Осколки судеб - Плейн Белва - Страница 44

– Я не особенно люблю спиртные напитки. Бокал вина за обедом – вот, пожалуй, и все, что я себе позволяю.

Сердце у нее билось все так же учащенно. Ей не верилось, что это она сидит за столиком с незнакомым мужчиной, заказывая чай и пирожные. Он смотрел на нее поверх вазы с пахучими белыми цветами. По комнате сновали туда сюда какие-то люди. От запаха цветов и этого беспрестанного движения у нее закружилась голова.

– Неожиданное у нас получилось знакомство, – начал он.

– Да. Здесь очень приятно: прохладно, солнце не бьет в глаза.

– Возможность расслабиться перед тем как возвращаться домой к четверым детям?

– Они все разъехались на лето. Двое уже совсем взрослые.

– Глядя на вас, этого не скажешь. Айрис попыталась пошутить:

– Вот видите, какая я уже старая.

– Совсем нет. Особенно в том платье, которое вы сегодня купили. Надеюсь, вы пойдете в нем в такое место, где его смогут оценить.

– Это для торжественного вечера в клинике мужа. Его назначили главным хирургом.

Платье, пожалуй, было чересчур роскошным для подобного случая. У многих брови поползут вверх. Ну и пусть. Пусть они будут смотреть на нее так же, как смотрел в магазине этот мужчина, он и сейчас так смотрит.

– Вы не привыкли к тому, чтобы вами восхищались, – сказал он к се величайшему удивлению.

– Почему вы так считаете?

– Вы так застенчиво наклоняете голову. Застенчиво, почти стыдливо.

– Правда? Я за собой этого не замечала. – И словно желая доказать обратное, она посмотрела ему прямо в глаза.

Он ответил на ее взгляд, и Айрис, слишком смущенная, чтобы отвернуться, продолжала смотреть на него; глаза смотрели в глаза.

– Вы не сказали, как вас зовут.

– Айрис.[21]

– Вам подходит это имя. Такой элегантный и строгий цветок.

– Но я совсем не строгая.

– Наверное, такое впечатление складывается из-за вашей застенчивости. Кстати, меня зовут Виктор.

Ах, если бы ей пришло в голову, что на это ответить, что-нибудь необычное, не столь избитое как «какое красивое имя». Но она никогда не разговаривала с мужчиной так долго. Если она и оставалась наедине с мужчиной, то не больше, чем на пару минут, да и то с мужем какой-нибудь приятельницы, с которым они, как правило, обменивались замечаниями об учительнице в пятом классе – настоящее чудовище – или о ценах на недвижимость в городке.

– Вы не обижаетесь, что я назвал вас застенчивой? Я хотел сделать вам комплимент. Это прекрасное качество для женщины.

– Да, если оно не заходит чересчур далеко.

– Уверен, в вас этого нет. Просто вам нужно время, чтобы освоиться.

– Вы правы, – признала она.

– Вы чувствуете себя неуютно с так называемыми заправскими остряками, на вечеринках с коктейлями, где каждый стремится перещеголять другого в остроумии.

– О, мне такие вечеринки никогда не нравились, более того, я их ненавижу.

Он кивнул.

– Понимаю. Показуха. Кто есть кто. Приходишь домой с головной болью. Я во всяком случае.

И он принялся рассказывать ей разные анекдотичные случаи о вечеринках, которые ему пришлось посещать. Рассказывал он занимательно, делая много метких замечаний, и вообще вел себя так просто и по-дружески, что Айрис полностью расслабилась.

Откинувшись на стуле, она откусила пирожное и искренне воскликнула:

– Ой, как вкусно!

– Я рад, что вам нравится. Сначала вы были в нерешительности, боялись со мной пойти.

Она опустила глаза и посмотрела на свои руки – дорогие кольца, изящные загорелые запястья. Созерцание собственных рук почему-то прибавило ей уверенности в себе, и у нее вновь возникло ощущение одержанной победы, как и тогда, когда он смотрел на нее в салоне Леа.

– Вы не поверите, – сказала она чуть ли не весело, – но со мной такое не часто случается.

– Или совсем не случается? – И так как она молчала, добавил: – Ревнивый муж, надо полагать?

– Да. – Если бы Тео знал, если бы он только знал!

– Ну, это же совсем невинно. Я был один, меня мучила жажда, а любой напиток покажется в десять раз вкуснее, если с тобой за столом сидит очаровательная женщина. Вы смело можете рассказать об этом мужу, когда вернетесь домой.

