку», и громила, в горлянку которому вцепились мои зубы, моментально вздрагивает, обмякает подо мной, и количество наносимых по моей спине ударов резко снижается.

Эх, советовали Ган и Ург – бери с собой детекторы и оружие военного образца, не жалей эквов на спецпошлину за пронос боевого снаряжения, нехай «костюмы» базы подавятся… Умный военный разрядник давно бы уже самостоятельно всадил в пузо ублюдка сколько положено вольт… Та—ак, теперь на очереди два говнюка пожиже…

Я, сквозь град ударов, ухитряюсь развернуться вполоборота, перехватываю одной рукой несущуюся в меня стопу, и с рычанием вгрызаюсь окровавленным уже ртом в оголённую белёсую кожу повыше тупорылого ботинка. Владелец ноги обрушивает сверху на мою бедную головушку нечеловеческий вопль и валится на спину, подсечённый моей коварной контратакой.

При этом обнаруживается, что у ноги – владелица. Мои глаза вдоль прокусываемой лодыжки и жилистого бедра, под задравшейся оранжевой юбчонкой, отлично видят ничем не прикрытые оволошенные мокрые складки. С особым наслаждением вгрызаюсь ещё свирепее.

Одновременно вскидываю ногу из лежачего положения и вонзаю собственную стопу в пах второго мода, передвижение которого зафиксировало моё периферийное зрение. Мод улетает туда, куда я его послал, а я с сожалением выпускаю из зубов женскую ногу и пытаюсь встать – самый первый мут, наглое мурло, шевелится подо мной и вторым мутом, пытаясь приподнять нас обоих и сбросить с себя. Чтобы расплющить меня в блин толщиной с молекулу, надо полагать.

Но я уже – на ногах, во рту – поллитра крови и распирающий моё собственное горло клекот, вот—вот перерастущий в победный рык. Левой рукой я уже выхватил метательный клинок, кромки которого притравлены мощным транком, и коротким взмахом отправил его в полёт. И ухитрился попасть мутке, юлой вертящейся от боли, прямёхонько в щеку. Разодетая во всё оранжевое нелюдь вмиг замирает. Жива останется, только подрыхнет, а когда очнётся, о горячем свидании со мной мне ей напомнит шрам. И долго будет напоминать, если у оранжевой стервяди органическая регенеративность не выше уровня нормальной человечьей, и если не раскошелится на космет—медика, чтобы подрихтовать мордочку.

В правой руке у меня уже нейропресс, и как только широченный образчик отбросит кореша, вырубленного электрошоком из моей пряжки, я ему покажу, бля, что из себя представляет озверелый дипломированный «интелебент».