Но это не было «совсем невинно», иначе чем объяснить ее волнение, эмоциональный подъем, вообще сложную гамму чувств, которые она испытывала. И этот мужчина, казалось, с первого взгляда сумел понять, что она из себя представляет, видимо, угадал, в каком она состоянии.

– Ну хорошо, тогда не говорите вашему мужу.

– Но я же не сказала, что не сделаю этого.

– У вас был такой вид. А может, не говорить действительно лучше. Мужья и жены умеют все усложнять, не правда ли?

– А вы женаты, мистер… Виктор?

– Развелся шесть лет назад. Но мы по-прежнему друзья. Если нам случается оказаться одновременно в одном городе, я обязательно приглашаю ее на обед.

– Я знаю, так бывает, но представить этого не могу. Если бы я… мы развелись, я бы его возненавидела. – Неожиданно спазм сжал ей горло. – Мне бы пришлось его возненавидеть.

– В самом деле? – заинтересовался Джордан. – Но это же, простите меня, так старомодно. Сегодня люди ведут себя честнее. К чему ждать, пока долго подавляемая неприязнь не перейдет в ненависть. Ждать горького конца, когда вы не сможете выносить друг друга и минуты. Уходить надо вовремя, так я считаю.

К ее неописуемому ужасу и стыду, глаза Айрис наполнились слезами. Она быстро сморгнула слезы, но он все же успел их заметить.

– О, извините. Я огорчил вас. Извините.

Она вытерла глаза, чувствуя себя жалкой и смешной.

– Ничего. Как глупо с моей стороны.

– Что же тут глупого, если у вас неприятности.

– Да нет, не знаю, что на меня нашло. – И поскольку необходимо было как-то объяснить этот приступ слабости, она сказала: – Мы поссорились. Вообще-то мы не часто ссоримся, поэтому это меня так задело.

Он легонько потрепал ее по руке, спокойно заметив:

– Ну, стыдиться тут нечего.

– Вы очень добры, – ответила Айрис, именно это и имея в виду.

– Я многое повидал в жизни, много путешествовал, я знаю, когда человеку плохо.

Какой необыкновенный мужчина, подумала она, такой мягкий, такой понимающий.

– Но давайте поговорим о чем-нибудь приятном, Айрис, – продолжал он. – Расскажите мне о своих детях, то есть, если вам хочется.

Это была более безопасная тема, если, конечно, не касаться Стива. Ни к чему снова приходить в возбужденное состояние, что непременно случится, если она заговорит про Стива. Поэтому она рассказала о Лауре, стараясь быть не слишком многословной, чтобы не наскучить, и о Филиппе и его способностях к музыке.

– Я сама начала заниматься с ним, но он меня быстро обогнал и теперь ходит в музыкальную школу.

– Вы и сами, наверное, хорошо играете.

– Всего лишь как любитель. Играю для собственного удовольствия. Я люблю рояль.

Глаза Джордана вспыхнули.

– У меня идея. Я случайно увидел в газете объявление, что завтра в Карнеги-холле, а может, в Линкольн-центре, не помню точно, состоится фортепьянный концерт. Какой-то южноамериканец, лауреат конкурса Клайберна в Техасе. Если я достану билеты, а я наверняка достану, вы не хотели бы пойти со мной на этот концерт?

Это был вызов, а Айрис всегда уклонялась от вызовов. Она вспомнила, как еще в средней школе старалась остаться в стороне, когда предлагали сделать что-либо недозволенное – например, подойти к кому-нибудь и сказать какую-нибудь гадость. Но она вспомнила также и собственное решение, принятое не далее как сегодня утром. Если Тео можно, почему мне нельзя?

– Да, с удовольствием, – ответила она.

Ночью она то и дело просыпалась и начинала думать о предстоящем свидании, испытывая то радостное возбуждение, то угрызения совести. Все утро – пока ходила на рынок, а потом занималась счетами, сидя за письменным столом – продолжался этот конфликт чувств, но ближе к полудню чувство возбуждения возобладало. От сознания, что она желанна такому завидному мужчине, она ощущала себя молодой девушкой. За ланчем она ни к чему не притронулась, так велико было ее возбуждение. В три Айрис достала из шкафа платье – красное с белым, с кружевным гофрированным воротником. Разглядывая себя в зеркало, она подумала, что ей следует чаще покупать себе вещи с такими вот гофрированными воротниками: они удлиняли лицо, придавая ему романтическое очарование. Затем надела свои лучшие золотые браслеты, подушилась и пошла вниз заводить машину. Было начало пятого.